Школа боевой магии. Том 1 (СИ) - Кун Антон. Страница 38

Я с недоумением смотрел то на него, то на Агафью Ефимовну, и… в её глазах плескалась тревога.

Что за… Откуда он меня знает?

Чёрт!

До меня, как до жирафа, наконец, дошло, что Сан Саныч назвал меня магом.

Мне стало смешно. Я маг! Чушь какая!

— Чушь какая! — засмеялся я в лицо Сан Санычу. — Никакой я не маг!

— Да?.. — Сан Саныч усмехнулся. — Владислав Грачёв, маг и спаситель мира.

— Вы меня с кем-то путаете, — заявил я и повернулся, чтобы отправиться на кухню, я соскучился по Дёме, нужно было лично убедиться, что с ним всё в порядке.

— Я тебя не отпускал, — в голосе Сан Саныча появилась сталь.

У меня было одно желание — свалить побыстрей, но Сан Саныч пригвоздил меня вопросом:

— Хочешь сказать, что Григорий Ефимович наврал мне?

Вот тут я растерялся окончательно.

— Но я действительно не маг! — буркнул я. — Я не знаю, что вам наговорил Григорий Ефимович…

— Зато я знаю, — ответил Сан Саныч.

Он стоял и рассматривал меня.

И тут я услышал слабое мяуканье, обернулся и увидел Дёму. Он еле ковылял вдоль стеночки.

Я рванул к нему и подхватил на руки. Дёма жив! Я был счастлив!

Сан Саныч усмехнулся и приказал:

— Оставь котёнка и пойдём со мной!

— Нет! — заявил я и добавил: — Не оставлю.

Мне было пофиг и на Сан Саныча, и на всех остальных. Кто бы чего бы мне ни говорил, я так и пошёл с котёнком.

— А как же Гриша? — спросила вдогонку Агафья Ефимовна. — Вы же к нему приехали?..

— Потом! — отмахнулся от неё Сан Саныч и пропустил меня вперёд на выход.

Парни занимались на веранде с Борей. Там были и наши, и кадеты. Они снова работали с опорами. Временами раздавался смех.

Мне так сильно захотелось к ним, но Сан Саныч взял меня за плечо и повёл к воротам. Мне ничего не стоило освободиться, но как-то даже мысли такой не возникло.

Едва мы вывернули из-за угла дома, как я услышал окрик: «Смирно!», я так и не понял от кого, но все охранники тут же вытянулись по стойке смирно, как перед генералом. И мы с Сан Санычем пошли мимо охранников. Он — не обращая на них внимания, я — пялясь на то, как они вытянулись в струнку.

Тут был и Женя, он проводил меня взглядом, и на лице его промелькнула очень неприятная глумливая ухмылка. Да пофиг! Главное, Дёма жив и, кажется, выздоравливает.

Я осторожно прижимал к себе котёнка. Сан Саныч крепко держал меня за плечо.

Мы подошли к большому чёрному джипу с тонированными стёклами. Водитель выскочил из машины и открыл заднюю дверь.

Сан Саныч легонько подтолкнул меня внутрь, а потом сел сам.

Я был растерян настолько, что мне даже в голову не пришло сопротивляться. Я даже не попытался открыть вторую дверь и выйти наружу. Я сидел, как заворожённый, хлопал глазами и прижимал к себе Дёму.

Водитель закрыл дверь за Сан Санычем и поспешил на своё место.

Сан Саныч скомандовал:

— Поехали!

Водитель без лишних разговоров завёл двигатель, не спеша развернулся и выехал за ворота.

Я оглянулся и увидел Агафью Ефимовну. Она выбежала вслед за нами и теперь стояла растерянная.

А ещё я увидел капитана Ерохина. Он спешил с другой стороны дома. Интересно, где он был? Не в наших же спальнях? И на веранде с Борей я его не заметил. И не из кадетской палатки вышел… Остаётся комната наказаний… Интересно, кто там сейчас и за что? Может, кто-то из кадетов? Или наши?.. Артём говорил, что обстановка сейчас напряжённая, преподавателям тяжело.

И тут до меня дошло, что Григорий Ефимович болеет. Неужели главный теперь капитан Ерохин?

От этой мысли по спине побежали мурашки и что-то внутри заворочалось. Что-то тёмное, страшное, полное ненависти. Что-то жаждущее крови…

Я испугался, вдохнул, выдохнул и принялся гладить Дёму с удвоенной силой. А он — благодарно заурчал, и тёмное немного успокоилось.

