Возраст – преимущество - Мишин Виктор Сергеевич. Страница 41

– Ну, наконец-то, ох и напугал ты нас! – услышал я как сквозь вату, скорее догадался, читая по губам, чем услышал всерьез. Я глядел на женщину санитарку и никак не мог сфокусировать на ней взгляд, глаза просто не слушались.

– М-м-м, – кроме мычания, не получалось сказать ничего членораздельного, язык не ворочался.

– Не нужно, молчи, ты двое суток без сознания провел, думали уже и не очнешься, молодец, мальчик, выжил! – меня ласково погладили по голове, и тепло от рук санитарки потекло, казалось, прямо в мозг.

Болела голова, уже два дня прошло, как я очнулся после серьезной контузии и легкого ранения в голову, а боли не прекращались. Врач, уже известный мне ранее, объяснял что-то о последствиях после ранения и прочего, но мне с каждым днем становилось все страшнее. Я не мог говорить. Вообще. Язык отказывался слушаться, я пытался и так, и сяк, но орган мне просто не подчинялся. Новости о нашей бойне на окраине города я узнал на второй день, то есть вчера. Причем узнал, как все прошло, не от доктора или кого-то из партизан, а от немцев. Мной наконец-то заинтересовались в гестапо, и пока я лежу в госпитале только благодаря врачу. Немцы поставили у дверей часового, чтобы я не сбежал, но увозить с собой пока не спешили. Все дело в том, что я им говорящий нужен, что толку от немого, а я не могу говорить, даже попытаться оправдаться не могу.

– Ждут, твари, когда сможешь говорить, но я думаю, ничего они тебе серьезного предъявить не смогут, иначе уже забрали бы, – рассуждал врач, приходя ко мне с осмотром.

И я был с ним согласен. Ну, правда, чего они могут мне предъявить? Я никого не убивал, никого не предавал, а то, что погибли полковник Бербок и, как выяснилось чуть позже, рейхсминистр Розенберг, просто стечение обстоятельств. Давайте по порядку.

Бербок погиб в машине от близкого разрыва противотанковой гранаты, которой партизаны подорвали стоявший неподалеку бронетранспортер. Судьба у немца, видимо, такая, кусок железа, отлетевший откуда-то во время взрыва, разнес ему голову. Я, лежавший на полу машины, пострадал как-то нелепо. К этому времени бой на улице разгорелся всерьез, и кто-то кинул гранату близко к машине, один маленький осколочек пробил дверь машины и пробороздил по моей многострадальной голове, оглушив и ранив меня. Доктору даже резать ничего не пришлось, чтобы достать его из меня, он совсем неглубоко залез под кожу. Но вот ударив, он, видимо, здорово так встряхнул мою голову и теперь я не могу говорить. Ну это я уже говорил.

О чем я… А, главное-то забыл. Розенберг! Ведь я-то думал, что полковника Бербока уработала Анна, а оказалось… Когда я подал сигнал партизанам следовать за Розенбергом, они за ним и поехали, по пути, как оказалось, умудрились прихватить Анну. Все это придумал Кузнецов, внезапно оказавшийся на точке, где находилась Аня. Ему рассказали обо всем, что мы затеяли, он хотел участвовать с нами в уничтожении полковника, а тут внезапно появляются наши ребята, что следили за Розенбергом.

Семен Кривошеев, бывший за водителя в той самой машине, вбежал на точку и все рассказал. Если бы не Кузнецов, ребята потеряли бы Розенберга. Они боялись преследовать его машину, находясь близко к ней, и немного отпустили ее, и как выяснилось, потеряли из виду. Ребята растерялись и рванули на точку, а там Кузнецов. Тот мигом все понял и просчитал путь отъезда рейхсминистра. Прихватив Анну, они рванули в погоню и какой-то объездной дорогой попали к аэродрому раньше Розенберга. Чудеса, но их столько случается на войне, что не верить причин нет. Дальше – меткий выстрел, всего один, и рейхсминистр, один из авторов доктрины истребления нашего народа, навсегда «улетел» к своим предкам. Аня давно переняла у меня идею по спиливанию кончика пули, поэтому попавшая в голову немца маленькая железная штучка разнесла эту голову, как перезрелый арбуз. Кузнецов вывел Анну на дистанцию всего метров в сто, может чуть больше, девочка не промахнулась с открытого прицела, да и не могла этого сделать. Охрана Розенберга чуть не порубила их в капусту, но Кузнецов, черт, как же он хорош, вновь всех одурачил.

