Скобелев - Костин Борис Акимович. Страница 51

Тотлебен, назначенный главнокомандующим русской армией, боялся одного. «Проснусь, – говорил он, – и узнаю, что Скобелев залез в Константинополь вместе со своим отрядом».

Это, как говорится, то, что могло бы случиться. А вот что произошло на самом деле.

Уходили в прошлое события русско-турецкой войны. Вот уже несколько месяцев как замолчали пушки. Военные обсуждали правильность или неправильность принятых решений. Им проще: они сделали свое дело. Но до подведения политических итогов было еще очень далеко. Усилиями дипломатов Англии, Австро-Венгрии, Германии и Турции плелась антирусская паутина заговоров, направленных на перечеркивание Сан-Стефанского мира. Английская печать считала Сан-Стефано «насмешкой над европейскими правилами и интересами». «Сан-Стефано отдает Малую Азию абсолютно на милость России», – негодовал посол Англии в Константинополе Лайярд. Австрийские газеты назвали этот договор «неслыханным по своей чрезмерности». В таких условиях русское правительство дало вынужденное согласие на участие в созванном по инициативе Бисмарка Берлинском конгрессе. Называвший себя «честным маклером», канцлер немало преуспел в своей деятельности по ведению переговоров таким образом, чтобы они свели на нет все завоевания России в выигранной войне и закончились бы частичным разделом Турции.

В течение месяца канцлер А. М. Горчаков в одиночестве, в буквальном смысле слова, сражался за столом переговоров, но без успеха. По подписанному 1 июля 1878 года трактату Россия, кровью тысяч воинов завоевавшая победу, на сей раз потерпела хотя и бескровное, но серьезное дипломатическое поражение.

В. В. Яшеров вспоминал об этих днях: «Жаль, что не было из этой горницы (где располагался штаб Скобелева. – Б. К.) связи с залой, где заседал Берлинский конгресс, и Россия не знала, о чем прямо судил и рядил ее герой, работа мысли которого едва ли была не ценнее его храбрости».

Решением Берлинского конгресса срок пребывания русских войск на территории Болгарии ограничивался девятью месяцами.

Что же касается Англии и Австро-Венгрии, то эти две державы потом, пролитым за столом переговоров главами своих делегаций Б. Биконсфилдом и Д. Андраши (в Берлине стояло жаркое лето), «завоевали»: первая – остров Кипр, вторая – Боснию и Герцеговину. И только условия Сан-Стефанского мирного договора о признании независимости Сербии, Черногории и Румынии не претерпели в Берлине изменений.

Берлинский конгресс поставил точку в русско-турецкой войне. Но, как показали дальнейшие события, точка получилась расплывчатой. Восточный вопрос еще долго продолжал оставаться в центре внимания европейских народов.

Русско-турецкая война закончилась убедительной победой России. Война была выиграна благодаря беспримерному героизму русских воинов и сражавшихся с ними в едином строю болгарских ополченцев, румынских, сербских и черногорских солдат. Около двухсот тысяч русских солдат отдали свои жизни за свободу Болгарии.

Война с наглядной очевидностью продемонстрировала, на кого могли положиться славянские народы в своем стремлении к независимости. То, что происходило в Болгарии, россиянам могло присниться лишь в сказочном сне. Набирали силу органы самоуправления, всенародно избранный парламент устанавливал незыблемые законы, глава государства был ограничен в принятии единоличных решений. А самым веским аргументом демократического устройства стала конституция [51].

Одним из главных вопросов, вставшим перед болгарским народом после войны, был вопрос организации армии, которая сумела бы защитить завоеванную в трудной борьбе независимость. Молодому государству Россия оказала бескорыстную помощь, и в этом деле Скобелев сыграл свою роль.

Как всегда, генерал не мог сидеть без дела. «Казалось, он собирается быть турецким министром, – писал Вас. И. Немирович-Данченко, – до того точны и обстоятельны были его сведения».

О министерском портфеле Скобелев тогда еще не задумывался, а вот выполнять миссию, сходную с высоким административным постом, пришлось.

