Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 (СИ) - Шульман Нелли. Страница 79

– Держу пари, что сначала у Тиквы и Аарона появится Оскар. Ей всего восемнадцать, ей некуда торопиться…  – Элиза выпятила губу:

– Здесь ты права. Значит, у папы нескоро родится внук или внучка…  – девочка осеклась. Они знали, что отец не верит в гибель их старших сестер:

– Они пропали в СССР, их теперь никогда не найти. Им всего семнадцать, – вздохнула Роза, – они родились сразу после войны. Аннет и Надин, то есть Аня и Надя, если по-русски. Их назвали в честь Аннет Аржан и русской девушки, партизанки, похороненной в форте де Жу. Как Ирену назвали в честь мисс Фогель…  – Гамен, подняв голову, недовольно заворчал. Элиза ахнула:

– Роза, смотри! Нам в школе рассказывали. Это, кажется, шаровая молния…  – Элиза соскочила с подоконника:

– Роза…  – отчаянно закричала девочка, – Роза, милая, что с тобой…  – лицо девочки исказилось, зубы стучали, она болезненно выгнулась:

– Голова… – услышала Элиза, – голова горит…  – ореол темных волос потрескивал голубоватыми искрами. Истошно залаял Гамен, заплакала проснувшаяся Мишель:

– Надо стащить ее с подоконника…  – сестра словно прилипла к стеклу, – надо позвать папу…  – протянув руку к Розе, Элиза отдернула пальцы:

– Она бьется током, это электричество…

Мишель рыдала, стоя в кроватке. Гамен, оскалившись, встопорщив шерсть, скакнул вперед. Жалобно воя, собака полетела в угол. Окно звенело под напором ветра. Подхватив Мишель на руки, Элиза ринулась по лестнице на первый этаж пансиона: «Папа! Папа!».

К обеду Лада переоделась, достав из саквояжа скромное платье синего шелка, падающее ниже колена. Застегивая на шее нитку жемчуга, подарок мужа, она услышала ласковый голос: «Давай я». На женщину повеяло сандалом. Ловкие пальцы хирурга коснулись ожерелья, погладили строгий узел ее белокурых волос:

– Я бы никуда не ходил, – Эмиль прижался щекой к ее локонам, – я бы обошелся бутербродом с твоими припасами и бутылкой лимонада, но я тебе обещал обед…  – Лада кивнула:

– Ты устал, ты целый день возился с девочками…

Гольдберг запускал с двойняшками воздушного змея, плескался в прибое с Мишель, строил с ней песчаный замок и снабжал детей мороженым. Лада чувствовала себя неловко:

– Я весь день просидела в шезлонге…  – они взяли напрокат холщовую кабинку, – с вязанием и журналами…

Перед полуднем, разнежившись в тени, она прикорнула. Проснувшись, Лада обнаружила рядом аппетитно пахнущий пакет:

– Мы поели, – смешливо сказал муж, заглянув в кабинку, – а это для тебя. Жареная картошка и креветки…  – дома они не готовили свинину или кролика, но на отдыхе позволяли себе, как выражался Гольдберг, расслабиться:

– Девчонки любят и устрицы и креветок, – Лада хрустела солеными шкурками, – даже Мишель от них не отказывается…  – младшая дочь нырнула в кабинку:

– Мама строить замок, – Мишель еще картавила, – со мной и папой…  – Гольдберг подхватил девочку на руки:

– Мама читать журналы и отдыхать, – он пощекотал малышку, – мы с тобой потом покажем ей замок…  – Лада не говорила о таком с мужем:

– Мишель похожа на него…  – она проводила взглядом играющие золотом темные кудри, – у нее его очерк лица, его подбородок… Эмиль все видит, но молчит. И характером она тоже в него, упрямая…  – годовалой девочкой Мишель стучала кулачком по столу:

– Хочу! Хочу это…  – она тянула ручку к отцовской тарелке, – дай, папа…  – дочь рано начала говорить. Лада сначала думала отказаться от русского языка. Эмиль пожал плечами:

– Зачем? От Мишель не скроешь, что ты русская, весь поселок знает, что ты из эмигрантской семьи. Еще один язык никогда не помешает. Тем более, Роза им заинтересовалась…  – Мишель бойко болтала на двух языках:

– Она еще путается с грамматикой…  – улыбнулась Лада, – но ей только недавно исполнилось три года…  – дождавшись теплой погоды, они устроили в саду детский праздник. Из Льежа приехал небольшой кукольный театр. Они заказали торт со свечами и яркие воздушные шары:

– Мы с девочками сделали сладкий стол, – Лада опустила журнал на стройные колени, – все женщины говорили, что я хорошо выгляжу, намекали, что нам пора завести еще ребенка…  – она невзначай посчитала на пальцах:

– Шестой месяц пошел, с Рождества. Надо сказать Эмилю, он обрадуется…  – по словам льежского доктора, которого навещала Лада, все было отлично. Она до сих пор не призналась мужу в будущем малыше:

– Из суеверия, – подумала Лада, – я чего-то боюсь, только непонятно чего…  – она знала, что Эмиль обрадуется и мальчику и девочке:

– Хотя весь поселок ждет, что у него родится сын, – старые шахтеры, подмигивая Ладе, словно невзначай говорили:

– Вам принести топор домой, мадам Гольдберг. Топор в хозяйстве никогда не помешает…  – насколько знала Лада, муж пока ничего не замечал:

– Я поправилась, но немного…  – она незаметно коснулась расставленной талии платья, – он, наверное, думает, что это из-за праздников…  – Гольдберги отмечали и еврейские и русские праздники:

– Эмиль сам говорил, что невозможно столько есть, летом надо сесть на диету…  – Лада повернулась к мужу, – или он что-то понимает, я по глазам его вижу…  – темные глаза за привычным Ладе простым пенсне сверкнули смехом:

– Не делай из меня старика, – сообщил Эмиль, – мне год до пятидесяти лет…  – приподнявшись на цыпочки, Лада погладила седину на его виске:

– Авраам тебя на год старше, но тоже не выглядит стариком, а совсем наоборот…  – в кибуце они с Эмилем такое не обсуждали, но в самолете, на пути домой, Гольдберг тихо сказал:

– Я уверен, что у него кто-то появился. Эстер погибла пять лет назад, ему надо жить дальше. Вот увидишь, он еще пригласит нас и на хупу и на обрезание…  – Эмиль погладил руку жены: «Понравилось тебе в Израиле?». Лада кивнула:

– Очень. Только жаль, что мне было никак не поездить по стране…  – по настоянию Марты, Лада просидела все время визита в Кирьят Анавим:

– В Храм Гроба Господня все равно не попасть, из-за иорданцев, – деловито сказала миссис М, – а рисковать тебе не стоит. Моссад утверждает, что советских агентов в стране нет, но береженого Бог бережет…  – Марта добавила:

– В кибуце мы можем обеспечить твою безопасность, но в остальном…  – женщина покачала головой, – в будущем тебе лучше избегать таких поездок, о чем я Эмилю и сказала…  – Лада робко отозвалась:

– Но вы сами здесь, а вы…  – старшая женщина вздохнула:

– Чтобы меня убить или похитить, надо еще постараться. У меня особый статус…  – она повела рукой, – с точки зрения охраны. У тебя тоже, но ресурсы местных работников не безграничны…  – Лада с ненавистью думала об Эйтингоне:

– Все из-за него. Если бы в Москве я знала, кто он такой, я бы и на порог его не пустила. Но Мишель ни в чем не виновата. Она и не услышит о своем настоящем отце…  – поговорив в Израиле с раввинами, Гольдберг заметил:

– Правильно, что мы ее воспитываем еврейкой. Ей потом будет легче, формальности не займут много времени…  – в ресторане Лада позволила себе только немного шампанского:

– Эмиль не удивится, я вообще мало пью. В любом случае, в Мон-Сен-Мартене предпочитают пиво и сидр…  – после закусок принесли эмалированные кастрюльки с ракушками:

– Тебе с травами, – ласково сказал Эмиль, – ты у нас пиво не любишь. Потом шоколадный торт и отправимся спать…  – он держал руку Лады, – в такую погоду только валяться в постели. Мишель я сам принесу…  – малышка любила приходить к ним на рассвете, – она нас не разбудит. Девицы, наверное, на пляж поскачут с утра, когда закончится гроза…  – в большие окна ресторана, выходящие на променад, бил косой дождь. Лада заметила, что муж слегка улыбается:

– Он, кажется, догадался…  – сердце забилось, – надо сказать…  – женщина открыла рот. Дверь зала распахнулась, засвистел ветер:

– Папа…  – закричала Элиза, – папа, милый, Розе плохо…  – девочка, босиком, в промокшей пижаме, держала на руках плачущую Мишель:

– Присмотри за детьми, – коротко велел Гольдберг Ладе, – успокой Элизу, она в истерике…  – скинув пиджак, он закутал дочь