Уехав с Анной с места засады, они никак не могли оторваться от преследования, но выкрутились. В одном из сел водитель притормозил, и девушка с Николаем Ивановичем, выскочили, а автомобиль поехал дальше. Как стало известно чуть позже, парень все же не смог уйти и погиб, его расстреляли на одном из постов. Кузнецов же с Анной спокойно укрылись в селе и, когда немцы его проскочили, ушли в лес. Вот так мы сделали сразу столько дел, а планировали, казалось, совсем другое. Потери и у нас, к сожалению, были большими. Из группы засады на окраине Ровно, где уработали Бербока, в живых остался лишь один парень, получив несерьезное ранение, он смог уйти, остальные погибли, но в плен не попал никто. Кузнецов с Аней вообще отделались лишь усталостью, им пришлось преодолеть на ногах путь до отряда, а это сейчас очень далеко. Медведев ушел на север на сотню верст, а по пятам шли немецкие солдаты, вот-вот, скорее всего, там произойдет решающий на данном этапе бой, почти как в известной мне истории. Все это радовало и огорчало одновременно. Пугала неизвестность с гестапо и невозможность говорить. В отсутствие речи, на удивление, гестаповцы поверили, проверили, конечно, как без этого, даже врача своего на меня натравили, но я только плечами пожимал. Хотели заставить писать, но тут вдруг помог их собственный врач, заявив, что это они всегда смогут сделать, надо дать возможность мальчику, мне то есть, прийти в себя, а вдруг все пройдет и я начну говорить? Нужно лишь время. И, оставив охрану или надзирателя, не знаю точно, гестаповцы убыли.

Обо всем, что тут происходило, пока я валялся в отключке, стало известно благодаря подполью, которому, кстати, теперь тоже не позавидуешь. Врач рассказал, что сейчас в городе идут уже не чистки, а сплошные расстрелы и беспредел. Немцы, понимая, что вот-вот предстоит топать обратно на запад, и так были злыми, а тут убийство рейхсминистра. Получив карт-бланш от фюрера, новый гауляйтер устроил массовые облавы и расстрелы. Очень, очень много людей погибло в этом котле, поневоле задумаешься, а стоило ли того наше вмешательство? Да, все понимаю, но, может, в той, известной мне истории не зря у Кузнецова ничего не получилось с Кохом? Может, благодаря этому погибло меньше, чем сейчас? Эх, лучше об этом не думать, иначе все невинные жертвы придут ко мне во сне, ведь это именно я виноват в том, что здесь сейчас происходит. Мы вроде как отомстили, но из-за этого случились новые жертвы. Это как при наступлении в населенном пункте, долбят все, со всех сторон, но никто потом не укажет, сколько мирных попали под раздачу. Война…

Немцы торопились. Как-то незаметно прошел декабрь, и в первых числах января обо мне вспомнили наконец. Так-то они и раньше приходили, и допрашивать пытались, но без огонька, я так понял, зацепок на меня у них просто не было, вот и не давили. Так, все допросы вполне можно назвать простым дознанием, с меня сняли показания, несколько раз уточняли, вновь не один раз, ну и оставили в покое, лечиться. Да, речь вернулась, и все стало, как ранее, иногда, правда, заикаться начал, но почему-то только на немецком, смешно даже.

Я отдыхал, никто не трогал довольно продолжительное время, но вот сейчас пришли и потребовали собираться. Меня это вообще никак не обрадовало, фронт-то рядом, вот-вот Ватутин ударит, и Ровно, и Луцк будут взяты Красной армией, а тут меня куда-то хотят увезти. Врач, давно ставший для меня родным, переживал и хотел даже вывезти меня ночью, но госпиталь сильно охраняли, тут ведь и немцев раненых хватает. Более того, пока я валялся в госпитале, в городе начался кромешный ад. Подпольщики всех мастей открыли настоящий сезон охоты на немецкое отребье, собирающееся здесь, в Ровно, для эвакуации на запад. Взорвали вокзал, пару ресторанов, гостиницу, убиты и покалечены не одна сотня офицеров и солдат вермахта, вот это размах! Наших, конечно, погибло очень много, но люди идут и идут на такие поступки, движимые местью за родных и Родину, не думая о себе. А немчура уже побежала, это видно, самые умные осознали, что их ждет. Бегут крысы, набивают чемоданы барахлом, награбленным в нашей стране, и бегут. Но полиция, гестапо и прочие жандармы не перестают лютовать. Даже, если хотите, еще хуже стало, участились расстрелы мирных граждан, сам не видел, но слышал, что вывозят целыми грузовиками. Твари! Как мне все это надоело…