Её цветочки - Морган Шеннон. Страница 15
Агнес, которая была всего на год младше самой Бри, стояла рядом с мамой, стоящей на коленях перед одной из зеленых скамей. Одной рукой она прижимала к груди свою бело-синюю собаку, а другой тыкала воздух. Бри сощурила глаза. Не нужно слышать Агнес, чтобы понять – она пытается указывать маме, что где сажать, а мама не обращает на нее внимания, продолжая терпеливо молчать. Но даже сейчас, когда она тщится командовать, худые плечи Агнес напряжены, и она то и дело зыркает то туда, то сюда, всегда в страхе ожидая, что Он заорет, застукав ее, и стараясь придумать какую-нибудь отмазку, чтобы избежать трепки.
Мэдди, вечно плачущая, вечно приставучая, держалась за мамину юбку; ее лицо с большими зелеными глазами было сморщено в плаче, хотя оно у нее всегда оставалось затравленным, даже тогда, когда она радовалась. Но за ее полтора года ей нечасто доводилось испытывать радость.
Послышался громкий смех – и вместе с пылинками заплясал в солнечном свете, льющемся в комнату через закрытое окно. Бри улыбнулась – трудно удержаться от улыбки, когда Рози смеется. У нее был грудной смех, какого не ожидаешь услышать у трехлетней девчушки. Это был один из самых радостных звуков в жизни Бри. Рози упала лицом вниз, но, в отличие от других детей, которые на ее месте разревелись бы, только расхохоталась, да так, что у нее началась икота. Она встала, икнула и тут же упала на задницу, что только вызвало у нее приступ еще более веселого смеха.
На помощь Рози пришла только Виола. Всего на год старше, чем Рози, Виола была самой тихой и самой мечтательной из них, той, кто дает, а не берет, той, кто заботится о других и никогда ничего не просит для себя самой.
Взгляд Бри переместился на ее любимицу Инжирку, сидящую рядом с Монти, который, расставив ножки, качался на подвешенном, как гамак, одеяле, держа в ручках красный трактор и то поднося его к лицу, то отодвигая, завороженный тем, как в зависимости от расстояния на нем по-разному играет свет. Инжирка недовольно смотрела на братика – надо думать, мама велела ей присматривать за ним.
Почувствовав, что за ней наблюдают, Инжирка подняла глаза, посмотрела на дом, и на ее лице отразилось беспокойство, после чего она снова начала с недовольным видом следить за Монти.
Оторвав взгляд от света летнего солнца, которым она тоже обязательно насладится, когда сделает то, что ей нужно, Бри заметила кошелек, лежащий на маленьком столике рядом с Его креслом. Она возьмет немного, чтобы прибавить к тому, что стащила раньше, немного, чтобы Он ничего не заметил, но все же не слишком уж мало, чтобы не обесценить риск, на который идет, – ведь если ее поймают, последствия будут ужасны. Пожалуй, на этот раз надо взять три шиллинга. Да, три шиллинга – это в самый раз.
Бри проскользнула в комнату на цыпочках, стараясь на наступить на скрипучую половицу. Открыть кошелек было секундным делом… После чего она удивленно замерла. Ей никогда не доводилось видеть столько денег – кошелек распух от пачки фунтовых банкнот. А между тем прежде у Него в кошельке бывали только монеты.
Из вестибюля донесся скрип.
Голова Бри крутанулась так резко, что длинные косы ударили ее по лицу. Держа кошелек за спиной, она посмотрела в темный вестибюль, чувствуя, что сердце у нее колотится быстро-быстро.
Купюры были гладкими. Бри ощупью достала из пачки несколько штук, затем беззвучно застегнула кошелек и положила его обратно на стол. Затем на цыпочках подошла к двери, чтобы осмотреть вестибюль.
Здесь все было неподвижно – в потемках даже не был виден пляс пылинок. Бри стояла у двери, напряженная и готовая броситься наутек.
Прищурясь, она оглядела ту часть вестибюля, которую можно было увидеть из дверного проема, затем посмотрела на лестницу, слыша, как в ушах у нее ревет кровь, и нахмурилась. Может, это такая игра? Хотя на Него это не похоже. Обычно Он действовал более прямолинейно, угрожая и ставя синяки. Но тут точно кто-то есть, она это чувствовала, как будто кто-то притаился, стараясь дышать тихо-тихо, чтобы его не нашли.
