"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли. Страница 78
— Это еще почему?
«Магдалена», мотаясь из стороны в сторону, тяжело шла на гребень высокого вала.
— Потому что там смерть. — Старик, склонив голову, перекрестился.
Ворон слышал про такое от старых моряков — Йохансен, понизив голос, рассказывал ему о местах, где «Господь играет в ладоши». А когда Степан, еще совсем юный, приставал к капитану с расспросами, тот лишь отмахивался: «Из тех, кто видел это, не выжил никто!»
Здесь было глубокое, синее небо. Ветра не было. Громадные изумрудные валы сталкивались с оглушительным ревом, крутились, выстраивались в круг. «Изабелла» скользила, беспомощная, с повисшими парусами, по краю водоворота, а вслед за ней, так же бессильно вертелась «Святая Магдалена».
Сорокапушечные корабли казались тут детскими игрушками. «Изабелла» стояла на стене воды уже почти вертикально, носом вниз, и Степан вдруг вспомнил, что перед отплытием, он, как обычно, оставил у «Клюге и Кроу» подробное письмо с росписью всех своих земных дел. Только в этот раз к нему прилагалось еще и карта. Ппосле недавнего рейда на панамское побережье, Степан оставил команду гулять в кабаках, а сам взял шлюпку и не сказав никому ни слова, сплавал в известное лишь ему одному место.
«Того, что там зарыто, хватит на три поколения вперед», — подумал Ворон и закрыл глаза.
«Изабеллу» с бешеной скоростью тянуло вниз. «Даже если и пройду долиной смертной тени, не убоюсь я, ибо Ты со мной». Потрескивала под ногами палуба, летела рядом с ними вниз, из уменьшающегося кружка голубого неба «Магдалена». Испанский корабль тонул в мешанине обломков, в бьющихся парусах, в заглушаемых ревом волн человеческих воплях.
Перед смертью Контрерас еще не раз успел пожалеть о том, что никто и никогда не узнает, как он догнал великого Куэрво.
Степан невероятным усилием поднялся на ноги и встал к штурвалу. «Я обещал, — сказал он себе, чувствуя, как стихия подчиняется его силе и воле. — Я обещал ей вернуться.».
«Изабелла», словно по волшебству, нашла ветер и стала выбираться наверх, к далекому, еле видному диску солнца. «Добавить парусов!»
Когда они перевалили через гребень последней волны и перед ними открылось спокойное море, Степан передал штурвал помощнику и, привалившись к борту корабля, сразу заснул.
«Изабелла» — новая, с иголочки, только с верфи, стояла у незнакомой пристани. Вокруг были низкие, топкие берега, между которыми катила свои воды могучая, расходящаяся рукавами река, острова без числа, над головой еле пробивалось хилое северное солнце.
На мачте развевался незнакомый Степану флаг — белый, с косым голубым крестом святого Андрея. На палубе стояла Белла, маленькая, легкая, рыжеволосая. Она держала на руках Вороненка — верткого, темноголового и зеленоглазого мальчишечку. «Вырос-то как», — умилился Степан и вдруг увидел тех, кого и не чаял увидеть. Рядом с Беллой стояла Марья, его синеокая смешливая сестренка.
— А ты, братец, не утопишь нас? — задорно крикнула она.
— Будешь болтать — ссажу на берег, — шутливо пригрозил Воронцов и улыбнулся отцу с матерью, ровно такие, какими он помнил их, молодые и красивые.
Петька отчаянно махал им рукой с пристани.
— Попутного ветра, Степа!
Воронцов успокоенно вздохнул и мягко, как учил Йохансен, повернул штурвал.
— Капитан!
— А? Что? Где? — Непонимающе ворохнулся он, щуря заспанные глаза.
— Светает, ваша вахта, — помощник сочувственно улыбнулся.
— Пусть кофе принесут, если на камбузе еще живые остались. — отряхиваясь от сна, приказал Степан и погладил нагретое осенним солнцем дерево штурвала. — Спасибо, девонька, — шепнул он то ли кораблю, то ли еще кому-то.
«Изабелла» шла на восток, туда, где в золотом сиянии восхода лежала Англия.
