Вельяминовы. За горизонт. Книга 1 (СИ) - Шульман Нелли. Страница 14

У Серова не было причин не доверять известному доктору, гражданину СССР, члену партии и орденоносцу. Серов еще не навещал экспериментальный полигон, как обозначался в документах остров Возрождения, владения товарища Кардозо.

Они стояли с чашками кофе у окна диспетчерской военного аэродрома. Профессор, добродушно, заметил:

– Жара спала, у нас отличная рыбалка, охота. Приезжайте, Иван Александрович, пройдемся на яхте по Аральскому морю, устроим ночную уху, на берегу…

Серов помнил, что во времена Берия на острове содержался отдельный лагпункт. Судя по бумагам, зэка использовали для проведения строительных работ. Время от времени, заключенные умирали, по естественным причинам, как гласили заключения врачей. Деятельность ученых, на острове Возрождения, курировал нынешний гражданин Эйтингон. Серов подозревал, что Наум Исаакович не поделится правдой о занятиях ученых ни с ним, министром, ни даже с самим Хрущевым. Лагпункт на острове ликвидировали в последние дни перед арестом Берия.

В бытность свою заместителем министра, Серов не занимался шарашками, где содержали осужденных ученых. За два последних года почти все такие места закрыли:

– Несправедливо арестованных мы реабилитировали, и будем это делать дальше… – он поинтересовался у Кардозо условиями обитания ученых на острове. Профессор спокойно ответил:

– Товарищ генерал, беззакония, творившиеся во времена Берия, давно прекращены. Моих подчиненных освободили от несправедливых обвинений, но многие ученые решили остаться на острове, с подписанием обязательства о неразглашении секретных данных… – Кардозо погладил холеную бороду, – сами понимаете, на воле, если можно так выразиться, у них не появится таких условий для работы…

Серов не удивился, что ученые захотели перейти под покровительство армии:

– Военные исследования всегда находятся в приоритете… – он кивнул:

– Надеюсь, что вы тоже нас не оставите, профессор, продолжите научную работу… – Кардозо значился главным консультантом Министерства Обороны, ГРУ и Комитета Госбезопасности. Давид Самойлович пыхнул ароматной сигарой:

– Я почти десять лет живу на острове, Иван Александрович. Я, можно сказать, женат на науке… – он усмехнулся, – у меня нет другой семьи, кроме моих коллег, и нет других привязанностей, кроме дела моей жизни… – он допил кофе:

– Сейчас мы, в основном, занимаемся теоретическими изысканиями, в фармакологии, эпидемиологии, и так далее… – он повел рукой, – у нас есть лабораторные животные, но, не скрою, что нам хотелось бы приносить больше пользы, как, например, в прошлом году…

Осенью прошлого года, в сорока километрах от Бузулука, на Тоцком военном полигоне провели учения, с воздушным взрывом ядерной бомбы. Через час в район эпицентра направили почти пятьдесят тысяч солдат и офицеров:

– Жуков приказал проверить нашу боеготовность, в случае атаки западного противника, – вспомнил Серов, – неизлечимо облученных отправили на остров Возрождения, их лечили подчиненные Кардозо… – армия получила отличные материалы по течению лучевой болезни. Раскрыв антикварный, серебряный портсигар, Кардозо предупредительно щелкнул зажигалкой. Серов, задумчиво, сказал:

– Исследования прошлого года у вас не последние, профессор. Впереди еще много таких… – он поискал слово, – мероприятий. Более того, я войду к армейским коллегам с предложением о целесообразности создания у вас некоего… – генерал пощелкал пальцами, – экспериментального, закрытого госпиталя. Душевнобольных преступников надо где-то содержать… – улыбка у Кардозо была приятная, мягкая:

– Мы с готовностью этим займемся, товарищ генерал. Говоря о душевнобольных… – он передал Серову папку, – моя справка, касательно интерната… – Серов пошелестел страницами:

– С психологом, вы хорошо придумали. Вообще, за то, что вы разговорили шоколадку, – он усмехнулся, – вам полагается еще один орден. Надо было ее назвать не Светой, а Еленой, Аленкой… – Кардозо хохотнул:

– Мы можем провести еще один цикл гипноза, товарищ генерал, и она станет Еленой. Но я должен предупредить, что и ее, и Иванову нельзя оставлять без присмотра. Иванова получает таблетки, согласно распоряжению… – Серов не видел причин отменять приказ Берия, – а у Мозес память теперь больше похожа на сборную солянку. Неизвестно, что она вспомнит, и когда… – Серов похлопал его по плечу:

– Подберите надежного человека, профессор… – на поле замахали. Кардозо развел руками:

– Мой рейс. Обещайте, что приедете к нам, Иван Александрович. Попробуете аральскую уху, поохотитесь на уток, в камышах… – Серов отозвался:

– Постараюсь к вам вырваться, в скором времени, и жду ваших соображений, по открытию госпиталя… – он взглянул на часы:

– Мне тоже пора, Давид Самойлович… – по расчетам Серова, генерал Журавлев должен был сейчас подъезжать к Бузулуку. Темное взлетное поле, осветили прожекторами. В ярких лучах кружились большие снежинки. Они с профессором обменялись рукопожатием:

– С новым годом, Давид Самойлович, – весело сказал Серов, – вы, наверное, наряжаете пальму… – Кардозо рассмеялся:

– Даже в Конго и в маньчжурские степи нам доставляли рождественские елки, товарищ генерал. Дерево везут из Москвы, с шампанским, с подарками от министерства, от Академии Наук. И вам хорошего нового года, Иван Александрович, пусть он приблизит нас к победе коммунизма… – Серов проводил глазами широкие плечи, в дубленой куртке. Профессор легко взбежал по трапу:

– Ему пятый десяток, а выглядит он лет на тридцать. Только седина выдает его возраст. Отличный работник, надо его представить к ордену, перед будущим съездом… – красные огоньки самолета ушли в вечернее небо.

Серов поднял трубку телефона: «Подавайте мою машину».

Бузулукский бор

Молчаливый техник в штатском щелкнул рычажком выключателя. Гирлянда лампочек, обвивающих пышную елку, замигала разноцветными огоньками. В гостиной растопили камин, на стол выставили шампанское, и бутылки московского ситро, для Саши. Закуски привез на тележке человек с непроницаемым лицом.

Наум Исаакович не сомневался, что все, так называемые, техники и повара, состоящие при шале, вооружены. Он покуривал, устроившись в кресле у камина:

– Я никуда не сбегу, территория особняка охраняется. Кроме того, я должен увидеть Сашу, рассказать о наброске Вороны…

Едва увидев эскиз, среди разрозненных бумажек, оставленных доктором Кроу, Наум Исаакович понял, о каком месте идет речь. Он, правда, не понимал, каким образом доктор Кроу, сидя за сто километров от круга скал, на плато, могла догадаться, как они выглядят:

– Но Воронов, во второй опале, летал гражданским пилотом, в Заполярье. Он мог наткнуться на это место, рассказать ей о холме… – у Наума Исааковича не имелось данных аэрофотосъемки. Насколько он знал, ни одна экспедиция, даже дореволюционная, не изучала скалы. Он заинтересовался холмом, проверяя отчеты местных лагпунктов, перед отправкой Вороны на Северный Урал:

– Я хотел удостовериться, что поблизости не держат никого подозрительного… – трещала бумага сигареты, он глотал ароматный дым, – и удостоверился. Как говорится, три раза, не совпадение, а система. Разобраться бы еще, какая система…

Три года подряд в окрестностях холма наряды войск НКВД, охранявших лагеря, ловили зэка, ударившихся в бега:

– Уходили они не в одиночку, а группой. Уголовники берут с собой людей, как будущее мясо… – Наум Исаакович поморщился. Группы бесследно исчезали, найденные зэка несли откровенный бред:

– С ними было не поговорить, их почти сразу пускали в расход… – зэка упоминали галлюцинации, голоса, звучащие в метели:

– Знакомые люди оживали из мертвых, появляясь ночью в палатке, а живые товарищи по побегу, наоборот, превращались в трупы. Думая, что люди замерзли, зэка начинали разделывать их на куски, а те двигались, под ножом… – якобы мертвые друзья и родственники звали беглецов спуститься в какие-то пещеры:

– Где, по их словам, исполняются желания, – Наум Исаакович зевнул, – любой ученый подымет меня на смех. Я изучал отчеты безнадежных сумасшедших о наркотических видениях. На чифире или краденых из лагерной больнички лекарствах, еще и не такое увидишь или услышишь… – на долгое время, забыв о семи камнях, Эйтингон вспомнил о месте, наткнувшись на рисунок доктора Кроу: