Возраст – преимущество - Мишин Виктор Сергеевич. Страница 51

– Во-первых, я для него свой в доску, а во-вторых… – я мечтательно задрал голову к потолку, – он мне столько информации сольет, даже не понимая, насколько она мне важна, что застрелился бы, если бы знал заранее.

– Если ты будешь в школе сидеть, что ты узнаешь?

– Николай, ну мы же будем готовить группы, а как ее готовить, если не знать, где она будет задействована? – усмехнулся я. – Да нормально все будет, главное, это найти связь.

К вечеру я вновь встретился с Кузнецовым и охренел от его таланта. Этот лицедей не только смог убедить в своей полезности Дюррера, а ведь тот далеко не был лохом, но еще и проверку прошел. Оказалось, Дюррер взял все его документы и «пробил», как сказали бы в будущем, гауптмана Ригеля по всем своим каналам. Это ж надо уметь так перевоплощаться, чтобы быть настолько похожим на тот объект, каким представился. Позже мне Кузнецов объяснил немного, что это вовсе не было импровизацией, а можно сказать, домашняя заготовка. Настоящий Ригель сидел два месяца в плену у партизан, его добыли где-то на севере Украины и передали в отряд Медведева, а тот чуть позже и представил его Кузнецову. Тот изучил его от и до, поработал над внешностью, если бы не был так похож, немца вообще бы не оставили в живых так надолго. Естественно, если хоть кто-то из друзей или родных Ригеля увидит близко Кузнецова, сразу распознает обман, но, как всегда, будем надеяться на авось, ведь вся работа внедренного разведчика строится именно на русском авось, расчет здесь самый примитивный. Кузнецов готов к разоблачению, это главное, он и Зиберта играл так смело вовсе не потому, что был копией немца, а потому, что был готов умереть в любую минуту, желательно перед этим, правда, утащить кого-то ценного за собой. Смертник, если говорить проще, но как еще выполнять такую функцию? Ведь его и в личине Зиберта могли так же легко раскрыть, но сколько времени он оставался не пойманным? То-то и оно. Он умеет располагать к себе людей, причем так искусно, что завидки берут. В Ровно он одного оберста охмурил так, что тот даже «узнавал» в Кузнецове какого-то фрица, виденного им еще до войны. Это же надо так на уши приседать? Я только восхищался от его талантов, а зная, что этот человек должен был уже умереть, чувствовал гордость за себя лично в том, что он до сих пор жив.

В столицу Восточной Пруссии мы прибыли через неделю. Дюррер подчистил дела, и на выделенном начальнику спецкурса школы абвера самолете мы прибыли в Кенигсберг. Я никогда ранее не был в этом городе, и он меня поразил своей красотой и древностью. В каждом кирпиче каждого дома или замка хранилась многовековая история прусских королей.

Порядок здесь находился на высшем уровне, немцев в городе огромное количество, но мы, точнее Кузнецов, я все-таки привлекал к себе внимание, растворились в нем. Да, возраст вновь играл со мной шутки, здесь, в отличие от Ровно, меня никто не знал и приходилось постоянно находиться в форме, только она не смущала многочисленные патрули, и документы я демонстрировал буквально на каждом шагу. Как и говорил ранее, Юрко Осипчук, которого я играл, так же, как и я сам, учился в Германии и здесь, в Кенигсберге, никогда не был, поэтому я не боялся быть узнанным. Небольшой мандраж по прилете, конечно, оставался, несмотря на очень тонкий разговор с Дюррером. Еще во Львове я осторожно, к этому меня готовил Кузнецов, повел разговор о моих товарищах по обучению. Майор, так мне показалось, легко и просто отвечал на мои заковыристые вопросы, вся суть которых сводилась к одному: есть ли еще кто-то из мальчишек в живых, кто смог бы меня опознать. Не подозревая об истинных целях моих вопросов, Дюррер подробно рассказал, кто и где из моего выпуска пропал или погиб. Оказалось, очень много было достоверно известных переходов на сторону большевиков, и меня это радовало. Если вспомнить мой настоящий выпуск, именно мой, Захара Горчака, то там как раз все до единого были упертыми нацистами и сдохли так, как и должны были.