Нахмурившись еще больше, Бри крадучись вышла из главной гостиной и двинулась вдоль обшитой панелями стены вестибюля, вглядываясь в каждый темный уголок, в каждое пятно на стене, похожее очертаниями на человеческую фигуру, в каждую трещину и щель. Старинные дома тем хороши, что в них полно неожиданных закоулков, комнат, где можно спрятаться, и длинных коридоров, по которым ты, если у тебя есть быстрые молодые ноги, можешь убежать. Но ведь в этих закоулках может спрятаться и тот, кто поджидает тебя, чтобы напасть…
Чувствуя, что от страха у нее не гнется шея, Бри наконец вбежала в тепло залитой солнцем кухни. Здесь она засунула украденные купюры в карман платья и заторопилась мимо огромного стола, стоящего в середине.
Затем остановилась и схватила две горсти крошечных кексиков, остывающих на противнях. Они были еще теплые и пахли имбирем. Чувствуя себя виноватой, поскольку мама наверняка обвинит в их пропаже Инжирку, ведь та ужасно любит имбирь, Бри сунула кексики в карманы, к лежащим там купюрам. Затем, в последний раз оглянувшись на безмолвный дом, выбежала во двор.
После сумрака вестибюля солнечный свет был особенно приятен. Бри вбежала в сад и только здесь заставила себя перейти на шаг. Заметив ее, Агнес насупилась, напустив на себя этот свой противный понимающий вид.
Придав себе видимость беззаботности, Бри приблизилась к Инжирке и Монти, ступая по пружинящей ромашковой лужайке, похожей на пушистый ковер и при каждом шаге испускающей запах битых яблок.
Увидев Бри, Монти радостно загукал. Он был веселым ребенком, да и как могло быть иначе? Он будет баловнем судьбы, ведь он желанный сын, а не еще одна дочь, достойная только презрения.
– Где ты была? – прошептала Инжирка; при виде сестры гримаса беспокойства исчезла с ее веснушчатого лица.
Бри прижала палец к губам и округлила глаза, давая понять, что это большой секрет, который она может сообщить Инжирке только тогда, когда они окажутся одни в своем тайном убежище. Затем уселась и подставила лицо солнцу, чтобы его тепло изгнало из ее сердца ту холодную тревогу, которую она чувствовала в доме. Теперь она могла упиваться своим бесстрашием – как-никак ей хватило духу стащить больше денег, чем она держала в руках когда-либо прежде.
К ней подбежала Виола и с криком: «Смотри, что я сделала!» – всунула ей в руки венок из маргариток.
– Это тебе, Бри. Я сплела его для тебя, – захлебываясь, добавила она.
Радуясь этому переключению внимания, Бри надела венок на голову.
– Теперь я твоя принцесса, – важно изрекла она. – И ты должна будешь делать то, что я тебе повелю.
– Ты не можешь быть принцессой, если на тебе венок из маргариток, – заметила Инжирка. – Это должны быть астры, цветы королей и королев. Так сказала мама.
У Виолы вытянулось лицо.
– Извини, – прошептала она. – Я сплету другой венок, из астр.
Сердито посмотрев на Инжирку, Бри сказала:
– Не надо! Ведь астры у нас лиловые, а мне не нравится этот цвет. К тому же маргаритки предназначены для детей, а я и есть ребенок. Так что я буду маленькой принцессой. А теперь… – Она задумчиво огляделась.
У Виолы радостно округлились глаза – ведь, похоже, сейчас они будут играть. Бри умела придумать игру из любого пустяка, и такая игра могла длиться часами.
– Сбегай на кладбище и нарви мне асфодели.
– Да, ваше величество, – ответила Виола и, сделав кособокий реверанс, пустилась бежать по лужайке, заправив юбку в трусики, как это делала сама Бри, чтобы сподручнее было бегать.
Как только Виола отбежала достаточно далеко, Бри быстро огляделась, чтобы убедиться, что остальные тоже не могут ее услышать, и прошептала:
– Ты Его видела? В доме Его не было.
Инжирка покачала головой.
– Я следила за тропинкой, как ты мне сказала. Он не выходил.
По спине Бри пробежал опасливый холодок.