Жаждущий крови - Пауэлл Тэлмидж. Страница 8

Без паузы Чучело перешел от одной композиции к другой. Чувство, похожее на сладостное страдание, начало заполнять зал. Женщина рядом со мной так сильно вцепилась в край стойки бара, что едва не обломала ногти. Корнет, словно свернутая тугим кольцом серебряная змея, все больше нагнетал обстановку и вдруг, как бы пресытившись, смолк.

Воцарилась головокружительная тишина. Стоя на краю сцены. Чучело произнес:

— Слушайте меня!

— Битники! — взревела толпа.

— Вы получите их! — крикнул Делани. — Жизнь — штука сложная и серьезная!

Снова раздался рев:

— Да!

— Они не могут создавать музыку, потому что не знают как. Они не могут говорить по-английски, потому что не понимают смысла языка. Они живут в канавах, потому что сознают свою принадлежность к ним. Они бесплотные тени, рожденные в могилах и все время сшивающиеся вокруг них. Но мы не такие!

— Да!

— Мы ответим им!

— Да!

— Я ваш лидер!

Высокий, худощавый с длинным лицом, Делани спустился в зал. Он забавно храбрился, словно петушок, но подобную фигуру мы уже видели перед второй мировой войной. Кожа на его лице свисала складками, делая линию подбородка острой, щеки с видневшимся на них легким налетом талька ввалились, а черные волосы, как я заподозрил, частенько прополаскивались красителем. Делани был яростным, но осторожным приверженцем уходящих времен. Его музыка еще имела власть, но постепенно становилась старомодной. Демагогия и антибитниковские выступления снискали ему славу пророка, возвещающего из будущего ответ на нынешнее увлечение общества новым стилем музыки, именуемым коротким словом «бит». Косноязычные речи музыканта зарождали в окружающих чувство принадлежности к чему-то, до конца не осознанному. Делани был умелым игроком.

Я проследил, как музыкант скрылся за дверью напротив сцены, затем поднялся и стал пробиваться сквозь толпу вслед за ним. Несколько секунд спустя я оказался в маленьком, темном, грязном коридорчике. По обе его стороны располагались гримерные. Я выбрал одну из дверей, под которой виднелась полоска света. Замусоренная комната за ней оказалась тесной, душной, наполненной застоявшимся запахом парфюмерии. Делани вытянулся на слегка покосившейся кушетке. Когда я появился на пороге, он сел. Сейчас музыкант выглядел сильно уставшим, изможденным.

— Привет, Риверс, — произнес Чучело, беря со стола пачку сигарет.

— Кажется, мы с вами не встречались.

— Я видел вашу фотографию в утренних газетах.

— Вы ждали меня?

— Почему бы нет? Я уже разговаривал с полицейскими, перед тем как пойти на работу, поэтому сразу догадался, зачем вы сюда явились. Надеюсь, вам удастся достать эту вошь Лепперта. Ина была совсем неплохой девчушкой.

— Может, вы поможете мне?

— Очень хотелось бы, но не могу сказать вам ничего, кроме того, о чем уже сообщил полиции. Я познакомился с Иной, когда она работала здесь, и здорово привязался к ней.

— По возрасту она годилась вам в дочери.

Делани пожал прямыми, действительно как у чучела, плечами.

— Ина была гораздо мудрее любой матроны в этом городе.

— Когда вы видели ее последний раз?

— Около недели назад.

— Вы знаете, почему она бросила работу?

Еще одно движение плеч.

— В таком заведении, как наш Клуб Д, девчонки приходят и уходят…

— Вы никогда не говорили с ней о…

— О чем?

— Ина познакомилась с одним богатым мальчиком. Джерлом Эдкоком.

— Не ходите вокруг да около, Риверс. Ина и я знали друг друга. Знали, в полном смысле этого слова. Между нами никогда не было каких-то ограничивающих свободу связей, и мы легко принимали такие взаимоотношения.

— Вы никогда не видели ее в компании Лепперта?

— Нет.

— Он часто появлялся здесь?

— Не могу сказать. Даже если и так, то этот парень всего лишь одно из лиц в толпе.

— Однако вы запомнили его?

— Только глаза… В них сквозило безумие.

— Вы знали Джерла Эдкока?

— Так же, как Лепперта. Он был жертвой.

— Жертвой?

— Да, простачок, глупый болван.

Делани прикурил вторую сигарету от первой. У него были длинные, словно без костей, пальцы с потемневшей кое-где от никотина кожей. Несколько мгновений я разглядывал музыканта, затем достал свою визитную карточку. Он охотно обещал позвонить, если увидит или услышит что-нибудь о Джерле и Лепперте.

По дороге домой я остановился возле ночного магазина на углу своей улицы, купил там двадцатипятифунтовую упаковку льда и принес ее в квартиру. Бросив лед в таз, я поставил его на стол, а рядом водрузил вентилятор с таким расчетом, чтобы поток воздуха был направлен на кушетку. Уснуть сразу не удалось. Я долго лежал, закинув руки за голову. Вентилятор мягко шелестел в душной темноте. Мысли беспорядочно метались в голове — о черном, пустом теперь окне, возле которого стояла насмерть перепуганная девушка; об автомобиле, скользнувшем в мрачную глубину бухты; о Клубе Д, где пересеклись жизни трех людей, — Лепперта, Джерла и Ины Блэйн; о Веронике Найт…

Я повернулся на бок и попытался отвлечься. Обычно мне удавалось отключать свой мозг и засыпать, когда это необходимо. Наконец я понял причину непроходящего возбуждения. Часть меня находилась в ожидании, прислушивалась к каждому шороху, чтобы вовремя предупредить о приближении Лепперта.

Дела плохи.

Я злобно нажал на кнопку вентилятора и провалился в тяжелый сон. Длился он, правда, недолго. Резкий звонок телефона разбудил меня. Я сел, вытаращив глаза, прислушиваясь, как шумит в голове кровь, включил свет и снял трубку.

— Слушаю.

— Синьор Риверс?

— Да, — голоса я не узнал, — кто говорит?

— Хозяин бакалейной лавки.

— Это с вами я беседовал об Эллен Григсби?

— Да, да. Тут произошла какая-то заварушка, и я решил поставить вас в известность. Двое мужчин увезли синьориту Григсби.

— Кто это был?

— Полисмены. Они повезли ее на допрос.

— Что произошло?

— Какой-то пьяница пробрался в здание через черный ход. Там есть складское помещение, где свалены связки старых газет, ржавые кровати и прочий хлам. Он хотел выпить в тишине и покое, но вместо этого наткнулся на труп. Синьор Риверс, это юноша с короткими рыжими волосами, веснушками и ямочкой на подбородке.

Глава 6

«Нужно попасть туда первым».

Я торопливо оделся и вышел из квартиры, застегивая на ходу рубашку. Духота и мертвая тишина улиц создали у меня впечатление, будто все живое расплавилось и стекло в канализационные каналы Тампы. Стук моих подошв об асфальт гулко раздавался между безмолвных домов.

Дурная весть гнала меня через город. Щупальца тумана колыхались над водой, корчились, подобно живым существам, пытающимся вырваться из черной воды. Лунный свет ровно стелился по обнажившимся после отлива отмелям вдоль берега бухты, и их запах, похожий на зловоние каких-то разлагающихся желеподобных существ, напоминал о городской свалке. Фары моего автомобиля осветили каменные колонны у входа в Коллинз-Хейтс. Широкий, чистый простор улиц охранялся по краям шеренгами австралийских пальм, тянущихся к темному, посеребренному луной небу. Здесь не имелось следов проживания сословия удачливых дельцов, разбогатевших за несколько часов на какой-нибудь афере. Не было ни оштукатуренных в пастельных тонах стен зданий, ни кричащих рекламных стендов, ни архитектурных излишеств, словом, ничего того, что создается с целью освободить вновь прибывших темноочковых, испорченных пропагандой янки от их долларов. Тут и там виднелись просторные, построенные по индивидуальным проектам ранчо. Коттеджи, аккуратно расставленные согласно ландшафту, свидетельствовали о высшем классе района.

Без особого труда я отыскал нужный мне дом и вырулил на широкую белую дорожку. Окна были освещены мягким светом. Послышался звон колокольчика, затем у входа вспыхнул фонарь, окунув меня в поток света, и дверь резко распахнулась. Вероника Найт остановилась на пороге и несколько секунд пыталась разглядеть, кто перед ней. Она была в легком домашнем палате, распущенные волосы спадали на плечи. Женщина, видимо, читала, а сейчас сняла очки в тяжелой оправе и держала их возле лица, словно забыла опустить руку. Ее темные глаза внимательно изучали меня.