Сан Саныч молчал, водитель — тоже.

На просёлочной дороге, нас хорошо так потрясло и поболтало. Я уже и забыл, как ехал тут в первый раз.

Затемнённые снаружи стёкла не скрывали обзор. Я видел, как мы вывернули с лесной дороги на трассу, как понеслись по ней. Видел рекламные баннеры на обочине, автомобильную развязку, своротки с указателями населённых пунктов. И от этого мне стало страшно. Не от неизвестности, а от того, что больше от меня ничего не скрывают. Значит, абсолютно уверены, что я не сбегу и никому ничего не расскажу.

Мне было реально страшно.

Ещё и этот Сан Саныч молчал, не объяснял ничего.

Может, он ждал, что я начну расспрашивать его, куда он меня везёт?

Я покосился на Сан Саныча. Он сидел, погружённый в свои мысли. Создавалось ощущение, что он вообще забыл, что я нахожусь рядом с ним.

Забавно, поначалу я мечтал вырваться из этой странной школы, мечтал узнать, где она расположена. И вот теперь я знаю где она, могу даже на карте показать, и уезжаю из неё, а мне страшно.

И тем не менее, я не задавал вопросов и не показывал своего страха. Ибо нефиг!

Чтобы отвлечься я рассматривал рекламные баннеры, пытался запоминать слоганы и номера телефонов, но тут же забывал их. Довольно часто встречались растяжки с президентом Радимом Ефимовичем Баскаком — гарантом процветания Рувении. Было много флагов — уже начали подготовку ко Дню единения Рувении. Растяжки с гербом Рувении и девизом: «Всё на благо страны!», социальная реклама про то, как государство заботится о жителях, а жители в ответ должны заботиться о государстве и исполнять волю бессменного руководителя. Конечно же висели и коммерческие баннеры — где можно приобрести или отремонтировать машину, а где — бытовую технику. Придорожные столовые, гостиные дома… координаты ответственных за ремонт дороги на этом участке… Белела разметка на асфальте… Мелькали деревенские домики с полными цветов палисадниками.

Наконец, мы въехали в город. Машина встроилась в общий поток. Вместе с другими останавливалась на светофорах, пропускала пешеходов и другие машины.

Я смотрел в окно и понимал, что вот я еду в городе, и никто об этом не знает. Более того, прохожим до этого нет дела. Они вообще не догадываются о моём существовании. А люди, которым есть до меня дело — мои мама с папой и сестрой — им никто ничего не скажет. И узнают ли когда-нибудь?

Мне стало себя жалко.

Я вздохнул, и Сан Саныч сделал короткое движение головой, но так и не повернулся, не посмотрел на меня.

Наконец, мы заехали во двор какого-то административного здания. Машина подъехала к крыльцу. Остановилась. Водитель вышел. Открыл дверь Сан Санычу.

Сан Саныч выбрался из машины и скомандовал:

— Выходи!

Я вышел, всё так же прижимая к себе Дёму.

Сан Саныч покосился на котёнка, но больше ничего не сказал. По поводу Дёмы мы с ним выяснили всё ещё там, в коридоре, где встретились.

Если честно, я сам не понимал, почему для меня так важно, чтобы Дёма был рядом. Это ведь просто котёнок. Но когда он был рядом, я чувствовал себя намного увереннее, намного собраннее. Наверное, потому что понимал: от моих действий зависит жизнь этого малыша.

С другой стороны, Дёме, наверное, лучше было бы оставаться там, рядом с Агафьей Ефимовной. Она б его и покормила бы, и коробка у него была удобная, и на улицу сходить в любой момент можно. А тут пришлось раненому трястись в машине. К тому же я не знаю, что со мной будет дальше, как я в такой ситуации могу отвечать за котёнка? То есть, явный эгоизм с моей стороны.

Но не мог я уехать один. Вот просто не мог и всё!

Как ни странно, про Арика, я вспомнил только сейчас, что он же не знает ничего про меня и волнуется, наверное. Но мысли об Арике как пришли, так и ушли.

Сан Саныч кивнул мне на крыльцо: заходи, мол.

Я поднялся по ступенькам и открыл дверь. Прямо скажем, ноги у меня были ватными.

Охранник на посту подскочил и вытянулся по стойке «смирно».

Сан Саныч кивнул ему и подтолкнул меня вперёд.

Охранник… посмотрел сквозь меня, как будто меня уже нет, как будто я пустое место.