Безусловный рефлекс (СИ) - Райн Эльна. Страница 45

Они сбиваются вместе, когда Эд наступает ему на шлейф – Джей же налетает на него. Чуть не падает, руками цепляется. Смеется глухо – одна из парочек зацепилась за них. Эд приобнимает его и потешается над реакцией людей. Даже сквозь громкую музыку слышны шепотки.

– На нас смотрят, – говорит Эд едва различимо.

От чего-то ситуация кажется смешной. Джей говорит, как можно громче:

– Давай убежим.

Они, смеясь, бегут на второй этаж – кто первый к выдуманной цели. Джей перецепляется на лестнице, задевая знакомого бету и по-быстрому извиняясь. Смеется еще сильнее, чувствуя себя беззаботным мальцом. Как в детстве, когда он не знал бед и слова «ответственность». Резвился, бегал наперегонки с детьми слуг и братьями. Разум подсказывает, что его поведение не совсем приличное для омеги девятнадцати лет – но ему все равно. Вот уж будет дворянству из чего слухи пускать! Они вон какую почву создали, обнимаясь посреди танцующих пар. Завтра весь Мюрей гудеть будет, как улей поутру.

А ему весело. Следует за Эдом, пытаясь догнать, и догоняет: давно так быстро не бегал. Запыхтел, как старик. Почти двадцать лет – старость вам не радость. Кости скрипят. А, это пол в комнате, куда он вбежал за Эдом. Темно тут. Занавеси на окне задернуты не до конца: тонкая полоска света. Джей идет на этот свет, ощущая, что комната знакома ему. Тяжелые шторы нехотя разъезжаются: застревают. Он дергает их, замечая парящие пылинки.

Обернулся и оторопел. Даже в тусклом освещении луны он узнал «его» кабинет. По спине мураши холодком. Эта комната была заперта с тех пор. Почему же открыта?.. Джей инстинктивно напрягся, ожидая услышать знакомый голос – тембром по коже – или запах. Внюхался – нет. Только пыль в нос попала. Чихнул. Тут и правда давно не убирали. Может, решили переделать под гостевую спальню? Зачем же комнате без дела пустовать…

Эдик остался позади, искать включатель. Судя по сленгу, не нашел.

Джей старается выровнять сбитое дыхание. Все хорошо. Это просто кабинет. Подошел к столу, рукой по краешку провел: пыльный. След остался от пальцев. То же кресло, в котором на миг показался силуэт. Память играет с ним злые шуточки. Вгляделся – пусто там. Темнота одна, да и все на том. Шкафы, книги, диван в углу, вазы на тумбах – как тогда. Отец приказал закрыть это место сразу же, как Джей с госпиталя приехал. А лабораторию и вовсе замуровали. Он понял теперь, насколько же родители пытались уберечь его, обезопасить, оградить от напоминаний. Они стерли все, что связано с «ним», и слова не сказали при Джее про «его» судьбу. Да и он не интересовался. Все, что известно – «он» жив. Находится вдалеке. Не смотря на деятельность с Чужаками, по-прежнему наследник. А это значит, что в один «прекрасный» день им придется встретиться.

Поэтому чем раньше Джей станет самостоятельным и уйдет из клана, тем лучше. В идеале не хватает вступить с кем-либо в брак. Причем, не обязательно настоящий. Фиктивный вполне сойдет. Главное – полоска на среднем пальчике. Тогда «ему» до Джея не подобраться. Прав на то никаких: он не в клане будет, а значит, независим от решений главы рода. К тому всему, замужем. И далеко от Мюрея. Идеально.

Планирование всегда повышает уверенность в будущем. Джей не знает, выйдет ли у него так, как задумано, но наличие самого плана успокаивает его. Это лучше, чем неизведанность – она пугает.

Эд тем временем роется на полках, перебирая статуэтки из кристалла, слабо светящиеся. «Он» сам их вытесывал. Кропотливая работа. Хочется влепить Эдику подзатыльник только за тот факт, что он на них дышит. А за то, что руками лезет, и вовсе прибить. Работы хрупкие. Их трогать нельзя – отвалится еще деталь какая. Однако, вместо упреков альфе Джей отвесил мысленную пощечину себе: за беспокойство о хламе. В самом-то деле, какая ему теперь разница?

Но с другой стороны, в уважении чужого труда ничего плохого нет. И не важно, чьего.

