Тысячеликая героиня: Женский архетип в мифологии и литературе - Татар Мария. Страница 47

Прежде чем обратиться к Еве, давайте поговорим о Пандоре – женщине, созданной по велению Зевса, чтобы покарать людей за похищение огня Прометеем. Это она выпустила в мир зло, открыв не ящик (как его ошибочно называл голландский гуманист Эразм Роттердамский), а кувшин, полный «тысячи бед». Древнегреческий поэт Гесиод, писавший примерно в 700 г. до н. э., подарил нам два классических варианта происхождения Пандоры и ее волшебных сил. Из его поэмы «Труды и дни» мы узнаем, что ее создал Гефест, а другие боги и богини, в том числе Афродита и Афина, наделили ее дарами – прямо как добрые феи из хорошо знакомой нам сказки о Спящей красавице. Гермес нарек ее Пандорой (неоднозначное слово, которое может переводиться как «всем одаренная» или «всем одаривающая»), а также вложил в нее «разум собачий» и «двуличную, лживую душу» и наделил ее даром красноречия, сделав ее способной на «льстивые речи, обманы». «Теогония» Гесиода описывает Пандору как «прекрасное зло» и «приманку искусную, гибель для смертных».

Зевс велит Гермесу отвести Пандору к Эпиметею, брату отважного Прометея. Наивный Эпиметей не прислушивается к совету брата не принимать подарков от Зевса, и отмщение за кражу огня свершается:

В сосуде остается только одна сущность – надежда {230}.

Сочетая в себе соблазнительное очарование внешней красоты и лживый, коварный характер, Пандора, первая смертная женщина, представляет собой извращенный образ femme fatale. Ее внешность и обольстительность – просто ловушка. Она хитра, как Прометей, но ее лукавство приводит к трагическим последствиям, оказавшись оборотной стороной ума и искусности. Множество чудесных божественных даров, которыми она была наделена, превращаются в собственные же искаженные, обезображенные версии и служат не на благо, а во вред.

Каждая эпоха по-своему переосмысливала образ Пандоры, наделяя ее чертами, в которых отражались культурные опасения по поводу женщин и власти, зла и соблазна. Но к XIX в. ее стремление к знанию стало преимущественно трактоваться как сексуальное любопытство, и ее стали связывать с Евой и грехопадением. На большинстве картин она изображена без блестящих серебряных одежд, подаренных ей Афиной. Вместо этого ее рисуют обнаженной, с кувшином или ларцом под рукой, и всем своим видом она больше напоминает Венеру. Порой ей все же возвращают одеяние, однако оно все равно открывает слишком много (по стандартам своего времени) нагой плоти.

Дж. У. Уотерхаус. Пандора (1896)

Французский художник XIX в. Жюль Лефевр написал обнаженную Пандору, сидящую на утесе; от греха подальше, он изобразил ее боком, но и в этой позе фигура оставляет мало простора для воображения, потому что копна рыжих волос и легкая ткань, свисающая с утеса, ничего не прикрывают. А вот более смелая работа Джона Баттена «Сотворение Пандоры» (1913) открывает полный вид спереди: только вышедшая из кузницы Гефеста Пандора стоит, обнаженная, на пьедестале в окружении богов. Картина Джона Уильяма Уотерхауса «Пандора» (1896) изображает прекрасную лгунью в момент открытия ящика: ее взгляд прикован к содержимому, легкое полупрозрачное платье спадает с белых плеч. «Пандора» (1879) Данте Габриэля Россетти выглядит целомудреннее: платье открывает лишь плечи и руки. На большинстве европейских полотен Пандора либо соблазнительно обнажена, либо столь же прекрасна, но одета: во втором случае женщина на картине вот-вот готова поддаться искушению. Ее представляют одновременно как пленительную искусительницу и как виновницу множества бед.

Как многие греческие мифы, сюжет о Пандоре был выкорчеван из взрослой словесной культуры и пересажен в песочницу детских сказок. Прежде злую сущность Пандоры представляли как нечто великое и грандиозное, но стоило ей немного помолодеть, как она превратилась в «непослушную» девочку, виновную лишь в том, что не устояла перед соблазном красивой и загадочной вещи. Ящик (а после Эразма Роттердамского это всегда ящик) повсеместно изображается как сверкающий, украшенный драгоценными камнями, блестящий ларец; размеры его могут быть разными, однако по мере уменьшения возраста героини он выглядит все больше как ящик с игрушками, чем как ларец с сокровищами. В «Собрании греческих мифов» четы д'Ольер Пандора все еще взрослая женщина, но «красивая и глупая», а также «невероятно любопытная» {231}. Эдит Гамильтон обходится с ней еще жестче, называя ее «прекрасным злом, скрытым в обличье прелестной стыдливой девы». От нее «ведут свое происхождение все остальные женщины», которые несут мужчинам «только горе и погибель, потому что зло заложено в самой женской природе» (как видим, Гамильтон сильно сгущает краски). Ведь Пандоре, «как и всему слабому полу», было свойственно «неуемное любопытство». «Ей непременно требовалось знать, что в ларце», – добавляет Гамильтон, пытаясь донести до нас свое личное чувство досады, которое вызывает в ней эта мифическая героиня {232}.

Первым, кто решил превратить Пандору в девочку, был Натаниэль Готорн. Всего в нескольких милях от того места, где Герман Мелвилл вынашивал «гигантский замысел своего "Белого кита"», Готорн вскоре после рождения дочери задумал переписать древнегреческие мифы. Его «Книга чудес для девочек и мальчиков», опубликованная в 1851 г., пересказывает мифы о Персее и Медузе Горгоне, царе Мидасе и его даре обращать все в золото, Пандоре, Химере, Геракле и золотых яблоках Гесперид, Филемоне и Бавкиде. Надеясь очистить эти истории от их «классической холодности» и «старой языческой нечестивости», Готорн вознамерился добавить мораль везде, где это было бы «уместно» {233}.

Под заголовком «Детский рай» в книге представлен пересказ истории о Пандоре, причем Пандору и Эпиметея в нем Готорн превращает в детей-сирот, живущих вдвоем в скромной хижинке. Пандора замечает в доме красивый сундук и, не в силах забыть о его загадочной притягательности, говорит о нем целыми днями. Однажды ее любопытство разгорается настолько, что она решает все же открыть его. «Ах, проказница Пандора!» – журит ее рассказчик. Затем, когда она уже почти готова поднять крышку, он удваивает неодобрение: «Ах, глупая проказница Пандора!» Но и с Эпиметея Готорн не снимает часть вины: «…всякий раз, когда мы будем упрекать девочку за случившееся, мы не должны забывать и об Эпиметее», – потому что он не остановил Пандору и сам так же страстно хотел узнать, что скрывается в сундуке {234}.

У. Крейн. Иллюстрация к «Книге чудес для девочек и мальчиков» Натаниэля Готорна (1893)

В 1893 г. британский иллюстратор Уолтер Крейн сделал рисунки к «Книге чудес» Готорна для американского издательства Houghton Mifflin. Его Пандора и Эпиметей – стилизованные фигуры подростков, походящих больше на греков, чем на британцев или американцев. А к переизданию «Книги чудес» 1922 г. иллюстрации делал уже Артур Рэкем, известный своими работами к сказкам братьев Гримм и Ханса Кристиана Андерсена: он превратил Пандору и Эпиметея в голеньких детишек (даже не подростков), живущих, словно феи и эльфы, в роскошном земном раю. Адресатом этой нравоучительной истории о любопытстве теперь однозначно стал ребенок – причем это касалось как текста, так и иллюстраций.