По договору в северной Болгарии официально вводилась всеобщая воинская повинность и создавалось земское войско в составе двадцати семи пехотных дружин, четырех сотен кавалерии, шести полевых батарей, одной роты осадной артиллерии, двух саперных рот. В нем изъявили желание остаться служить добровольно триста сорок четыре русских офицера и две тысячи семьсот солдат.

В Восточной Румелии (южной Болгарии), остававшейся турецкой провинцией, запрещалось иметь регулярное войско. Таким образом, южные болгары оказывались как бы отрезанными от своих северных соотечественников. Однако освобожденный народ уже успел вдохнуть полной грудью воздух свободы.

Любой шаг русского правительства по оказанию вооруженной помощи южной Болгарии могли расценить как вмешательство во внутренние дела Турции и потому приходилось полагаться на частную инициативу русских военачальников. «Вы там совсем растерялись в Петербурге, – писал Скобелев Немировичу-Данченко, – до того запутались, что и разобраться не можете, а мы тут не теряем времени и замазываем бреши, пробитые Берлинским конгрессом. Если мы и оставляем Болгарию расчлененной, то зато оставляем в болгарах такое глубокое сознание своего родства... что все эти господа скоро почувствуют, сколь их усилия были недостаточны. А вдобавок к тому оставим мы... еще тысяч тридцать хорошо обученных войск. Эти к оружию привычны и научат при случае остальных».

Турки оставили после себя незавидное наследство и перед всем миром пытались доказать, что болгарский народ глуп и ленив, оправдывая тем самым применение плетки и батогов на протяжении пяти веков. Но турки ушли, а болгарам попросту было не по силам в одночасье воспрянуть духом.

«От забитости и бесправия – к самостоятельности и самозащите» – такой девиз выдвинул Скобелев и предложил идею создания военизированных гимнастических обществ. Назвать их военными поселениями, по аналогии с некогда существовавшими в России, Скобелев не решился. К тому же для него не являлось секретом, что за его деятельностью пристально наблюдают как из Стамбула, так и из Лондона. Поимка шпионов и доносчиков стала делом обычным. Приходилось выкручиваться и облачать свои мысли в завуалированную форму. А вот в кругу близких Скобелев был более чем откровенен. Он не раз говорил: «Мой символ краток: любовь к Отечеству, наука и славянство. На этих китах мы построим такую политическую силу, что нам не будут страшны ни враги, ни друзья! И нечего думать о брюхе, ради этих великих целей принесем все жертвы».

Конечно, никаких громких побед, а тем более лавров нынешнее поле деятельности Скобелеву не сулило. Да и были ли они столь необходимы «белому генералу»? Кропотливый, нелегкий труд Скобелев обратил не только на пользу болгар, но и убедил бесчисленное множество людей, что это – и кровное русское дело. В подготовку болгар к самозащите Скобелев вложил, без преувеличения можно сказать, всю свою душу.

Был создан «Устав гимнастического дружества», цель которого определялась так: «Развитие и усовершенствование физических и нравственных сил человека и подготовка учителей гимнастики и стрельбы для дружеств и школ». Суть положений Устава показалась абсолютно безопасной официальному Стамбулу (к слову сказать, в тот период Турция не в состоянии была двинуть к Балканам ни одного табора). Ободранные и голодные остатки некогда многочисленных армий бродили по долине, нападая на жилища и грабя мирных жителей. Румелийское войско, которым предводительствовал ненавистный болгарам Виталис, ставленник Турции, не в состоянии было обеспечить в крае порядок.

А вот как отзывался о гимнастических обществах, словно по электрической цепочке создававшихся в селах одно за другим, Скобелев: «Несомненная настоящая сила страны – гимнастические дружества, от сближения с которыми правительства и будет зависеть установление порядка». Как истинный патриот Скобелев сознавал в себе способность и мощь вдохновить целый народ – и вдохновил его. Он предполагал, что в результате этой деятельности появится восемьдесят тысяч вооруженных людей.