Штабс-ротмистр (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич. Страница 32

Конечно, во дворце Монморанси выпустили далеко не последнюю модификацию, оставили деревянный приклад, а не пластиковый, и металлический магазин.

Испытание образцов Пьер обставил в типичном для него кровавом стиле, пригласив пана Гжегожа в качестве почётного гостя. Дал подержать АК.

— Нахлынули воспоминания о молодости?

— Не слишком приятные, синьор. Я был человеком мирным, предпочитал науку. Стрелять не любил.

— Ладно. Я сам испытаю. Выпускайте!

С автоматом в руках парень чувствовал себя крутым и грозным, с удовольствием демонстрируя превосходство.

Они заняли позицию в длинном загоне, ограниченном высокой металлической сеткой.

— Пан, станьте у меня за спиной. Если ваш чудо-автомат даст осечку, прикрою плетением.

Мороз по коже. Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтоб понять, на ком боярич вознамерился опробовать кустарное оружие.

Одолеваемый болезненным любопытством, поляк выглянул из-за спины Монморанси-младшего, когда вдалеке лязгнули задвижки.

Вместо открытия огня боярич пустился в пояснения.

— Некоторые особи никак не желают слушаться команд. Их приходится изымать из стада, чтоб не давали потомства.

Осмотревшись и увидев людей, террор бросился на них с раскрытой от вожделения пастью. Наверно, его специально держали впроголодь для подобной реакции. Сорок шагов, тридцать, двадцать…

Молодой человек поднял автомат и саданул короткой очередью прямо в оскал. Потом добил.

Животное хлопнулось на песок в каких-то пяти шагах, забилось в конвульсиях. Последним дёрнулся хвост рептилии и затих.

— Хороша игрушка! Останавливающее действие пули слабее, но когда их впивается несколько, шансов у зверюги нет, — он любовно погладил цевьё. — И попасть, стреляя как из пулемёта, не в пример легче, чем из винтовки. Браво, пан! Ваши соотечественники изобрели отличную машинку убийства.

Бже не стал уточнять, что автор оружия не из Польши. Для Монморанси-младшего, одного из немногих, кто осведомлён о существовании параллельного мира, все выходцы оттуда — земляки польского попаданца.

— Вы намерены открыть производство автоматов Калашникова прямо здесь — в Монтеррее?

Боярич закинул тёплый от стрельбы образец за спину и распорядился скормить останки террора другим тварям. Затем вернулся к поляку.

— Не Калашникова. Забудьте это слово. Отец распорядился присвоить ему наше имя и, в честь шестнадцатилетия моей кузины, цифру 16. Монморанси-16. Кратко — М16.

Гжегож, не слишком хорошо знавший историю стрелкового оружия СССР и США, тем не менее, представил, что сказал бы старик Калашников, узнай, какое имя присвоено его детищу. Впрочем, поддеть русских — поляку всегда в радость.

— Конечно, массовый выпуск здесь не наладить. Кроме того, придётся уточнить марки сплавов, состав пороха. А ещё отработка технологии, изготовление оснастки. Боюсь, дорогой пан, даже на самом современном заводе сие займёт многие месяцы, хорошо, если не год. Так что один образец М16 отправится на Север Америки к нашим партнёрам, вместе с чертежами.

— Рад за вас.

— Не хмурьтесь! — Пьер улыбался столь же широко, как в прошлый раз, сообщая, что О’Нил якобы срочно уехал. — Ваши интересы учтены. Сегодня, наконец, познакомитесь с моим отцом, боярином Андре Монморанси. Он вам сделает самое щедрое предложение, возможное в этой части континента. Скажу по секрету, один из наших партнёров близок к тому, чтоб запустить сборку автомобиля американской мечты, известного вам как ЗиЛ-131. С его продаж вы тоже получите свой процент.

— Назовёте его М131?

— Сто тридцать один год даже я не собираюсь прожить, — засмеялся Пьер. — Назовём как-то скромнее.

— Вам решать. На сегодня — всё?

— Отчего же? Мы словили птицу удачи за хвост, так давайте выдерем из него ещё несколько перьев. Через полчаса жду вас в кабинете.

— Опять чертежи…

— Пока довольно. Отец приказал добыть социальные сведения о вашем мире.

