Утерянная брошь - Монт Алекс. Страница 32

– Мне она теперь ни к чему, для тебя хранила, – скомкав бумагу, Катаржина подожгла ее в пепельнице. – Так что свидания наши придется отложить, да и недосуг ноне этим заниматься.

– Не любишь ты меня! – нервно сфальцетил Казимир и поднял на Ржевуцкую исполненные отчаяния глаза.

– Но, Казик, рассуди сам, – положила на плечи молодому человеку свои нежные руки Катаржина. – Во-первых, Стась здесь; во-вторых, Зося все знает и может в любую минуту заявиться, коли тебя дома не найдет; а в-третьих, ты сам уж сказал. Нужно отследить маршруты следования царя, а это займет мое время.

– Можем встречаться и не здесь, однако ты знаешь, я готов завсегда объясниться с ним. Да хоть сегодня, буде пожелаешь! Да и… – осекся на полуслове молодой человек. Чувственные губы Катаржины запечатали его уста, и неукротимая волна желания заставила забыть обо всем.

– Стало быть, нанимаю квартиру в меблирашках. Мы ведь еще сорок поз из твоей чудесной «Камасутры» 47 не испытали.

– А ты горазд считать! – со смехом отозвалась Ржевуцкая, поправляя кринолин и убирая перед зеркалом рассыпавшиеся волосы. Она решила оставить все как есть и не отказывать себе в удовольствиях со столь пылким и жадным до новых ощущений любовником.

На этот раз Чаров ожидал Шныря в кухмистерской, уговорившись с агентом, что тот приведет с собой сбежавшего из больницы Фрола.

– Значит, когда в сарай вошли, торчавший из банки шнур инженер поджег и тотчас со вторым человеком, что помоложе, наружу выскочил, а ты, мил человек, дальше ворон считал!

– Так оно и было, ваше высокоблагородь. Тока я ворон не считал. Есть за мной грех, на шнур тот искрящийся засмотрелся, аки маленький фейерверк он горел, а тут и рвануло…

– А тут большой фейерверк учинился! Я уж говорил господину Шнырю, – кивнул на агента судебный следователь. – Должен молиться на тех рыбачков, что тебя к фельдшеру отвезли, а уж он первую помощь оказал да в больницу тебя определил. Считай, боевое крещение ты получил. Стало быть, служить далее желаешь?

– Желаю, ваше высокоблагородь, – тряхнул русой головой Фролка.

– Раз так, будешь сызнова за студентом ходить, только уже не в одиночку, а в компании с господином Шнырем, дабы на практике премудростям наблюдательной науки обучиться и куда не надо нос не совать. А теперь обожди господина Шныря на улице, а мы с ним малость потолкуем.

– Рвется в бой парень, – усмехнулся Чаров, провожая взглядом удалявшуюся спину Фролки.

– Еще как рвется, ваше высокоблагородие! Ежели допрежь не убьют, как он в силу войдет да опытности наберет, добрый из парнишки филер выйдет.

– Типун тебе на язык. Дай бог, не убьют, а конфуз на Аптекарском он на всю жизнь запомнит.

– Нашел я человечка, кой дамочку в «Знаменскую» гостиницу с Галерной улицы отвозил, – победно улыбаясь, сообщил Шнырь.

– Вот те на-а-а! Не ожидал, что так скоро его сыщешь, – восхитился находчивостью агента Сергей.

– Вез тот возчик одного барина, по приметам – вылитый покойник, в смысле Князь, на Галерную улицу с Поварского переулка. А как подъехал к нужному месту, барин его, в смысле Князь, увидал на улице, против парадной, где редакция того журнала, молодую даму, коя ему знакомой оказалась. Позвал он ея в карету, и они к Николаевскому мосту покатили. Перед мостом Князь господина одного встретил да с ним переговорил. Ну, а опосля они с дамой той уже не на Осьмую линию Васильевского острова, куда ранее кучеру ехать приказали, а прямиком в «Знаменскую» гостиницу проследовали.

– Ясно-ясно, – протянул Чаров, не сводя глаз с жуликоватой физиономии филера. – Ну, а что дальше-то приключилось? – он догадался, что это не полный рассказ.

– Молодая дама та, коя здоровая на обе ноги в экипаж села, в одночасье в хромоножку седую обратилась.

– Стало быть, Ржевуцкая в карете парик, что при ней оказался, надела, а для натуральности еще и хромать зачала.

– Кучер чуть с козел не свалился, такое увидав, да тут Князь ему целковый отвалил, он и укатил радостный восвояси.

– Молодец, Шнырь! – от души похвалил судебный следователь. – Теперь вот что, – вмиг посерьезнел он. – Скажешь Фролу, дабы завтра у дома Лиховцевых непременно был и со студента глаз не спускал.

– Дык, лучше прямо щас, с ночи и зачнем, ваше высокоблагородие?

– Он же только из больницы, поди еще дома не побывал, да и тебе отоспаться не мешает. Все ж таки поторопились мы присланного от господина Мерзликина агента отпустить, – искренне пожалел Чаров.

– Мне с Фролом куда ловчее, да и на кой он щас сдался?

– Ладно, на кой, – неосознанное беспокойство охватило судебного следователя.

– Тогда завтра в шесть, ваше высокоблагородие? – с энтузиазмом вскинулся Шнырь и после рассеянного кивка Сергея покинул кухмистерскую.

От Пирогова пан Станислав отправился в аптеку Пеля на Седьмой линии, где заказал то, что ему предписал хирург. Домой решительно не хотелось, и, отпустив извозчика, он зашел в «Золотой якорь», благо ресторан находился против аптеки. Экспериментировать с коктейлями и охотой на «бурого медведя» Ржевуцкий воздержался и, заняв стол у окна, скромно заказал полуштоф водки, белужью икру, крепкого бульону да расстегаи с мясом. Выпив под икру косушку из графина и умяв под бульон расстегаи, он потребовал себе семги, решив под нее добить полуштоф. Потянувшись к графину, пан Станислав бросил случайный взгляд на улицу, где увидал фланировавшего по тротуару господина хлыщеватой наружности, коего приметил еще в коридорах университета.

«Любопытно, каким ветром занесло этого дешевого жуира в священную обитель науки? – в ту минуту удивился он. – И вот теперь эта рожа вновь нарисовалась. Неужели за мной хвоста пустили!» – неприятное открытие кольнуло в боку и заставило выпить водки, не закусывая. «Коли это шпик, он и дальше за мной увяжется», – подумал Ржевуцкий, доедая семгу без всякого аппетита, тогда как хмель, начавший его понемногу брать, выветрился без остатка.

По пути на квартиру хлыщеватый тип пропал из виду пана Станислава, и он успокоился. «Опосля подобных вердиктов светил медицины и не такое пригрезится», – заходя в парадную, заключил поляк. Поднимаясь по лестнице, он глянул в окно. На противоположной стороне улицы остановилась карета, из которой никто не выходил, притом возница невозмутимо восседал на козлах и не проявлял признаков беспокойства. «Должно быть, ожидает кого-то», – потянул за сонетку он, продолжая наблюдать за экипажем. Ему показалось, что сидевший на козлах повернул голову и кому-то внимает, хотя рядом не было ни души. «Значит, кучер слушает того, кто внутри кареты», – прикинул Ржевуцкий.

– За нами следят, Китти, – не разуваясь, он подбежал к окну. – Видишь тот экипаж?!

– Вижу, и что с того, Стась? – подозревая недоброе, поспешила на зов мужа Катаржина.

– Полагаю, по наши души эта карета.

– Думаешь, там шпик?

– Посмотрим, сколько она проторчит, – обеспокоенно проронил пан Станислав и, вернувшись в переднюю, решил-таки разуться и снять плащ, тогда как Катаржина не спускала глаз с кареты.

– Не уезжает. А может, это за Казиком? – взволнованно предположила Ржевуцкая и задернула портьеру.

– Оденься и прогуляйся до кондитерской, тогда будет ясно за кем. А я понаблюдаю за каретой. Помнится, ты говорила, что по пирожным соскучилась. Только не оборачивайся.

Когда Катаржина, торопливо стуча по торцовой мостовой 48 каблучками-рюмочками, устремилась в сторону Среднего проспекта, а потом, взойдя на плитуар, пошла не так быстро, карета тронулась с места и покатилась вослед…

«Нужно уезжать, и немедля. Игра в кошки-мышки с ведомством Шувалова чревата, а коли это люди из Сыскной полиции, хрен редьки не слаще», – подумал Ржевуцкий и достал деревянные коробки с пистолетами из потайного отделения бюро.

– Это слежка, Китти, так что собирай манатки, завтра уезжаем, – приказным тоном произнес он, когда жена вернулась из кондитерской и, едва скинув туфли, прильнула к окну.