Девушка из Англии - Уэбб Кэтрин. Страница 16

– Все так же. Возможно, чуть лучше. Она бодрится. – Последовало неловкое молчание двух смущенных людей, встревоженных ситуацией, но неспособных найти выход. – Не знаю, что сказать, Дэн. Она по тебе ужасно скучает.

– Вот как? – спросил он бесцветным голосом.

– Еще бы! – решительно заявила Джоан. Слова, копившиеся так долго, словно вылетели сами собой. – Она не понимает, почему ты не приезжаешь домой, чтобы ее навестить. И… я тоже.

– Она так говорит, да?

– Да! Ну, возможно, не именно этими словами… Но это и так ясно.

– Ты всегда видишь только то, что хочешь, Джоан.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она.

– Спокойно, старик, – тихо проговорил Рори.

Даниэль посмотрел вдаль и провел рукой по подбородку. Они долго молчали. Потом Даниэль протянул руку и сжал ладонь Джоан.

– Знаю, ты думаешь, я… бросил вас, чтобы заниматься всем этим, – сказал он. – Но у меня тут есть работа, и мне нужно ее выполнять.

– Тебе полагается отпуск, ведь так? Все солдаты получают отпуск. Ты не умрешь, если приедешь домой и навестишь ее. Ты не знаешь, каково сидеть с ней дома и слышать, как она все время… рыдает.

– Нет, – вздохнул Даниэль. – Не знаю. Но могу себе представить.

– Все изменилось после смерти отца. Мне… тоже хочется уехать. Двигаться дальше по жизни. Но как я могу?

– Конечно все изменилось, – тихо сказал Даниэль. – И никогда не станет прежним. Такова жизнь.

– Так ты приедешь повидаться с ней? Во время своего следующего отпуска. Пообещай, Дэн. – Она уставилась в светло-серые, почти серебристые глаза брата, так непохожие на ее собственные, и попыталась удержать их взгляд. Он никогда не мог ей лгать, и она видела его нежелание отвечать, но не понимала причины.

– Обещаю попробовать выбраться, – пробормотал он наконец.

Что-то произошло между Даниэлем и матерью, пока он был дома во время своего последнего отпуска, полученного по семейным обстоятельствам. Джоан понятия не имела, что именно было сказано. У нее даже не было предположений на этот счет, хотя в тоскливые первые дни после смерти отца все казалось непонятным и зыбким. Между ними троими то и дело вырастала стена, пусть даже совсем ненадолго. Чувство отчужденности могли вызвать неверно понятый взгляд, действие, воспоминание о чем-то, что остальные забыли или запомнили по-иному. Они искали друг в друге сочувствия, силы и уверенности, но почему-то не находили, и это разочарование, наряду с горем и страхом, отравляло воздух, которым они дышали. Незадолго до отъезда Даниэля Джоан столкнулась с ним, когда тот выходил из комнаты матери с суровым лицом и крепко стиснутыми зубами. И, как ни странно, в его глазах она увидела блеск невыплаканных слез. Даниэль никогда не плакал. У могилы отца боль читалась на его лице, он выглядел старше своих лет, но не плакал. Брат оттолкнул ее, не сказав ни слова, а Олив сидела на постели, в стеганой тужурке, в окружении открыток с соболезнованиями и влажных носовых платков, и выглядела бледной и потрясенной. Но бледной и потрясенной она выглядела с того самого ужасного и горестного момента, как умер ее муж, и, когда Джоан спросила, что случилось, Олив лишь покачала головой и продолжала хранить молчание. Даниэль уехал еще до конца отпуска, что заставило Джоан расплакаться. Потом он не приехал домой в следующий отпуск, и, что бы ни говорила Джоан, Олив упорно не желала обсуждать эту тему.

Прежде чем они выехали обратно в Маскат, Даниэль показал им свою палатку, небольшую и тщательно прибранную. В ней были кровать, сундук, стол со стулом, шкаф и несколько полок. Все практичное и невзрачное. Джоан взяла в руки его красный берет и провела пальцами по серебряному значку вооруженных сил султана с двумя скрещенными ханджарами. Вид его карабина, пистолета и коробок с патронами заставил Джоан задрожать. Они выглядели слишком реально. Девушка до сих пор не сумела привыкнуть к мысли, что ее маленький братик имеет дело с орудиями убийства. В последние шесть лет он служил в нескольких горячих точках, но она все равно не в силах была представить себе, что он может лишить кого-то жизни.

