Штурмовик из будущего 3 (СИ) - Политов Дмитрий Валерьевич. Страница 15
Колено правой ноги распухло, а кость горела огнем. Экспат упрямо брел вперед, стараясь не обращать внимание на боль. В принципе, немного помутившемуся, воспаленному рассудку уже было плевать на то, болит или не болит нога, мучит или нет жажда, одолевает ли голод. Единственная мысль гнала летчика вперед. Туда, где, как он надеялся, его ждало спасение.
Дивин уже смирился со своим незавидным положением. С тем, что потерял самолет. С тем, что оказался в тылу врага. С тем, что его преследуют разозленные потерями вражеские солдаты. Да, погулял на славу. Григорий усмехнулся сухими потрескавшимися губами. А не хрен было пробовать взять его живым! Глядишь, забросали бы гранатами, может и положили бы возле сгоревшего штурмовика. Но нет, решили покуражиться. За то и поплатились.
Когда экспат понял, что гитлеровцы окружили место падения самолета, то думал недолго. Запустил трансформацию и лишь в последний момент пожалел, что не снял комбинезон и сапоги. Теперь, судя по треску рвущейся материи и кожи, придется всерьез озаботиться поиском одежды. Но это потом!
А сейчас…сейчас его ждало увлекательное развлечение, столь любимое многочисленными поколениями мантисов-воинов. Охота на человека!
Первого врага он убил, бесшумно проскользнув между веток кустарника. Столкнулся лицом к лицу с пехотинцем, который крался вперед с азартным выражением лица, выставив перед собой карабин. Наверняка, предвкушал дурачок, что отхватит по легкому Железный крест за поимку советского летчика. Но получил лишь разорванное небрежным движением клешни горло. И упал на землю, булькая и захлебываясь кровью.
А тень страшилища с ужасной мордой вместо лица, уже канула в листве, заходя за спину следующему противнику, который попался в поле зрения светящихся даже днем глаз, спрятанных в глубоких впадинах неестественно раздувшейся головы. Этому фашисту Григорий сломал сильным ударом шею. Попросту перебил. Человеческие кости ведь такие хрупкие.
Дальше он перестал обращать внимание на детали происходящего. Просто пер вперед, точно лось во время гона, находя очередную жертву и расправляясь с нею. Старался тратить как можно меньше усилий, памятуя о том, что силы не безграничны. Но постепенно вошел в раж, и боевое безумие берсерка потихоньку заволокло сознание.
Пришел в себя резко, в один миг. Дивин лежал на земле, скорчившись в позе эмбриона. В голове кружилась пустота. Заворачивалась спиралью, которая вызывала противную, кислую тошноту. Над ним склонилось сломанное деревце. Видать, последним рывком, в падении перебил тонкий ствол и сейчас на лицо экспата капал из него тягучий, клейкий, пахучий сок. Летчик попытался ухватиться за ветки, чтобы подняться на ноги, но руки тряслись, а перед глазами все плыло. И сосредоточиться почему-то никак не удавалось. Редкие мысли пугливо разбегались, прячась от хозяина в темной бездне пустоты.
Но одну из трусливых мыслишек капитан все-таки ухватил. Поймал буквально в последний момент и потянул к себе. И та, поняв, что сбежать не удастся, обрушилась на него, разворачивая картинки произошедшего в последние часы.
Кровь. Много крови. Искаженные страхом лица, крики ужаса, сладкий, пьянящий запах крови…Опять! Вспышки выстрелов, блеск штыков, похожих на тесаки, удары по телу. Боль. Вначале слабая, едва заметная, потом все более и более чувствительная. И в какой-то момент настолько нестерпимая, что мозг решительно погнал своего носителя прочь. Подальше от людишек в форме мышиного цвета, что тоже вошли в раж и навалились толпой, желая задавить его массой, а затем забить до смерти.
Григория замутило еще больше. С мучительным стоном он повернул голову и выплеснул на землю содержимое своего желудка. Да уж, вот смеху-то будет, если его найдут здесь захлебнувшимся в собственной блевотине! Хорошо еще, что ордена и документы оставил на аэродроме, сдав все Зотову.
