Безусловный рефлекс (СИ) - Райн Эльна. Страница 46

Родной дом стал для него не только убежищем, но и тюрьмой. Заточением, стены которого нашептывали день за днем: ты ошибся. Тут каждый угол несет воспоминания. И не всегда хорошие.

А сейчас поменялось что-то. Капелька просвета во тьме ночи. Равно как в этой комнате свет из окна. Только его личное «окно» копошится где-то за спиной, скрипит половицами, бурчит под нос себе, неугомонное. И бурчание это успокаивает, удерживает. Не позволяет думать о плохом. Да, этот дом полон воспоминаниями, но их нужно воспринимать, как ушедшее. Скептически или безразлично. Может быть, даже с юмором. Годы берут свое. Пусть не забудется, но пылью покроется точно, если закрыть наглухо и не заходить туда.

Пора уже что-то менять, а не только планы строить.

Он решительно повернулся, не зная, куда девать появившееся воодушевление. Обвел комнату взглядом, выискивая Эда. Тот нашелся в кресле, по-хозяйски закинувшим ноги на стол. Джей аж рот открыл непроизвольно. Так же непроизвольно сравнил с «ним». «Он» – властный, спокойный и невозмутимый, и Эд – развязный, непредсказуемый, хитро улыбающийся так, что «клыки» видно. Лисеныш. И правда, как зверек дикий, к которому просто так не подступишься: чуть что – спугнешь. Лохматый, почти-рыжий, не прирученный.

Джей крадется, будто в самом деле спугнуть может. Пол скрипит. Старый. Звук этот заполняет тишину. Он подходит, ноги Эда сдвигает со стола, замечая, что тот пыль штанинами стер: грязный теперь. Но Эдику на грязь все равно. Наблюдает пристально и ухмыляется. В лунном свете его лицо привлекает. Вспоминается почему-то та ночь после попоища в клубе, когда Джей выпустил наружу свою вторую извращенную сторону. Тогда он был пьян. Странно, но… сейчас он чувствует ту же тягу. Виновато полнолуние, не иначе.

А ведь не так давно – казалось бы – он стоял перед «другим человеком» в этом же кресле. Для точности не хватает на стол сесть. И Джей садится, не переживая, что наряд испачкает. Руками за края столешницы держится. Похоже ведь. Похоже. Та же картина, в иных ролях. Он иронично смеется, до слез. Вытирает украдкой, не давая скатится ни одной. Фахо не плачут. Фахо сильные.

– Чья это комната? – спрашивает Эд и глаз не сводит, смотря снизу вверх.

– «Его».

Эд заметно выдыхает, отводит взгляд в сторону остатков трости. После снова на Джея смотрит, но уже прищурено.

– Понятно, почему ты смеешься, как чокнутый, – Эд поднимается, опираясь руками на подлокотники. Вздыхает. – Значит, надо вытеснить прошлые впечатления новыми.

На сей раз руки Эда оказываются о обе стороны от Джея. Окружил. В лицо заглядывает, носами соприкасаясь. Джей отклоняется назад – близко. Обычно, если Эд подбирается так впритык, плюс смотрит сощурено, должно что-то да произойти. Фразочка колкая, или смешная. Щекотать начнет, или волосы растреплет. Это он так отвлечь пытается? У него выходит, кстати.

Но Эд не делает ничего. Глаза в глаза, внимательно так, хотя казалось, что там нового? Постоянно наблюдает же. Навис над ним, как грозовая туча над полем чистым: не спрячешься ведь. И отталкивать не хочется. Хочется кое-чего другого, но Джей не знает, готов ли, и вообще, надо ли именно в этом месте. Он собирается уже сказать что-то, но Эд перебивает хрипло:

– Можно тебя поцеловать?

Джей усмехается.

– Ты у меня разрешения спрашиваешь?

– Ну да, – Эд чешет при этом затылок, опускает глаза и выглядит как-то неловко. Или растерянно. – Знаю я тебя, чуть что – яйца мне поколотишь. Мне они нужны.

– Зачем? – усмешка становится шире.

– А бэбика тебе кто будет делать, а?

– Ты ж пассив, не?

– Драный гусь! Харе вопросов! Мы целоваться будем или нет?

– Вопрос риторический…

Джей рассмеялся искренне и поддался навстречу Эду. Прикосновение губами к губам на пробу. Потом еще. И еще. Губы Эда шершавые, потрескавшиеся на морозе. Сухие. Джей проводит языком по нижней. Руку со щеки на шею перемещает, за воротник пальцами пробирается. Эд заметно вздрагивает. Чувствительная точка? Кожа горяча – а на вид холодная. Он и не подозревал, что вихрь с именем Эд может быть таким… чутким. Нежным, осторожным. Новая грань Эда. Сколько же их у него?