По прибытии, устроившись в казарме на территории самого настоящего древнего замка, мы получили день отдыха. Вообще-то Кузнецов сразу убыл в расположение офицерского состава школы, у него будет свой экзамен, Дюрреру еще предстоит узнать, чего стоит гауптман Ригель. Это обо мне он все знает, а вот Николай Иванович был новичком в деле работы инструктором.

Целый день я гулял по замку, разглядывая архитектуру и осторожно людей, что населяли замок. Я уже знал, что буду преподавать теорию, инструктора по боевой подготовке и так есть, причем гораздо более опытные и умелые, чем я, а вот теория… Мне предстоит учить мальчишек, ну, не взрослых же мне дадут, как вести себя в тылу врага, то есть на нашей общей Родине. Как втираться в доверие, как проходить проверки у партизан, блин, да много чего, разве все перечислишь? Как ни печально, но обучить курсантов так, чтобы их сразу раскрывали, я не могу, банально провалят экзамен, и немцам все станет ясно, но и давать буду только то, что в свое время давали мне самому, без личного опыта. А уж в партизанских отрядах давно знают, как выводить таких на чистую воду, в том числе и по моим докладам и отчетам, наши знают, как и на чем прихватить диверсантов.

С Кузнецовым вышло сложнее. Его прибрал к себе Дюррер для работы со взрослым контингентом. Представляю, как ему будет тяжело. Каждый день видеться с людьми, добровольно ставшими предателями. Учить их, тренировать, вместо того чтобы уничтожать, не у каждого психика выдержит.

На дворе весна во всей красе, апрель, новости с фронта все радостнее, а я вынужден делать печальный вид и переживать вместе с персоналом школы абвера. Учеба пошла хорошо. Немцы здорово зашугали контингент, и даже намеков на неподчинение не существует. В группе, что мне предоставили, двадцать человек, самому младшему – десять лет, а самый возрастной лоб под два метра ростом шестнадцати годов. Этот прибалт по-русски говорит с выраженным акцентом, вообще не знаю, как его взяли такого, он же провалится в первую очередь. Конечно, он всегда может сослаться на свое происхождение, в СССР нет особой предвзятости к выходцам из Прибалтики, но внезапно появившийся в какой-либо воинской части молодой парень, с прибалтийским акцентом, сто процентов вызовет интерес со стороны органов безопасности. Слишком много там, во всех этих Латвиях и Эстониях, настоящих врагов советской власти. Что поделаешь, ненависть к русским у них в крови, сколько бы их ни задабривали, все равно врагами останемся. Им Европу подавай, они и в будущем так и не поняли, что на хрен не нужны Европе. Их в Евросоюзе держат только как шавок, вечно лающих на Россию, а более они и не нужны, чего с них взять-то, шпрот?

– Через неделю мне нужна группа из шести человек.

В первых числах мая меня вызвали к коменданту школы. Это был немолодой, но очень сильный физически немец, рост под метр девяносто, ширине плеч Арни позавидовал бы, этакий Геракл. Звали Геракла Максимилианом Клобитцем, был он в звании оберста и чине коменданта спецшколы абвера. Я несколько удивился такому вызову и приказу, обычно все указания мне отдает майор Дюррер, являющийся руководителем подразделения «Киндер».

– Если прикажете, будет группа, но за готовность поручиться не могу.

– Нет времени, группа нужна срочно, в ней должно быть два радиста!

– Сразу два? У меня их всего пять. – Задумался я, но о своем. Это на хрена им сразу два радиста? Так-так, вроде для работы под Лидой еще рано, что тогда?

– Унтер-офицер, выполняйте приказ! – комендант не кричал, вообще не повышал голоса, но тон его был жесток.

– Хорошо, кроме радистов, какие-то еще указания?

– Нужны те, у кого лучше всех с русским языком, лучше всего с маскировкой и коммуникабельностью. Поэтому и ставлю в известность, так как остальные преподаватели свои рекомендации уже выдвинули.

– Я понял вас, господин оберет, будет исполнено, – заметив движение головой, означающее, что могу быть свободен, направился к двери, но остановился. – Разрешите вопрос, господин оберст?