Безымянная Колючка (СИ) - Субботина Айя. Страница 51

— Кто тут у нас, а?

Нет, только не сейчас. Взошедшие, ну зачем вы так со мной?

Дэмос.

Мне очень хочется посмотреть ему в лицо. Собственными глазами убедиться, что его рожа такая же опухшая, как и в тот день, когда я бросила в него обжигающей пылью. Но стоит представить, что я увижу в его взгляде – и моя храбрость начинает очень не по-геройски ныть и требует не испытывать судьбу.

— Нашел себе подружку? – говорит кто-то слева от меня.

Окружили. Я продолжаю молча таращиться на мягкий ковровый настил, прикидывая разные варианты развития событий. Интересно, меня сразу придушат или сначала поиздеваются? Мысль о пытке мытьем посуды, как альтернативе происходящему, больше не кажется такой уж скверной. Что плохого в полировке хрустальных кубков или, скажем, чистке блюд из горного хрусталя? Зато я прямо сейчас вижу один очень ощутимый плюс – это, по крайней мере, не угрожало моей жизни!

— Это наше Безымянное пугало, - говорит Дэмос порядком заплетающимся языком.

Так-так-так, кто-то вылакал приличную порцию алкоголя и явно не рассчитал свои силы.

Я сразу чувствую прилив сумасшедшего оптимизма: от пьяного сбежать легче. Хотя бы потому, что пьяный бегает так же медленно и неуклюже, как и я в своей чудо-обуви. Одно скверно: под рукой нет ни унции мало-мальски жгучего реагента, чтобы отшлифовать морду Дэмоса, так сказать, до идеального состояния.

— Во что это она вырядилась? – Передо мной всплывает женское лицо с размазанным выпивкой взглядом. Да эти ребята, похоже, времени зря не теряли, и, пока я там начищала ложки и тарелки, успели набраться вдрызг.

— Спроси лучше, что она здесь делает, - поправляет пьяную спутницу Дэмос. – Рабыня среди отпрысков Старшей крови. Кто-то очень крепко поплатится за это неслыханное унижение: либо должностью, либо головой.

На миг я представляю, как мне придется объясняться с ректором, и даже воображение подсказывает, что мое вранье, равно как и правда, будут ни черта не убедительными.

— Рабыня? – Чьи-то жесткие пальцы хватают меня за подбородок, дергают лицо вверх. Наманикюренный ноготь больно чиркает по коже. Я скорее понимаю, чем чувствую, что из образовавшейся ранки начинает течь кровь. В теперешнем состоянии я способна ощущать только злость и отчаяние. И еще страх, хоть и не хочется в этом признаваться.

Дэмос грубо отбрасывает руку девицы, сгребает меня за шиворот и что-то каркает своим товарищам. Кажется, предлагает ему «ассистировать». Значит, без неприятностей никак не обойтись. И даже если я буду клясться, что сожалею, и нести прочую лживую чушь, меня вряд ли отпустят без наказания.

Пока я лихорадочно соображаю, как выбираться из этой глубокой задницы, Дэмос тащит меня в сторону одной из комнат.

— Тут заперто, - говорит один из его спутников, судя по голосу, единственный кто либо трезв, либо умеет разговаривать связно даже в пьяном состоянии.

— Ну так открой! – прикрикивает Дэмос. Его пальцы на моем затылке сжимаются так сильно, что у меня не получается сдержать крик. И, чтоб его все, из глаз начинают течь слезы.

В ответ на мою слабость мучитель все-таки заставляет посмотреть ему в глаза.

Ох, Взошедшие, зачем вы снова испытываете мое терпение? Конечно, он в полумаске, скрывющей верхнюю часть лица, но нижняя-то совершенно открыта, и я вижу почему. Он весь, словно жаба, покрыт язвами, прыщами и бородавками. Некоторые настолько вздулись, что, кажется, вот-вот лопнут. И надо же: стоит мне об этом подумать, как наполненная зеленой гнилью папула лопается - и все ее содержимое течет по подбородку Дэмоса.

Я честно пытаюсь себя пересилить.

Я даже пытаюсь думать о своей убитой семье, хоть это и кощунство.

Но смех все равно прорывается наружу.

Причем, скажу я вам, вид этого мистера Злая жаба вызывает у меня самый злой, самый торжествующий хохот. Я бы даже сказала – насквозь издевательский.

Первую секунду или две Дэмос таращится на меня с недоумением. Как будто в его бестолковой башке не хватает мозгов даже для того, чтобы взять в толк, почему какая-то Безымянная вместо того, чтобы униженно просить о пощаде, как полоумная хохочет ему в лицо.