– А что, если мятежники спустятся с гор? Разве вам не понадобится более надежное укрытие, чем обнесенные колючей проволокой палатки? Основательные каменные укрепления? – спросил Рори.

– Да, наверное. Но дело в том, что у султана не так много денег и мы нуждаемся в людях и технике больше, чем в хорошем жилье, – пояснил Даниэль. Джоан осмотрела палатку и не нашла в ней ничего напоминающего о доме. Ни единой фотографии. – Могло быть и хуже. По крайней мере, я живу внутри форта. Бунгало полковника Сингера находится за колючей проволокой, снаружи, на другой стороне вади. У нас несколько недель назад был ужасный ливень, и вади превратилось в бурлящий поток. Полковник застрял там на два дня. Незадолго до этого он перевез туда жену, так в бунгало, когда он въехал, не было даже канализации. Просто в углу спальни стояла параша.

– Ах, бедная миссис Сингер! Кстати, раз уж об этом зашла речь, где у вас тут удобства? – спросила Джоан.

– Хочешь их посетить? Тут рядом есть кабинки с биотуалетами, но не советую ими пользоваться. Там воняет. Впрочем, скорпионов это не отпугивает. Так что лучше войти в замок и повернуть направо. Пойдем покажу.

– Не беспокойся, найду. Похоже, меня туда приведет запах.

Джоан подошла к ослепительно-белому замку, когда подувший горячий ветер взвихрил пыль у ее ног. Он не освежал, но его дуновение было лучше, чем ничего, и она глубоко вдохнула, наполняя легкие воздухом. Позади нее высилась Зеленая Гора. Она казалась настороженной и зловещей. Джоан ничего не понимала в телескопах, биноклях и расстояниях. Она просто вообразила, что через разделяющие их сотни миль за ней, может быть, наблюдает враг, готовый ее убить. По коже между лопатками пробежал холодок, но, когда она обернулась, черная тень горы вместе с ее ущельями и обрывистыми склонами показалась невероятно далекой, и Джоан мысленно посмеялась над своим страхом. И тут она вдруг поняла: ей интересно узнать, что она почувствует, если неприступная, пугающая гора станет ближе. Это было все равно что бросить вызов. «Я знала, что сумею это сделать, и сделала». Она откинула эту мысль, словно слыша упрек Даниэля в том, что ведет себя по-детски. Но она все равно помахала горе – и не просто пальчиками, а всей рукой, сделав широкий взмах. Не могла удержаться. Джоан поступала так всегда, с самого детства, и так же вел себя ее отец. Каждый раз, когда они забирались на высокий холм или когда перед ними открывался величественный вид, полагалось помахать кому-то, кто мог оказаться в распростершейся перед ними опаловой переливчатой дали. Требовалось установить связь с окружающим миром и живущими в нем людьми. А если мамы и брата не было с ними, они становились лицом к дому и махали им. «Мы махали вам с вершины холма – вы нас видели?»

Затем она вернулась к палатке Даниэля. Роберт и Мэриан стояли у машины, и Роберт, когда ее увидел, постучал по часам. Джоан кивнула и указала в сторону палатки, но, приблизившись к ней, заколебалась. Она слышала доносящиеся изнутри голоса Рори и Даниэля, но те не болтали, не подшучивали друг над дружкой и даже не вели серьезную беседу. Они спорили напряженным шепотом, и хотя она не могла разобрать слов, все они произносились с особым напором. В темноте палатки, после яркого света снаружи, их лица были так же неразличимы. Потом Джоан увидела, как Рори запустил пальцы в волосы, а Даниэль, вытянув руки по швам, двинулся к ее жениху, словно готовясь задать ему взбучку. Увидев это, Джоан еще больше замедлила шаг. Она никогда не замечала, чтобы они ссорились за все двенадцать лет дружбы, и понятия не имела, чтó между ними могло произойти сейчас. Рори снова начал что-то говорить, но Даниэль резко его оборвал. Они оба замолчали, и Джоан прошла расстояние, остававшееся до палатки, стараясь производить как можно больше шума.