Сказки Бернамского леса (СИ) - Ершова Алёна. Страница 51

Пряный дурман в голове слегка развеялся. Но волна обожания, что шла от девчонки к филиду, грозила перейти в настоящий шторм.

Кам почувствовало, как тело само потянулась в сторону мужчины. Опешила, а потом вспомнила, что она туата нечестивого двора.

«О-о-о, в эту игру можно играть вдвоем, и победитель здесь будет завидовать проигравшему.»

Расслабилась, отпустила очарование собственной тьмы, и остановилась, только когда обнаружила напротив собственных глаз совершенно чумные глаза законника. Мягко отпрянула, слегка смочила языком губы, будто бы даря обещание и наконец закончила: — не была я там давно. Вы что не слышали, о чем в округе говорят? Черный колдун поселился в Бернамском лесу. У нас девки лишний раз за малиной боятся выйти.

До филида не сразу дошел смысл слов. Кам еще несколько мгновений наблюдала, как его расширившиеся зрачки приходят в норму. А отстраненное выражение лица вновь приобретает жесткость.

— Значит Темный лэрд, — произнес он охрипшим голосом. — Что ж… возможно, возможно. Это объясняет кривой науз… говорят его матерью была сида, из пленных. Король так торопился сделать ее своей, что взял прям на чертополоховом поле на глазах у всей армии… Интересно, что в голове у этого чудного отпрыска? Мстит всем, у кого есть сидская кровь или готовит ритуал для обретения силы?

Филид глубоко ушел в свои раздумья, а потому не замечал, как сжала Корвин кулаки, как удлинились, впились в кожу ногти, как проступили на лице черные перья.

«Хватит! Возьми себя в руки, Кам! — Корвин опустила голову, пытаясь скрыть изменения, — Ты зачем в это встряла⁉ Зачем разворотила старую рану?»

«Так надо», — глухо отозвалась сида и снова ушла вглубь сознания.

— Что ж! Решено! — Трейлл хлопнул рукой по столу. — Как только непогода стихнет, я отправлюсь к башне. Зло не должно оставаться безнаказанным! А ты, — он повернулся к Корвин, взял ее руки в свои и поцеловал, — Свяжешь мне узлы на удачу?

Всю ночь Корвин не сомкнула глаз. Всю ночь плела науз.

Не устроила ее шерсть, не устроил и шелк матушкин. Одинокая, нагая она скользнула за порог. Раскрыла себя холоду ночи. Ухватила вьюгу, запустила веретено. Закружилась, завертелась, потянулась из снежной кудели тонкая нить. Не досчитается поутру синеликая Кайлех шерсти на своих овечках. Что ж, и за вьюжным стадом пригляд нужен.

Дома отряхнулась, оперилась черным платьем, поджала под себя босые ноги, взяла вилку костяную, двузубую да принялась крутить шнурок. Силой слова его напитывать. Хороший шнурок вышел. Белый. Искристый.

— Да будет он крепок, как крепка любовь моя, — прошептала Корвин, и продела нить в последние петельки, наглухо запечатывая конец. После взяла, свернула хитрую петлю, другую, третью, протянула через них край шнура и стянула. Оглядела получившийся шарик, и довольная собой кивнула. Не выходило из ее рук работы лучше этой. Крепче любого щита, любой брони узел. Убережет хозяина и от меча, и от стрелы, и от слова злого. Спокойно теперь можно спать ложиться. Не одолеет Темный лэрд ее Трейлла.

XI

Утром вьюга стихла. Щелкала морозными зубами Кайлех. Носилась злобным ветром по округе. Да только мало кого напугать смогла. Привык люд к склочному характеру дочери Гриниана и не обращал большого внимания. Главное лично ей на глаза не попадаться. Но глупцов нет, в холодное время года, нос в лес совать.

Трейлл Денинсон ушел с рассветом. Оглядел придирчиво науз и не удержался, притянул сейдкону. Поцеловал ее властно, страстно, до цветных пятен перед глазами.

— Запрись и не выходи, — велел он, пока Корвин грела пальцы о пылающие щеки, — И не смей за мной идти — это опасно.

Отец то же не выдержал песьего воя. Освободил собаку да сам подался вслед. Корвин привыкла, что родителя тяготили стены их темного жилища.

«На нем золотится туатская милость, — сказала как-то Кам, — От того и лес благосклонен. Интересно которую из дивных дев смог заинтересовать простой охотник…?»

