Игра судьбы (ЛП) - Сент-Клэр Скарлетт. Страница 36

Афродита ждала его. На ней было шелковое светло-розовое платье с глубоким вырезом. Она выглядела бледной в свете за пределами своего клуба, ее щеки и губы раскраснелись.

— Не устраивай сцен, Аид, — сказала Афродита.

— Говорит богиня, которая начала войну из-за яблока, — огрызнулся Аид. — Где она?

Богиня Любви сверкнула глазами, ее разочарование в Аиде было ощутимым.

— Персефона, Афродита.

— Она танцует.

Танцует, подумал он. С Адонисом?

Его челюсть сжалась, и он оскалил зубы, проходя мимо богини, призывая двух огров, Адриана и Эцио, встать с флангов от него.

— Аид!

Голос Афродиты был резким, как у женщины, которая сражалась и убивала на поле боя.

Аид остановился, но не повернулся, чтобы посмотреть на богиню.

— Ты не причинишь ему вреда.

Ее голос дрожал, когда она говорила.

Он ничего не сказал и шагнул в темноту клуба, поправляя пиджак и приглаживая волосы.

«Я идиот», — ругал он себя. Он призвал свою магию, чтобы быть невидимым, когда подошел к краю танцпола, где люди двигались в гипнотическом переплетении конечностей. Над головой вспыхнули огни, и в воздухе тяжело повис розовый туман. Запах роз и пота пропитал его кожу, и где-то в этом хаосе была Персефона.

С Адонисом.

Он стиснул зубы.

Разве он не предупреждал ее держаться подальше от смертного?

Аид взглянул на Адриана и Эцио, и огры разошлись влево и вправо, в то время как он занял середину. Смертные уступали ему место, не подозревая, что он ходит среди них. Он вглядывался в лица, ища знакомые черты Персефоны. Его грудь сдавило, а дыхание стало поверхностным, когда он искал ее, думая обо всех грехах, которые он видел на душе Адониса. Он был хищником и лжецом.

Были ли они где-то в тени вместе? Прикасался ли он к ней так, как Аид жаждал прикоснуться к ней? Эта мысль заставила его почувствовать ярость.

А потом он нашел ее в объятиях Адониса, и все, казалось, происходило в замедленной съемке. Он понял, что никогда по-настоящему не испытывал ярости. Это было первобытно. Это потрясло все его тело и заставило его задрожать. Ему хотелось зарычать, вселить страх в каждого человека в этой комнате, просто чтобы они прекратили свое беззастенчивое веселье.

Рука Адониса обхватила ее голову, пальцы запутались в ее блестящих волосах, а его губы прижались к ее губам так сильно, что его нос изогнулся. Но он наблюдал за языком тела Персефоны — за тем, как она прижималась к груди смертного, когда он пытался приблизить ее, за тем, как она сжимала губы, отказываясь прикасаться к его губам, за слезой, которая скатывалась по ее щеке, чем дольше он держал ее там.

«Это пытка», — подумал Аид.

Внезапно все вернулось к своей обычной скорости. Появились Адриан и Эцио, каждый положил руку на плечо Адониса и оттащил его от Персефоны. Аид двинулся к ней, не уверенный в том, что он намеревался сделать, но желая быть рядом с ней, утешить ее.

Вытирая рот, богиня повернулась к нему, ее глаза встретились с его.

— Аид.

Она выдохнула его имя, и этот звук заставил его вздрогнуть. Он был еще больше удивлен, когда она обхватила себя руками за талию и уткнулась головой ему в грудь. На мгновение он застыл. Разве он только что не хотел предложить ей утешение? Почему он вдруг не смог пошевелиться? Медленно он прижал руку к ее спине, другой запустив пальцы в ее волосы, ненавидя то, что пальцы Адониса испытали ее прикосновение.

Он обнял ее на мгновение и хотел держать дольше, но им нужно было покинуть это место, поэтому он провел пальцем под ее подбородком, наклоняя ее голову, пока ее глаза не встретились с его.

— Ты в порядке?

Она покачала головой.

Аид стиснул зубы, подавляя желание найти Адониса и превратить его в пепел.

— Пойдём.

Он привлек ее к себе и повел к выходу. Как и раньше, толпа расступилась, но на этот раз это было потому, что они могли видеть его. Он сбросил свою невидимость, когда приблизился к Персефоне, и не потрудился снова наложить чары. Они замерли и смотрели, пока гремела музыка.

