Штабс-ротмистр (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич. Страница 47

Каков его невзятый замок⁈

Ну, например… Аккуратнейше дослужиться до полковника К. Г. Б. и уйти на заслуженный пенсион, скоротав остатки лет в провинции, в тихом Логойском уезде Минской губернии, где вскорости тихо помереть от старческого пьянства, когда уже бессильны и пилюли, и целительские плетения, под всхлипывания вдовы, детишек и внуков, незаметно радующихся небольшому, но всё же наследству?

Наверно, дядюшка, да и покойные родители на небесах тоже, такому выбору рукоплескали бы. Особенно, если в жёны взять помещичью дочь хороших кровей, чьи душевные добродетели измерялись бы, в первую очередь, десятинами пахотной земли в приданном. Приключения в Америке, опасным из которых был, пожалуй, только полёт на дирижабле и его падение, служили бы только пищей для баек детям, а потом внукам. Со временем обросли небылицами, раздувающими «героический» образ отца и деда до неприличных величин.

Печальные глаза княжны, возникавшие перед внутренним взором, стоит смежить веки перед отходом ко сну… Такие разные, обычно тёмные, карие, вдруг внезапно светлеющие, когда Анастасия даёт волю чувствам или выпускает Энергию… Они забудутся, изгнанные из сознания под напором непреложного факта: она — из другого мира, для него закрытого, а её каприз со службой в К. Г. Б., странной службой — в ипостаси связистки, неизбежно закончится. Уже, пожалуй, закончился, поскольку она с княжеской гвардией, а не у вице-губернатора. Как прервутся и другие её контакты с простыми людьми, вроде обычного графа с белорусско-польской окраины коронных земель, не считая разве что прислуги.

Что — всё? Совсем всё? И гори огнём, невзятый замок на высокой горе? Неужели в четверть века, не старый ещё, уже не хочется в бой и в поход, отдаваясь на милость осмотрительности, вбитой в рефлексы службой телохранителя? А ведь не слаб, не разбит, как в том стихотворении, угроза пока ещё смутная, да и в княжеской гвардии он — не одиночка, вокруг очень умелые воины…

Выдохнув, словно собираясь опорожнить стакан водки одним глотком, сорвал трубку внутреннего телефона и попросил авто — ехать на Длинный Остров. Дежурный ответил, что может помочь лишь вызовом таксомотора. И хоть ехать в ночь далеко, оттого обойдётся недёшево, Тышкевич велел: вызывай.

Уже через полчаса машина вырулила на дорогу в осенних сумерках, перед выездом на мост фары выхватили указатель с надписью Long Island.

Когда приехали на самый восток острова, стемнело. Отдал двадцадку чернокожему водителю, хныкавшему: не накинете ли сверху, мистар?

Забрав чемодан, граф решительным шагом направился к воротам поместья, оборудованным по армейскому образцу с часовым у ворот. Шёл быстро, понимая, что есть в нём мещанская часть натуры, увещевающая — заслуги твои в Америке достаточны, чтоб претендовать на милости начальства по возвращении в Торжок и просить повышения. То есть перевести стрелки на колею, ведущую к пенсиону в Логойске.

Иными словами — состариться душой в двадцать пять.

Преодолев соблазн, словно кинулся головой в омут:

— Доложите по команде: штабс-ротмистр Тышкевич для дальнейшего прохождения службы в гвардии прибыл.

Пока солдат накручивал телефонный диск, за коваными решётчатыми воротами показалось улыбчивое лицо Искрова, совершавшего променад на сон грядущий.

— Виктор Сергеевич! Уж сомневался, приедешь ли. После того, как Линка машина раскатала, ты как опущенный был.

— А ты? — он стразу перешёл на свойский тон, обычно принимаемый, когда рядом не было посторонних, например — солдата в будке.

— Я уж рапорт написал. На перевод из Девятки в гвардию. А что? Служба только называется — частная. А всё одно — то же самое. Чин сохранили. Только денежное довольствие выше. И Великие Князья Государю служат, ведь так? Словно в Десятое Отделение перевёлся.

На самом деле, Главная Канцелярия насчитывала всего девять отделений.

Вышел офицер в гвардейской форме Львовых, но едва тот перебросился парой фраз с новоприбывшим, как зазвучал пронзительный горн.