Тогда Корвин лишь надулась, уж сильно ей не понравился пренебрежительный тон сиды, а теперь смотрела во след отцу и не знала тревожиться о нем или радоваться?

Но переживаниями сыт не будешь, хочешь-не хочешь, а хозяйничать придется. И завертелось. Пшено перебрать да помыть, жира натопить, двор вымести, очаг почистить. И что в руки не возьмет, все ей о славном филиде напоминает.

Зола из очага похожа на его глаза, что смотрели с пытливым интересом. «Понравилась ли я ему? Ведь не хромая, не кривая. Глаза и те смотрят ровно. Отчего с такой к огню не подойти».

Ягоды сушеной малины были сухими и мягкими. Корвин взяла одну и провела по губам. «Ведь не целовал бы, если бы не понравилась? Не держал бы словно дороже нет ничего».

Грязный котелок, заставил задуматься о свадьбе. «Позовет, замуж нет? А им филидам можно? Конечно можно! Как иначе новым магам появляться?»

От мыслей о детях ее отвлек вороний вскрик. Корвин взвилась вся как пружина. Выбежала во двор. Ворон-найденыш летал кругами и заполошно каркал. Сейдкона выглянула за калитку — никого. Но птичье беспокойство уже поглотило и ее. Подставила лестницу, взобралась на чердак. С высоты было хорошо видно, как деревенские, шумным потоком идут к ее дому, как кривится воздух от горящих факелов. Как белый снег на дороге перемалывается в черное месиво.

— Э, нет, — второй раз я к ним в руки не попаду. Корвин спорхнула с чердака. Влетела в дом, сорвала чепец с головы, кинула на него три волоса, капнула три капли крови. Авось не отличат морок от девицы. Свистнула ворона, схватила горшок с кашей и выскочила на улицу. Главное успеть добраться через пустырь до леса. Ничего, ее скроют птицы. Алчным до мести сельчанам хватит забавы. Пшено золотым вихрем полетело на свободу. Из-под крыш домов, с заснувших деревьев, сквозь жухлую речную траву пестрым облаком взвились птицы. Закрыли ее от лишних глаз. Корвин, что есть сил помчалась к лесу.

Остановилась только тогда, нос перестал улавливать запах дыма. Подперли видимо дверь поленом, да подожгли. Значит уверились, что в доме она была. Хорошо. Только вот что дальше? Куда идти, у кого помощи просить? Огляделась и только ахнула. Позади нее на снегу не было следов. Прошлась. Рыхлый, подтаявший снег и не думал проминаться. Топнула ногой и провалилась по самый край ботинка.

— Чудно, теперь и заблудилась, — пробурчала Корвин, но про себя отметила, что зимний холод ее скорее обволакивает, чем пронизывает. Незнакомый лес не пугает. Да и не заблудилась, она, а словно нашлась. Прикрыла глаза и увидела сотни дорог, троп и направлений. Тянулись они не только «где», но и «когда». Одни, стелились у ног ласковой кошкой, другие виляли, словно не желали быть пойманными.

«Мне нужен Трейлл, он обещал защитить, помочь. Он вразумит крестьян, или заберет нас с отцом к себе».

Тропы, словно подвластные ее воле, зазвенели, зазвучали, каждая на свой лад. И среди прочих звуков, услышала Корвин дыхание любимого, узнала его шаги. Потянулась всем существом своим, всеми силами. Открыла глаза и обнаружила себя на узкой лесной дороге, ведущей к развалинам старого замка. А следом заметила и следы филида. Побежала ланью тонконогой.

— Трейлл! Трейлл! Я нашла тебя! — Ее ухватили крепкие руки, прижали к себе. Пеленой укутал запах терпкий, жгучий.

— Я что сказал, тебе безумная? Ты зачем за мной пошла?

Это «ты» было таким тёплым, родным, что слезы облегчения хлынули из девичьих глаз. Ей вдруг так сильно захотелось погладить его по щеке, почувствовать медовый вкус его поцелуя, утонуть в сером омуте. Но филид смотрел сурово, и Корвин не решилась. Под яростное карканье ворона она рассказала, как ушел отец, потом явились крестьяне. Как сейдом отвела им глаза, чтобы сбежать, пока они жгут старую хижину с ее мороком внутри.

— Значит деревенские уверены, что ты мертва? — Протянул Трейл задумчиво. Хмуро взглянул на неторопливое солнце и бросил: — Пойдем, нужна твоя помощь в одном деле. Нужно успеть до темноты попасть в башню.