Штурмовик из будущего 3 (СИ) - Политов Дмитрий Валерьевич. Страница 16

— П…п…поста…постараюсь! — вытолкнул экспат из себя в несколько приемов.

Напрягшись, он приподнялся. Женщина, словно только этого и ждала, ловко обхватила его неожиданно сильными руками, и помогла встать. Голова закружилась, перед глазами все поплыло и Григория повело в сторону. Но незнакомка не дала ему упасть и потянула к скособоченному приземистому старику.

— Батька, помогай! — придушенно заголосила она. — Не удержу в одиночку!

Мужчина неловко подшагнул к летчику и подставил плечо.

— Цепляйся, летун! И правда, здоровый, как кабан! — охнул он, когда экспат навалился на него. — А с виду задохлик.

Рябой, огромного роста детина с серыми водянистыми глазами и неопрятной клочковатой бородой — муж Евдокии — той самой крестьянки, что нашла Дивина в лесу, поднял здоровенную палку и угрожающе взмахнул ею прямо перед лицом экспата.

— Зачем пришел? — прорычал он зло. — Из-за тебя немец нас всех в землю положит. Убирайся, покуда цел! Много вас таких шляется!

— Фролушка, да куда он пойдет, он же израненный, синяки по всему телу! — повисла на муже Евдокия. Лицо у нее самой было разбито в кровь. Григорий слышал, как громила лупцевал жену, но проклятая слабость не дала возможности вмешаться, заступиться за свою спасительницу. И от этого на душе было мерзко. Знал ведь, что бьет мужик бабу смертным боем как раз за то, что не бросила, дотащила летчика до старой покосившейся бани, и спрятала там. А после еще перевязывала и кормила, пробираясь короткими летними ночами с узелком в руках.

— А мне плевать! — рычал Фрол. — Сейчас я ему башку проломлю и зарою в овраге. Не хватало еще, чтобы немцы или полицаи его здесь нашли. Все ведь на воротах тогда повиснем. Вместе с дитями! Слышь, краснопузый, убирайся! Не то сдам за гроши, да и весь сказ. Ишь, выискался, подлючий Осоавиахим!

Дивин замер. Надо же, откуда только этот придурок выкопал в своей пустой башке старое, еще довоенное название добровольческой организации. Хотя, здесь же почти вся молодежь через нее прошла. Но все же, прозвучало довольно неожиданно. При другом раскладе можно было бы и посмеяться, но сейчас…сейчас как-то ситуация к веселью не располагала.

— Если знаешь, что я летчик, понимать тогда должен, что меня искать будут, — негромко произнес Григорий, глядя мужику прямо в глаза. — Рано или поздно наши сюда вернутся и спросят. Место, где упал мой самолет, моим товарищам известно, — бессовестно соврал капитан. — Приземлиться, чтобы подобрать, они не смогли, но место точно отметили.

— Фролушка, не тронь его! — вцепилась в мужа Евдокия. — Он ведь правду говорит. Вернется Советская власть, узнают, что мы командира немцам выдали и враз в распыл.

— Тьфу на тебя! — сплюнул мужчина. Но руку с палкой опустил. Посмотрел на Дивина зверем и тихим, шипящим от бешенства голосом сказал. — Черт с тобой, краснопузый. Оставайся еще на день. А потом чтоб духу твоего здесь не было! И ты, сука, — повернулся он к жене, — больше сюда не таскайся — не ровен час заметит кто. Соберешь ему что-нить в дорогу и пусть валит. Поняла?

Григорий опять едва сдержался, чтобы не броситься на человека, который вызывал в нем лютую ненависть. Надо же быть таким диким и жестоким! Удерживало лишь осознание того, что на шум драки и в самом деле могут нагрянуть немцы. В селе их квартировало около роты. Да еще и не какая-нибудь тыловая часть, а подразделение элитной дивизии «Мертвая голова». Бог весть, как они здесь оказались, но факт остается фактом — встреча с «электриками» Гитлера вряд ли добавила бы экспату положительных эмоций. Особенно в его нынешнем плачевном состоянии.

Вообще, конечно, чудо чудное, как до сих пор никого из фрицев не занесло к вросшей в землю развалюхе с болтающейся на одной петле дверью. Но факт оставался фактом — капитан не раз наблюдал сквозь многочисленные щели в стенах, как угрюмые солдаты в черных танкистских куртках или камуфляже носятся по селу по своим делам. Причем, не особо утруждали себя соблюдением хоть каких-либо приличий. Повсюду были повалены заборы, сломаны или спилены на дрова деревья, вытоптаны грядки. А уж гадили эти вояки вообще под любым кустом. Одного подобного засранца экспат едва не грохнул, когда тот пристроился неподалеку от его убежища, бесстыже сверкая худосочной задницей и насвистывая незамысловатую мелодию.