Пролог
Астрахань, февраль 1566 года
Петя Воронцов поплотнее запахнул тулуп, пробираясь между наметенными злым северным ветром сугробами выше человеческого роста. Свистела вьюга, над головой висело низкое, черное небо, и казалось, нету ничего вокруг, кроме холода и снега. Даже старики не помнил такой суровой зимы, лед на Хвалынском море встал в начале ноября, они чудом успели вернуться из Дербента. Атаман Данила Гребень тогда сказал Пете: «Не зря я вас подгонял, Если б медлили, пришлось бы обратно посуху идти через пески, там бы мы все головы и сложили».
В окне горницы горела свеча. Петя снял тулуп, засыпав сени снегом, отряхнул валенки, поставил их в угол. Некстати вспомнились прощальные слова Федора Вельяминова о том, что на море теплее. Как же, теплее, криво усмехнулся он. Маша с подсвечником в руках выглянула из-за двери.
— Закрой, простудишься.
Она несмело улыбнулась, и, медленно подбирая слова, сказала: «Не очень холодно».
В горнице было прибрано, на столе лежало вышивание и тетради с книгами. Сдвинув их на край, Маша собрала обед, в очередной раз удивив Петю. Сегодня она приготовила рыбу с орехами, сказала, что по грузинскому рецепту. И где только в конце зимы орехи раздобыла, подумал про себя Воронцов-младший, но спрашивать на всякий случай не стал.
— Договорился я обо всем. Довезу тебя до Керчи, там передам надежному человеку, дойдете водой до Стамбула, а дальше он разберется.
— А в Стамбуле обратно в гарем? — Маша безнадежно уставилась в пол.
Воронцов вдруг разъярился. Ему надоела эта зима, снег, холод, разлука с Марфой, Астрахань, и вся эта огромная, враждебная страна. А больше всего ему надоела эта девчонка, вывезенная из Дербента, за которую он, непонятно почему, теперь должен был отвечать.
— Я тебе сколько раз говорил, забудь это слово! Ты едешь в Лондон, там нет никаких гаремов. Ты ведь христианка, разве в Грузии есть гаремы?
— У турков есть. — В ее глазах блеснули слезы.
— Так. — На его скулах заходили желваки. — Ты едешь с надежными людьми, никто тебя пальцем не тронет, клянусь честью. Я не могу взять тебя с собой на север, потому что сам не знаю, как с женой буду выбираться отсюда. А в Лондоне у меня живет старший брат, он о тебе позаботится.
Маша исподлобья взглянула на него и вдруг произнесла по-английски, с гортанным акцентом: «I wish I would be home, but I have no home».
— Вот и умница, видишь, как ты уже говоришь бойко и читаешь неплохо. Сейчас еще письмом займемся, и все наладится. Все будет хорошо.
На Дербент они пошли в начале осени. Данило Гребень взял Петю на флагманскую косовую.
Воронцов сел за гребца — большую часть пути они шли под парусами, но ветер был переменным, иногда стихал совсем, и тогда нужны были весла.
В первый день было тяжело, пот заливал лицо, но потом Петя приноровился и даже успевал смотреть по сторонам. Один раз даже разглядел за бортом уморительную морду тюленя, из тех, что следовали за судами. По вечерам в трюме он записывал то, что услышал от атамана.
«Путь отсюда в Индию тяжел и опасен. Надо доплыть до персидского берега Хвалынского моря, перевалить через горы и идти на юг, до побережья моря Аравийского, путем Афанасия Никитина. Оттуда можно плыть на восток, в Индию.
Дороги в Персии хорошие, городов много, страна эта привычна к торговле. Если местное оружие брать прямо на месте, а не у перекупщиков, которые возят его в Стамбул, а оттуда в Европу, то оно чрезвычайно дешево.
Еще в Персии отличные драгоценные камни, например, бирюза и ляпис-лазурь.
Европейские купцы, чтобы добиться яркости, подкрашивают их, в Персии за такой обман велено местных торговцев бить палками.
Вокруг храпели уставшие гребцы, ветер раскачивал легкое суденышко, пахло потом и солью, а Петя все писал, морщась от боли в стертых до кровавых волдырей пальцах.
«Если идти сушей, надобно присоединиться к одному из караванов. Между Индией и Персией лежит огромная пустыня, и без проводника, не зная, как искать и находить воду, можно погибнуть.
После пустыни надо перевалить через великие горы, там есть проводники и носильщики из туземцев. Без них пропадешь, ибо непривычному человеку там не выжить.