Его звучание ни с чем другим не спутает никто, кто готовился держать оружие на государевой или частной службе.

Сигнал пробоя.

— Штабс-ротмистр! Коль вы с нами, бегом в третью роту — получите оружие. Доложитесь ротному, какой может быть прок от вас в бою. Одарённый?

— Шестой уровень, воздух, вода и огонь, каждого понемногу. Защита.

— Присоединяйтесь. И да хранит нас Господь.

х х х

Пробой, как оказалось, рванул на юге, ближе к центру Америки, где Тихий и Атлантический океаны шлют волны навстречу друг другу, не в силах одолеть полосу суши шириной в двести вёрст у залива Кампече. Поэтому тревога, прозвучавшая в Ново-Йорке, не привела ни к каким поспешным мерам. До места событий гвардейцев Львова и казаков Князя-Государя отделяли тысячи вёрст. Ни в ночь, ни наутро частная армия Великого Князя так и не сдвинулась с места вопреки высочайшему указу — немедля в подобных случаях призвать весь наличный воздухоплавательный и железнодорожный транспорт, поспешая к месту пробоя.

Виктор Сергеевич, зачисленный в третью роту и получивший форму гвардии штабс-капитана, растянулся во весь рост на сборной койке, оправдывая извечную армейскую мудрость: солдат спит — служба идёт.

Полковник Митин, Одарённый не ниже седьмого уровня, вызвал Тышкевича после рассвета. Его кабинет более напоминал походный штаб — с разложенными картами Центральной Америки и планами железнодорожных путей.

— Штабс-ротмистр! Вы влились в группу обеспечения?

— Так точно, ваше высокоблагородие. В третью роту, в качестве огневой поддержки стрелков.

Полковник носил чёрный берет, память о службе в штурмовиках. Но в его гвардии даже самый дотошный наблюдатель не увидел бы и доли той расхлябанности, что потрясла офицеров «Девятки» в команде Буранова и Хвостицына по пути в Ново-Йорк.

— Слушайте приказ. Внизу под охраной часовых находится непонятный субъект. Утверждает, что знает вас. И будет полезен в акции с пробоем. Выяснить и доложить.

— Есть!

Граф развернулся и отправился к выходу из особняка, где, вероятно, и расположено упомянутое «внизу». По пути встретил Искрова, тот задержал спешащего товарища:

— Виктор, слышал новость? О ней во всех утренних газетах.

— Не имел удовольствия их пролистать.

— Наши тянут с отправкой войск к экватору! Даже полк, расквартированный в Мехико.

— Почему?

Тышкевич остановился на коридоре, хоть намеревался дальше перейти на бег — столь обязательно-срочным прозвучал приказ полковника.

— Ходят слухи, что наше начальство желает проучить американцев. Не цените нашу помощь? Так сами посмотрите, что будет, ежели она запоздает.

Не желая верить услышанному от Прохора, штабс-ротмистр продолжил путь, чтоб увидеть у лестницы двух часовых, растерянно оглядывающихся по сторонам.

— Велели сторожить до вас, ваше благородие, — доложил унтер. — Так что сидел он на скамье, и нет его… Виноват, ваше благородие.

Прикинув, что только один человек мог втихую выведать о его отъезде на Лонг Айленд, а потом спрятаться от часовых, граф вгляделся в тонкий мир, затем приказал унтеру:

— Присядь-ка, браток, на ту скамью.

— Чай — устал, — поддел его напарник-ефрейтор без всякого уважения к старшему.

Едва гвардеец опустил пятую точку, как сразу вскочил, на что-то наткнувшись, а на скамье заворочался Пётр Пантелеев. Из озорства принял личину гвардейского фельдфебеля, только затем скинул морок.

— Обман ближнего своего есмь грех. Тебе не объяснил твой духовник?

— В Америке всё — сплошь греховно, ваше сиятельство.

— Что за грех намерен предпринять сегодня?

— Проситься в ваш батальон и лететь с вами в Центральную Америку. Ничего не грех, совершенно богоугодное дело.

Виктор Сергеевич даже руками развёл.

— Там прикидываться скамейкой и тем самым вводить в замешательство тварей Тартара⁈

— Что вы, господин штабс-ротмистр. Оттуда ведь ближе до Монтеррея.