— Аид…

— Они этого не запомнят, — заверил Аид, зная, что ее беспокойство возрастет при мысли о том, что их увидят вместе в таком виде на публике. Средства массовой информации нагрянули бы, в заголовках появились бы спекуляции. Она стала бы историей, а не рассказчицей.

Как бы сильно она не хотела, чтобы это произошло, Аид тоже этого не хотел, и когда они подошли к краю толпы, его магия вырвалась наружу, крадя воспоминания и возвращая танцпол в его блаженный хаос.

Затем Персефона попыталась убежать.

— Лекса!

Она двигалась слишком быстро и покачнулась. Аид не был уверен, то ли она споткнулась, то ли слишком много выпила. В любом случае, он наклонился, чтобы заключить ее в объятия, не желая рисковать и гнаться за ней.

— Я позабочусь о том, чтобы она добралась домой в целости и сохранности, — пообещал он.

Он наблюдал за ее лицом, видя, как она крепко зажмурила глаза и нахмурилась.

— Персефона?

— Хмм?

Ее голос вибрировал, ее дыхание дразнило его губы, принося аромат вина и чего-то металлического, что он не мог точно определить.

— Что с тобой?

— Кружится голова, — прошептала она.

Он ничего не сказал, но вышел из здания. Если он останется еще немного, то сожжет его дотла и навлечет на себя гнев Афродиты, что он мог бы приветствовать, чтобы освободиться от этого гнева. Снаружи воздух был прохладным, и Персефона начала дрожать, теснее прижимаясь к его груди. Она сделала глубокий вдох.

— Ты вкусно пахнешь.

Ее маленькие ручки вцепились в его куртку, и он усмехнулся ее отсутствию сдержанности, крепче прижимая ее к себе, когда нырнул на заднее сиденье своего лимузина. Он подумывал о том, чтобы прижать ее к себе, пока они не прибудут в Невернайт, но передумал. К ней пристали на танцполе Ля Роуз, и, вероятно, она хотела держаться на расстоянии. К тому же, ей было холодно. Он помог ей сесть на сиденье рядом с собой и отрегулировал кондиционер так, чтобы тепло согревало ее.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она тихим голосом, и Аид посмотрел на нее, откидываясь на спинку своего места.

— Ты не слушаешь приказов.

Она издала хриплый смешок.

— Я не подчиняюсь твоим приказам, Аид.

Они сидели близко, соприкасаясь плечами, руками и ногами, склонив головы, делясь дыханием, теплом и пространством, и он знал, что влип, потому что все его тело напряглось, включая член.

— Поверь мне, дорогая. Я в курсе.

— Я не твоя дорогая.

Аид наблюдал за ней, вглядываясь в ее лугово-зеленые глаза, остекленевшие от алкоголя и кипящие от подавленной страсти. Когда он заговорил, его голос был грубым, тяжелым от возбуждения.

— Мы уже проходили через это, не так ли? Ты моя. Я думаю, ты знаешь это так же хорошо, как и я.

Она скрестила руки, подчеркивая свою грудь, и с вызовом вздернула подбородок.

— Ты когда-нибудь думал, что, может быть, это ты мой?

Ее слова зажгли огонь в глубине его живота, и уголки его рта приподнялись, взгляд упал на ее запястье.

— Это моя метка на твоей коже.

На мгновение воцарилась тишина, и это обожгло воздух между ними. Затем она оседлала его, положив руки ему на плечи, ее стройные ноги обхватили его бедра. Ее мягкость прижалась ко всем его твердым краям, и он стиснул зубы, сжав пальцы в кулаки по бокам. Он хотел прикоснуться к ней, прижать ее ближе, почувствовать ее сильнее, но она была пьяна, и это казалось неправильным.

Улыбка тронула ее губы, и он почувствовал, как его глаза загорелись, прожигая ее душу. Она знала, что делает, дразня его, бросая ему вызов. Она наклонилась ближе, кончики ее грудей задели его грудь.

— Мне стоит оставить метку? — спросила она приглушенным голосом.

— Осторожнее, богиня, — предостерег Аид. Она играла с тьмой, и он поглотит ее.

Она закатила глаза.

— Еще один приказ.

— Предупреждение.

Слова проскрежетали у него сквозь зубы. Наконец, он больше не мог этого выносить. Его руки сомкнулись на ее обнаженных бедрах, и он был вознагражден звуком, когда у Персефоны перехватило дыхание. Он немного наклонил голову, так что их губы оказались на одном уровне. Ее руки переместились, пальцы запутались в его волосах у основания шеи.