Спустя тридцать минут боярич проверил, как испытуемый расположился в кресле — удобно и полулёжа. Рядом наготове ассистент, молодой Одарённый выкачивал очередную картинку из памяти поляка и перекидывал её помощнику. Тот переносил на бумагу, сам синьор чурался столь примитивных плетений.

— Пан Гжегож! Начнём с простого. Вспомните последнюю газету, прочтённую перед переносом в Абердин. Я помогу.

Прикосновения к разуму ощущались нежные, почти эротические. Пьер на несколько уровней превосходил Линка по мастерству.

Начали с передовицы в Gazeta Wyborcza. Бженчишчикевич перевёл её, включая выпады против России и восхваление польской внешней политики.

— Признаться, я понимаю слова, но совершенно не смыслю в тамошней ситуации. Слышал, другая Россия — маленькая, меньше, чем коронные земли здесь. Что там вообще происходит? — по мере объяснений поляка Пьер мрачнел, от сияющей утренней улыбки не осталось ни следа. — Не скажу, что я такой уж патриот Всемирной Империи и правящего Торжка. Но с большего нас устраивает текущее положение дел. Юг Северной Америки практически выпал из внимания российских властей. Так, изредка суют нос для порядка, чему-то мешают, но в основном это мелочи. Югом правят девять семей, наша — одна из первых в девятке. В случае неприятностей мы сами именем Государя-Императора разберём любую проблему на кирпичики.

— Тогда зачем вам терроры и автоматы?

— Видите ли, дорогой Гжегож, русские не всегда вели себя деликатно. Про резню в Атланте слыхали? Это только самое разрекламированное их неуклюжее вмешательство. К тому же давнее. Если снова вздумают закрутить гайки и продемонстрировать твёрдую руку хозяина, наши терроры вдруг объявятся в их коронной губернии. Или ещё что-нибудь полыхнёт, дабы у казаков прибавилось забот дома, а нас оставили в покое. Но вот такое, чтоб Торжок и Киев были в разных государствах… Пардон, Москва и Киев. Уверен, если об этом узнают в Главной Канцелярии Его Императорского Величества или объявят на заседании Совета Великих Князей, русские придут в ужас.

— Пшепрашам, но какое отношение их дела имеют к этой реальности? Проход между мирами открылся на миг и чисто случайно, пропустив меня одного…

— Ваш внезапно уехавший друг О’Нил наверняка должен был сказать, что существует гипотеза: границы между мирами становятся тоньше. Четыреста лет назад никто не слышал о пробоях и проникновении чудищ, а терроры — далеко не единственная живность из Тартара. Теперь вот вы… Кто знает, вдруг возникнут и стихийные пробои на вашу родину, а не только в результате эксперимента. По глазам вижу: хотите домой. Обождите! Отец предложит вам такие условия, что лишь глупец посмеет показаться.

Или покойник, подумал пан Бже. Потому что другого варианта, если не согласиться на их предложение, не будет.

[1] Или пользуется Bluetooth-гарнитурой.

Глава 11

Легенду придумали заковыристую. Наброшенное на Тышкевича плетение, собранное им больше по наитию, чем по магической науке, порой подбрасывало неожиданности. Если штабс-ротмистр всё же говорил по-английски, его манера речи больше скорее смахивала на классическую, времён того же Шекспира, которому они со Львовой уделили должное внимание.

Когда поезд одолевал последние вёрсты перед вокзалом Питтсбурга, княжна предложила:

— Давайте мы будем уроженцами Лондона, недавно переехавшими в Нью-Йорк. Иначе сложно объяснить витиеватые обороты моего продюсера. Например, прогоняя хулиганов в Гаррисбурге, он, вместо того чтоб послать их словами fuck out, как принято в Америке, умолял: please get out. Хотя тон был правильный — убирайтесь нахрен.

Мужчины улыбнулись, Виктор Сергеевич натянуто. Он старался теперь даже на рабочих совещаниях группы пользоваться исключительно английским, понимал всё отменно, но вот с устной речью возникали казусы.

Сэвидж поддержал:

— Верно, мисс. Вы тоже не вполне американка. Наши молодые леди проще себя ведут. Из ваших уст fuck out не звучит.