Но, как не относись к фашистам, службу они знали. И охрану села наладили вполне качественно. Как только Евдокия с отцом ухитрились миновать многочисленные «секреты»? Хотя, им-то здесь каждая тропка известна сызмальства. Но все равно, многовато охраны было, многовато. Экспат с его умением видеть ауру человека, насчитал как минимум три скрытых поста по соседству. Обычно это была пара солдат. На вооружении — «Пила Гитлера»[1].

Дивин размышлял над тем, как лучше проскользнуть мимо боевого охранения гитлеровцев, когда заметил ковыляющего к бане пожилого мужчину. Его спасители в подробности не вдавались, но по кое-каким обмолвкам, летчик понял так, что тот получил тяжелое ранение еще в первую мировую. Интересно, чего вдруг отцу Евдокии понадобилось?

— Слышь, летчик, — позвал негромко старик, войдя в баню. — Не ушел еще?

— Здесь я, — отозвался капитан. — Чего тебе?

— Плохо все, — тяжело вздохнул дед. Уселся кряхтя на низкую скамейку и потянул из кармана кисет с махоркой. Григорий гулко сглотнул. Курить хотелось невыносимо. Но свои папиросы давно закончились, а местный ядреный самосад-горлодер продирал до печенок. И затянуться хотя бы пару-тройку раз было невозможно. — Ты вот сбежишь, а мне эту шкоду после расхлебывай.

— О чем ты? — удивился капитан.

— Беду ты на нас накликал, вот о чем, — заявил вдруг инвалид. — Фрол который день никак не перебесится с тех пор, как узнал, что ты здесь прячешься. Дочку лупцует почитай каждый божий день. Но это цветочки, — он немного помедлил. — Слух до него дошел, что германец готов заплатить за тебя. И с тех пор все ходит по избе, молчит, да прикидывает что-то. Догадываешься, поди, о чем он думу думает?

— Я-то здесь причем? — угрюмо сказал экспат. — Не я ж ему гроши предлагаю.

— Да оно понятно, — досадливо махнул рукой старик. — Просто я вот о чем подумал: может ты ему что-нибудь дашь? Такое, чтобы подавился жлоб проклятущий и гадость не сотворил?

— Интересно, что? — невесело ухмыльнулся Дивин. — Шлемофон и сапоги с меня сорвало, когда я из горящего самолета прыгнул, — Григорий соврал, чтобы как-то правдоподобно объяснить свой странный вид. — Сам ведь мне лапти принес. Комбинезон ветками посекло, я его выбросил, — опять ложь — после охоты на фрицев комбез был сверху донизу залит вражеской кровью, и поэтому пришлось от него избавиться.

— А парашют где свой бросил помнишь? — вскинулся дед. — Он ведь шелковый, цены немалой. Нам бы на одежку сгодился и вообще.

— Вот ты, жук! — тихо засмеялся Григорий. — Только пойми, чудак-человек, я ведь незнамо сколько от места приземления раненым и в бреду прошагал, пока вы меня не нашли, думаешь я помню, где это?

— Плохо, — вздохнул старик. Помедлил, а потом вкрадчиво предложил. — Может, пистоль свой отдашь?

— Иди к черту! — сердито отозвался летчик. — На немчуру, случись что, с голыми руками предлагаешь кинуться?

— Ну, как знаешь, — обидчиво отвернулся дед. Посидел еще немного, повздыхал, добил свою вонючую самокрутку, а потом потихоньку заковылял обратно к избе.

Дивин задумался. Не понравился ему этот разговор. Как бы и в самом деле не соблазнился Фрол на фашистскую награду. И по всему выходило, что ждать еще один день не следовало. Надо было уходить прямо сейчас. Да, без обещанных продуктов. Но своя шкура дороже. Эх, опять придется брать взаймы жизненной энергии мантиса. А что поделаешь, по-другому никак!

Экспат осторожно вышел из бани. Постоял, пригнувшись, опустив острые шипастые клешни к земле, чутко ловя звуки и запахи измененными ноздрями. А потом медленно заскользил вперед. Туда, где робкими огоньками теплились жизни двух немецких солдат, которые еще не знали, что они уже мертвы.