Джей боится закрывать глаза, боится представить «его». Он не хочет «его» представлять. Никогда более. Это мешает насладится, сосредоточится на ощущениях. Он впервые целуется с кем-то, кроме. И впервые ему так хорошо.

Тягуче-спокойные поцелуи перерастают в объятия, крепкие, горячие. Прижимать его к себе вот так, обхватив руками, умопомрачительно. Чувствовать его ладони, одну на спине, вычерчивающую лопатки, вторую в волосах, успокаивающе. Джей наконец позволяет себе закрыть глаза. И… не видит ничего, кроме темноты. Вдыхает его запах, с остринкой, как сам Эд, и растворяется. Тонет в тепле.

Это то, что ему нужно. Его исцеляющий эликсир.

========== Глава 29. ==========

«И где тут кладовка? Второй этаж, дверь налево… Налево – это в какую сторону?» – Джей заглянул в первую попавшуюся комнату, вспоминая, что был тут. Дом Эда, будто заброшенный пару лет назад: требует срочного ремонта. Штукатурка, вон, отваливается.

Джей осмотрелся. Спальня. Единственное ценное, что тут есть – массивная кровать со старинной резьбой и балдахинами. Выцветшими, запыленными. Бледно-красными. Надо будет снять их, только пыль собирают. Вот уж неряха, вот уж Эд! Джей вздохнул. Прошел внутрь, прикрывая за собою дверь. Поиски стула в кладовой подождут.

Видимо, в свои лучшие годы эта комната блистала и была выполнена под королевский стиль. Вспомнилось, как он бывал когда-то в королевском замке в Вондере на экскурсии – там такие же кровати были. Сам замок давно пустует, а королевичи рассеялись по миру. Их потомков можно узнать по золотистому цвету глаз. Как у отца, к примеру. Жаль, что никому из братьев Джея, да и самому ему, не передался этот красивый цвет. Большая редкость встретить человека с желто-золотым оттенком радужки. Зато красноглазых и кареглазых (и их смеси) – хоть отбавляй. Отличительная черта народа южной части страны. Окавы в том числе.

Джей прошелся, задумчиво рассматривая дырку в шторах. Обнаружил еще одну, и еще, заштопанную. Зато окна во всю стену. На закат светила удобно смотреть: то как раз к горизонту близится. Красиво. А вот в комнате пустовато. Кровать эта, одинокая тумбочка в углу и шкаф большой. Все. Под потолком стена цветет – наверняка, вода затекает. Крыша не вечна – черепица на ней, похоже, родом из прошлого столетия. Такими давно не покрывают.

Холодно тут. Хоть вид из окна радует – крыши домиков, вода вдалеке блестит. Озеро. А снег неумолимо тает. Скоро в болото превратится. Это не то же, что в Мюрее, там тепла ждать и ждать еще.

Джей сел на кровать. Мягко. Только сошли с поезда, как сразу сюда. Джей предлагал к нему в квартиру – там тепло хотя бы – но Эд настоял, что ему надо собрать некоторые вещи.

В Мюрее они пробыли неполных три дня, веселились на вечерних балах, отсыпались до обеда, зная, что когда вернутся, спать долго не выйдет: работа. И так отгул взяли. Впереди-то тридцать дней каникул. После второй семестр первого курса. Джей улыбнулся, потягиваясь.

А родителям Эдик понравился. Этот двуликий лис вел себя перед ними, как манерный альфа из высшего общества. И так естественно, что даже папа не заметил подделки. Джею же все это резало слух. Он привык к сленгу Эда, сам порою грешил перенятыми у того словечками (как говорят, с кем поведешься, от того и наберешься). А тут…

С того вечера в «его» кабинете между ним и Эдом ничего особо не поменялось. Они не пара, но уже и не друзья – непонятно, кто. Эд ведет себя, как раньше. Только прикасается теперь больше, не упуская возможности облапошить или поцеловать. Да, с ним весело, хорошо, не думается о плохом. С ним хочется проводить время. Но эта неопределенность рано или поздно вылезет боком. Джей не принимает свободные отношения. Если Эд с ним – значит, с ним, и ни с кем более. Хочется спросить того, кто они вообще друг другу. Да, скорее, Эдик отшутится фирменным «супруги», или что-то в этом роде. Сложно с ним. И угораздило же этому дурному сердцу именно Эда выбрать, как будто альф попроще в мире нет!