Джей споткнулся за что-то, и предмет под его ногами отодвинулся со скрежетом по полу. Он с удивлением обнаружил знакомую вещицу. Трость. «Его» трость. Та самая. Джей взял ее, повертел, а та как руки обожгла: пекут. И пальцы не разжать, не выбросить. Наконечник блеснул в потоке лунного света из окна. Позолотой.

– Это что? – Эд с легкостью отобрал у него трость, Джей и понять не успел, почему отдал. – Опа, гравировка, тута, позырь. Ага-а, – альфа сощурил глаза, как-то нехорошо усмехнувшись. – Вот, значит, чья.

– Отдай.

– Нетушки, – Эд отскочил назад, неумело прокрутив трость в руках, но та выпала на пол, с грохотом покатившись в сторону. – Упс!

Джей кинулся к палице, но шустрый альфа подхватил ее первым. С тем же оскалом проговорил, играючи:

– И зачем тебе дряхлая палка?

– Отдай, – повторил Джей, тут же вздрагивая от резкого звука.

Эд ударил трость о край стола. Та треснула с характерным звучанием. Пополам. Эд переломил ее до конца руками, разделяя.

– Что ты сделал?! – воскликнул Джей, неверяще уставившись на сломанную трость.

– Поделил, – засмеялся как-то нервно Эд, подавая ему одну из частей. – На. Я ж не жмот.

Джей зажал ту в руке, вдруг ощутив растущее в груди удовлетворение. Оно вытесняет любые другие эмоции, заставляет губы дернутся в улыбке, которую сложно убрать. Он смеется глухо, внезапно для себя ударяя со всей силы палку о стол. Та разломилась надвое, а Джей рассмеялся, сам не понимая, что его так повеселило. То, что он сломал «его» трость? Или то, что смог переступить через себя и память, чтобы ее сломать?

Рука ноет, Джей сжимает-разжимает ушибленную ладонь. Все же, слишком сильно ударил. Разломал остатки палицы, отделяя части друг от друга. Выбросил. «Фига ты учудил!» – возглас удивленного Эдика, который только глазками и хлопает, но довольный – заметно. Джей без слов отбирает у того оставшийся кусок и с особо острым удовольствием лупит о край стола. Все равно на боль в руке даже, усилившуюся. Внутреннее ликование распирает грудь. Это так похоже на… счастье. Или избавление. Освобождение? Пусть, это на вечер, короткую минуту или час, но он избавился от оков.

Смотрит на остаток трости в руке, с рукоятью. Последний штрих. Долбаная рукоять. В стену, так, что штукатурка посыпалась. Давно же тут ремонт делали. Эдик смеется на заднем плане, наверняка согнувшись пополам и за живот схватившись, икает уже, бедолага. Джей смеется тоже, чисто по инерции. Смеется до тех пор, пока не замечает, что из отскочившей к ногам рукояти что-то светлое вывалилось. Бумажка.

Точно – в подобных тростях же тайник есть. Когда-то в таких яды хранили или порошки какие. Письма передавали, тайные. Джей с интересном подобрал клочок скрученной в рулончик бумаги. Пока Эд не заметил, спрятал в карман штанов, отходя к окну. В груди еще стучит. Плясать хочется. Пойти бы с Эдом к остальным, потанцевать. Да шумно там, людей много. На них и так насмотрелись, нашептались, наверняка вознося в ранг «пары» и гадая, к какому знатному роду принадлежит красивый альфа. А как же иначе-то? Не может же сын Фахо в брак с безродным вступить? Смешно аж становится. В брак. С Эдиком. Это они его дурного неординарного характера не знают.

Но Эд, сам того не подозревая (или это тоже был его план?), помог ему преодолеть, сбросить тяжесть вины за ошибки прошлого. Завтра, скорее, все станет на круги своя. Однако, это будет завтра. А сейчас ему хочется танцевать.

Джей подпевает себе под нос, не решаясь перевести взгляд с окна на притихшего Эда. Луна такая яркая. Полная. Облака едва-едва, редкие. Звезды. Если открыть окно, наверняка холодно станет. Надо же – насколько ночь светла. В Окаве звезд не видно, а небо от огней города совсем лиловое. Джей только теперь осознал, что скучал за небом над родным домом. Домом в глубине паркового комплекса, на пересечении искусственных рек да озер, вдалеке от городской суеты.

Он заскучал за ощущением покоя.

Но покой и дом – разное. С особняком у него связана лишь тревога и бессонница. Депрессия, скрываемая ото всех, отчего ему было еще хуже. Раздвоение: внешне одно, внутри – океан невыплаканной боли. Куда ему плакать? Он Фахо. Фахо не плачут, Фахо сильные.