Железо и кровь. Франко-германская война - Бодров Андрей. Страница 26

Ситуация осложнялась тем, что значительная часть армейского имущества хранилась на больших складах, откуда его еще предстояло направить в действующую армию. Для этого требовалось время, к тому же мобилизационная неразбериха мгновенно отразилась на системе снабжения. К примеру, было неясно, куда отправлять вооружение для резервистов — на сборные пункты, в гарнизоны полков, к которым они были приписаны, или в район сосредоточения действующей армии? Итогом стала нехватка во французской армии самых необходимых вещей. Хаос достиг таких масштабов, что прибывающие на театр военных действий командиры дивизий иногда не могли понять, где находятся их полки.

Как писал впоследствии один из крупнейших исследователей Франко-германской войны Майкл Говард, «ни недостатки стратегического планирования, ни некомпетентность французских командиров, ни численная слабость французской армии не дали немцам критического преимущества в начале войны. Это сделал хаос французской мобилизации» [208]. Лебёф оптимистично рассчитывал завершить мобилизацию и развертывание в течение двух недель и иметь на границе к 28 июля 385 тысяч солдат и офицеров. По факту в этот день — день прибытия французского императора в Мец — численность Рейнской армии едва превысила 200 тысяч. К 31 июля она возросла до 240 тысяч, однако часть подразделений находилась на значительном удалении от основной группировки и не могла принять немедленного участия в боевых действиях. К 6 августа, когда состоялись первые крупные сражения, только половина резервистов прибыла в свои части.

Далеко не все резервисты вообще стремились попасть на фронт; некоторые предпочитали отставать от своих частей, пьянствовать и даже попрошайничать. Пожилой страсбургский библиотекарь вспоминал: «Я был потрясен отсутствием энтузиазма у наших солдат; я очень хорошо помню, что в 1814 и 1815 годах, несмотря на всю тяжесть положения, раздавались радостные крики: «Да здравствует император!» Сейчас нет ничего подобного» [209]. Впрочем, представлять французское развертывание одним непрерывным кошмаром тоже было бы неправильно; дисциплина и опыт старых солдат, а также изрядная доля импровизации часто помогали исправить сложную ситуацию. Французские железные дороги, несмотря на все проблемы, в целом неплохо справились со своей задачей [210]. Фатальным для французов оказалось даже не развертывание армии, а прокрастинация высшего руководства, не представлявшего себе, что делать дальше.

В конце июля Рейнская армия состояла из восьми корпусов (Гвардейский и 1-й — 7-й) под общим командованием Наполеона III, начальником штаба и главным военным советником которого являлся Лебёф. Такое решение было принято 19 июля; в правящих кругах было распространено мнение о том, что император должен лично возглавить армию, как это подобает преемнику великого Бонапарта. По сути, армия состояла из трех группировок. Первая из них находилась в Эльзасе: 1-й, самый крупный (4 пехотные и 2 кавалерийские дивизии) армейский корпус под началом маршала Мак-Магона сосредотачивался в Страсбурге, 5-й (генерал Файи) — в Битше, а 7-й (генерал Дуэ) — в Юнинге. Вторая, в Лотарингии, была примерно такой же по размеру: 2-й (Фроссар), 4-й (генерал Ладмиро) и 3-й (маршал Базен) корпуса занимали более компактно Сент-Авольд, Тьонвиль и Мец. Гвардия под командованием генерала Бурбаки была направлена в Нанси, откуда должна была быть переброшена в Саар или Мец, в зависимости от обстоятельств. 6-й корпус формировался в Шалонском лагере в качестве резерва под началом маршала Канробера.

Подобное рассредоточение приблизительно 240 тыс. человек на 265-километровом фронте разрозненными группировками было явно невыгодным и носило временный характер, чтобы дать сформироваться полноценным корпусам, в мирное время как единое целое отсутствовавшим. Еще одним обстоятельством, пагубно влиявшим на штабное планирование, являлась неопределенность относительно того, будут ли у Франции в начинающейся войне союзники. Генерал Жаррас, ставший помощником начальника штаба армии — сначала Лебёфа, а затем маршала Базена, вспоминал, что ответы последнего на вопросы о союзниках «становились все менее и менее утвердительными вплоть до того дня, когда в Меце после сражения при Рейсхоффене он не сказал мне, наконец, что мы должны рассчитывать только на себя» [211].

Маршал Базен, командир 3-го армейского корпуса, должен был взять общее руководство передовой группировкой (2-й, 3-й, 4-й корпуса) в случае столкновения с противником, однако с самого начала распоряжался полученными браздами правления крайне вяло. 3-й армейский корпус в мирное время был расквартирован на территории Эльзаса, Лотарингии и Франш-Контэ, так что Базен как никто другой должен был быть подготовлен к приграничным сражениям с немцами. Базен, однако, согласился на назначение накануне войны в приграничный округ только в видах будущего командования армией и теперь, похоже, слегка дулся на императора, получив из его рук в начале войны единственный армейский корпус. Этим, по крайней мере, себе объясняли пассивность маршала некоторые его коллеги [212]. В реальности роковую роль играло то обстоятельство, что императорская главная квартира считала себя вправе отдавать приказы подчиненным Базена через голову маршала. При этом детализация в этих приказах достигала такого уровня, что практически не оставляла пространства для сколько-нибудь самостоятельных решений; порой главная квартира предписывала точные действия полков и даже батальонов [213]. Отсутствие четкого разграничения полномочий командных инстанций являлось бичом французской армии на протяжении практически всей войны.

Значительная часть французского генералитета при этом по достоинству оценивала противника и не ожидала легкой прогулки. Маршал Мак-Магон, в частности, еще в середине июля заявил генералу дю Бараю: «С германской армией стоит считаться: она только что победоносно окончила две кампании, которые подняли ее моральный дух. И затем ее солдаты обладают прекрасными качествами; они не имеют такого личного задора, как наши, но они дисциплинированы, терпеливы, полностью послушны своим офицерам и исполнят все, что от них захотят. Этих качеств также вполне достаточно, чтобы создать прекрасную армию» [214]. Схожими были оценки генерала Дюкро, полковника Штоффеля и других, имевших так или иначе возможность получить представление о прусской армии.

Настроение в войсках, тем не менее, было приподнятым — многие офицеры считали, что им предстоит успешное наступление и генеральное сражение на территории противника. Немало из них действительно не имело карт собственной территории, однако, как подчеркивал генерал Жаррас, это было проявлением их собственной халатности: в армии Второй империи офицеры были обязаны заранее самостоятельно приобретать карты Франции, доступные в свободной продаже по вполне демократичной цене. Если французская армия и была неплохо снабжена картами Германии, то только потому, что это было задачей военного министерства [215]. Впрочем, и с этими картами было не все ладно. Маршал Мак-Магон, во всяком случае, утверждал впоследствии, что его штабом были получены карты вражеской территории вплоть до самой границы с Россией, но только не левобережья Рейна, куда, собственно, предполагалось вот-вот наступать [216]. В результате французские офицеры импровизировали в меру своей находчивости: кто-то использовал школьные карты, кто-то реквизировал у местных властей кадастровые планы.

Несмотря на все сложности с мобилизацией, французское командование рассчитывало перенести боевые действия за пределы собственных границ: считалось, что прусская мобилизация и развертывание займут около 25 дней, и противнику было крайне желательно нанести удар до того, как он успеет сосредоточить превосходящие силы. Быстрых успехов ждали и в Париже — чтобы укрепить свой трон, императору нужно было одержать победу. Внутриполитические соображения с французской стороны будут не раз решающим образом определять ход военных действий.