Над головой что-то прошелестело. Экспат скосил глаза. Птицы. Точнее, целая стая птиц. Отсюда, со своего места он не мог рассмотреть, что это были за пернатые, но, судя по силуэтам, что-то вроде диких уток. О, похоже, угадал, ветер донес многоголосое кряканье. Рот мгновенно наполнился голодной слюной, а желудок скрутило мощным спазмом. Жрать! Поймать, пожарить и сожрать! Нет! Можно и не жарить, сойдут и сырыми!
С этой мыслью благополучно вырубился.
[1] Палки встали (жарг.) — отказ двигателя
Глава 8
Дивин старался точно выдерживать направление по чудом сохранившемуся компасу. Эх, если бы еще планшет с картой остался цел, с ней было бы проще, ведь там была обозначена линия фронта. Хотя, поди знай, какова сейчас конфигурация войск обеих сторон — даже за минувшие сутки все могло измениться самым кардинальным образом. Смущало, правда, что даже очень чуткий слух экспата не улавливал канонады. О чем это говорило? Вполне вероятно, что наступательный порыв советских частей иссяк и они замерли, переводя дух, пополняя убыль в личном составе, технике и боеприпасах. А заодно спешно подтягивали резервы для очередного броска. В этом смысле робкая тишина с единичными орудийными выстрелами являлась одной из самых верных примет для бывалого фронтовика. Наступление будет, но чуть позже. А пока бережем и накапливаем снаряды.
Голова снова закружилась, а к горлу подступила тошнота. Да уж, похоже, что не рассчитал Григорий и силенок потратил гораздо больше, чем мог себе позволить. И теперь организм платил за такое надругательство над собой постоянной слабостью. Летчик усилием воли поборол соблазн рухнуть на землю и отдаться тревожному сну. Идти! Надо идти!
Сбоку, среди деревьев, вспыхнули огоньки. Что это? Люди или звери? А вдруг галлюцинация? Ноги между тем сами свернули и понесли его в том направлении. И подсознание ожило, заворошилось, посылая заманчивые картинки изб, колодезных «журавлей» и курящихся дымком печных труб. Ноздри дрогнули, пытаясь поймать упоительный запах свежеиспеченного хлеба и парного молока. В ту же секунду протестующее взвыл желудок и Дивин согнулся в мучительном приступе. Внутри все жгло огнем.
Экспат шагнул вперед, не глядя, оступился и с тихим стоном упал. Нога! Надо же, подвела в самый неподходящий момент. А он ведь в своих фантазиях уже почти сжал дрожащими пальцами прохладный шершавый бок глиняной баклажки с кислым молоком и впился зубами в горячую мягкую краюху!
Очнувшись, Григорий почувствовал, как чужие руки шарят по его груди, лезут в нагрудный карман гимнастерки. Сил на то, чтобы оттолкнуть чужака не осталось и летчик лишь коротко всхлипнул.
— Кажись, живой! — раздался удивленный женский возглас.
— Да не бреши, — отозвался чуть в стороне мужской. — Он весь в крови и валяется будто колода.
— Да сам погляди, — возмутилась женщина. — Верно тебе говорю, батька, живой летун.
— Вот ведь незадача, — неведомый Дивину «батька», похоже, расстроился. — Возись теперь с ним. Тьфу! Вот куда нам его девать? Сами друг у дружки на головах сидим. Да и немец, того и гляди, наткнется на него и тогда всем хана! Ты того…посмотри получше, может ошиблась и он уже отошел? Эх, царствие ему небесное!
— Да как вам не стыдно? — возмутилась женщина. — Живого человека в могилу норовите сунуть. Наш ведь он, советский!
— «Советский»! — передразнил мужчина. — Где они нынче, Советы те? Староста сказывал, разбили их немчики под Курском и снова на Москву пошли.
— Слушайте этого пьяницу больше, — насмешливо фыркнула женщина. — Он вам с перепугу еще и не то наплетет. Слышь, летун, встать сможешь? — О, а это она уже обратилась к экспату. — Здоров ты больно, не подниму я тебя. А батя у меня инвалид, не поможет.
Григорий с трудом открыл глаза и постарался сфокусировать взгляд. Раза с третьего ему это удалось. Над ним склонилась полноватая женщина в платке и грубой рубахе. На вид около тридцати лет. Лицо испуганное, перемазано грязью. Ну, про этот способ женщин и девушек избежать назойливого внимания гитлеровцев он знал.