Конечно же, я тут же получаю крепкую оплеуху. Называть это ударом я не буду даже если меня прямо сейчас поведут на плаху. Ударить может только мужчина, и только другого мужчину, равного себе по силе. А мужчина, бьющий беззащитную девчонку, способен разве что на бабскую пощечину.

Упасть мне не дает его же рука, все еще с остервенением сжимающая мой затылок. От боли у меня начинаются судороги: пальцы рук мелко дрожат, а перед глазами все плывет и превращается в бесформенное пятно. Ублюдок вообще понимает, что еще одно небольшое усилие – и он сломает мне шею, как цыпленку, и лишится своей игрушки?

Тем временем его напарник открывает дверь. Интересно, насколько это законно – использовать таум, чтобы вломиться в запертую комнату? Я, может быть, и заявилась на Бал без официального приглашения, но уж точно без умысла потрошить чужую частную собственность.

Хоть в чем-то Дэмос ведет себя как мужчина: пропускает даму вперед. То есть, просто швыряет меня через порог. Я безвольно растекаюсь по ковру, радуясь, что плотный ворс хоть немного смягчил удар. Быстро, как только могу, встаю на колени и отползаю к камину, около которого стоит полная поленница дров и внушительных размеров кочерга. Мне бы только заполучить ее в руки, а там уж поганцу придется испытать на крепость мои нервы. Убить его я, к сожалению, вряд ли смогу, а вот добавить красоты и без того «очаровательной» роже – это с радостью. Мысль о возможности поквитаться дает сил и задора быстрее шевелить каменными ногами.

Мне не хватает совсем чуть-чуть. Дэмос с ревом хватает меня за волосы и дергает вверх. Я понимаю, что мои дела совсем плохи, когда чувствую, что болтаю ногами в полуметре от пола, и что волосы с треском вырываются из скальпа.

— Ах ты тварь Безымянная! – Новая оплеуха приходится наотмашь, отчего вся правая часть моего лица мгновенно немеет. – Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда я буду отрезать тебе язык!

Еще одна затрещина – и я слышу хруст собственного носа. Или шеи. Сейчас не понять. По верхней губе течет кровь - ее слабый железный вкус солонит на языке.

Я могу только шептать что-то бессвязное даже для меня самой. Точнее, шипеть, потому что на грани потери сознания даже это - целый солидный подвиг.

Понимаю ли я, что Дэмоса это только раззадорит? Конечно. Знаю ли, что умолять о пощаде – мое единственное спасение? Само собой.

Но именно сегодня, сейчас, я не хочу унижать сама себя. Если он меня прирежет прямо сейчас, или изобьет и будет молча наблюдать, как я корчусь в предсмертных судорогах, я хочу знать, что хотя бы на том свете никто не скажет, что Йоэль эрд’Кемарри униженно просила о пощаде слизняка с гнилой рожей.

— Дэмос, хватит… - пытается осадить моего мучителя кто-то из его товарищей.

— Заткнись, Морк!

— Она уже посинела. Что ты тво…

Но вместо окончания фразы почему-то раздается булькающий гортанный звук. Как будто мой «защитничек» решил прополоскать горло чем-то густым и плохо усваиваемым. Одержимая любопытством, я все-таки нахожу силы, чтобы открыть глаза – возможно, последний раз в жизни – чтобы посмотреть, что же творится вокруг.

В ту секунду, как мой взгляд упирается в гниющее лицо Дэмоса – он тоже булькает. Настолько противно, что я нахожу силы на еще одну эмоцию – чистое и незамутненное отвращение. Но когда вижу, из-за чего он булькает, мне становится страшно.

Так страшно, что я оказываюсь как никогда близка к тому, чтобы обмочиться.

В глотке Дэмоса, прямо в середине кадыка, торчит тонкое лезвие кинжала. И кровь с его узкого кончика капает прямо на белоснежный ворот рубашки моего мучителя, растекаясь в какой-то до чертиков красивый орнамент смерти. В следующую секунду пальцы Дэмоса в моих волосах разжимаются, и я снова падаю. На этот раз, хвала Взошедшим, удар при падении приходится на спину. Я поворачиваю голову – и натыкаюсь на незнакомое мне лицо в луже крови. Через секунду с тихим стуком на пол приземлятся тело Дэмоса. Вот так я оказываюсь в «милой» компании двух трупов с перерезанными глотками. Не то, чтобы мне сильно их жаль. Хотя, дьявол дери, говоря по правде, мне плевать на их кончину, ведь если бы не сдохли эти мучители – они непременно сделали бы так, чтобы сдохла я. Ну или сделали бы меня еще большим страшилищем, чем я уже есть, что в моем теперешнем положении равносильно медленной смерти.