Безымянная Колючка (СИ) - Субботина Айя. Страница 72

— Не стоит - я и в первый раз прекрасно слышал, - тихо, как будто разговаривает с пугливой лошадью, говорит он, все так же ни на мгновение не отрываясь от своего занятия.

Интересно, что такого он там пишет?

— Это письмо отцу, - как будто читая мои мысли, говорит франт и, сделав последний штрих, наконец, откладывает писчие принадлежности и пергамент.

Поворачивается в мою сторону, опираясь на подлокотник.

Я невольно отшатываюсь, потому что у него абсолютно холодные, почти прозрачно-льдистые глаза, обрамленные такими же бесцветными, но длинными и густыми ресницами. И брови цвета серебра, и все это - на белоснежной коже, лишенной хоть какого-то намека на изъян. Только сила воли не дает мне пытаться прикрыть ладонью собственное обезображенное клеймом и шрамом лицо. Даже из вредности и вопреки всему, нарочно становлюсь так, чтобы свет лампы «подчеркивал все мои прелести». Хочется увидеть, как этот красавчик будет корчиться от отвращения так же, как и остальные.

Но он лишь слегка наклоняется вперед, позволяет себе толику любопытства.

— Значит, ты и есть Йоэль эрд’Кемарри, - произносит слегка растянуто, почти небрежно.

— Я - Йоэль Безымянная, рабыня нашего справедливого Императора Ниберу, кто такая та, другая, мне неизвестно. - Широко улыбаюсь, как будто в самом деле довольна таким положением дел. Всегда нужно держать ухо востро, особенно с неизвестными франтами, которые берутся из ниоткуда и нагло занимают облюбованный тобой угол.

— Я слышал о тебе… некоторые вещи, - кивает он. - Некоторые из них весьма презабавные.

— Это мое место, - не обращаю внимания на его слова. Что он там слышал - догадаться не трудно, нет смысла обмениваться любезностями и поддерживать разговор, который снова скатится в обсуждение ужасного злодеяния, совершенного моей семьей. - Ты занял его без разрешения.

Он осматривается, медленно вращая головой.

— Здесь не было предупредительной таблички.

— Но вещи, которые здесь были и которых здесь теперь нет, - киваю на стол, уставленный дорогими побрякушками, - красноречиво намекали, что кто-то регулярно сидит за этим столом, пишет и жжет свечи, чтобы читать.

— Да, вероятно, - признает он. - Но все это было такое ветхое и грязное, что я подумал, что хозяин этого хлама давным-давно в могиле.

Он даже не пытается выглядеть извиняющимся, ведет себя так, будто Взошедшие выписали ему право вторгаться в чужую жизнь, брать чужие вещи и переставлять все по своему усмотрению, где вздумается и когда вздумается. Конечно, судя по его внешности, это явно отпрыск чистой крови, максимально чистой, насколько это возможно в наше нелегкое время странных союзов и договорных браков. Наверное, привык, что все вокруг существуют только для того, чтобы радоваться, когда Он-Великолепный соизволит обратить на них свое внимание.

— Ну, раз мы все выяснили… - Не дожидаясь его ответа, громко роняю на стол стопку книг и свою забитую до отказа сумку. - Кстати, я бы хотела получить обратно свой убогий хлам - он дорог моему сердцу как напоминание о бренности бытия.

— Боюсь, он не пережил встречу со мной, - пожимает плечами мой собеседник, а потом берет со стопки верхнюю книгу, открывает в том месте, где торчит кончик закладки, и с любопытством читает. - Это твои заметки?

Показывает на строчки на полях, выведенные моим корявым почерком, да еще и «украшенные» парой грязных клякс. Почему, черт подери, я раньше не придавала значения тому, что пишу, как курица лапой?

— Мои, - говорю, задрав нос. Не будет же он доносить на меня за порчу государственного имущества. Да здесь каждый второй студент рисует в учебниках, причем не полезные заметки, а то, что принято называть «скабрезной карикатурой».

— Срезать стебель под почкой - так из него выйдет больше сока, - зачитывает мою сегодняшнюю заметку, которую я сделала в алхимической лаборатории, когда варила настойку против вшей. Перелистывает назад и, прищелкнув языком, продолжает: - Использовать только лепестки Огненного тысячецвета, коробочка замедляет реакцию.

Я молча и не расшаркиваясь на вежливость, забираю учебник из его не сопротивляющихся пальцев и возвращаю книгу на место.

— Мне нужно заниматься, - выразительно киваю в сторону узкого коридора между полками, по которому этому франту хорошо бы катиться подальше и не портить мою унылую жизнь своим богоподобным присутствием. - Буду считать, что все эти вещи - справедливая плата за порчу моего имущества.

Он отходит в сторону, когда я устраиваю свой зад на новеньком стуле. Нужно признать - этот гораздо удобнее предыдущего. Хотя что там - он удобнее всего, на чем здесь довелось побывать моей пятой точке! Да и света от лампы гораздо больше - теперь мне точно не придется щуриться. И писчие принадлежности абсолютно идеальные, что уж говорить о большой, кристально чистой лупе в тяжелой серебряной оправе!

— Удобно? - особо не скрывая иронию, интересуется Красавчик.

— Вполне, - отвечаю сдержано.

Мне кажется, что теперь он должен обязательно сказать что-то в ответ, но он просто молча забирает свою куртку, так же молча накидывает ее на плечи и двигается в сторону коридора. Я отмечаю, что он невероятно высокий. Пусть мой милый принц простит меня за это недостойное сравнение, но они с этим хлыщем определенно одного роста. И как будто даже отдаленно похожи, хотя Высшую кровь Ашеса выдают его хрящевидные волосы и глаза цвета лавы. Но все же…

— Я слышал, - Красавчик разворачивается на полпути, - здесь принято держать при себе помощницу: девушку, готовую выполнять разные поручения за соответствующую плату. Расторопную, смышленую, нуждающуюся в протекции…

— Я тоже что-то такое слышала, - делаю вид, что не понимаю, о чем он.

— Не сомневаюсь, - улыбается Красавчик. - Но ты ведь учишься на факультете Помощников, не так ли?

— Об этом написали во вчерашнем новостном листке? - Я корчу восторженную рожу.

А он в ответ тихо смеется.

— В мире за этими стенами, Йоэль эрд’Кемарри, ты, в некотором роде, довольно известная личность. Но я завел этот разговор с другой целью. Если вдруг кто-то из твоих подруг согласен стать помощницей - я бы рассмотрел подходящую кандидатуру. И готов платить ей пятьдесят золотых в неделю, но при условии, что это будет кто-то умный, сообразительный, не брезгливый и острый на язык, чтобы избавлять меня от хандры, которой я, увы, подвержен. Кто-то… вроде тебя.

Пятьдесят золотых в неделю!

Рэн платил мне двенадцать - и это весьма щедро по местным меркам.

— Я думаю, тебе следует обратиться с заявкой в соответствующий клуб - там много анкет, есть и умные, и смышленые, и разговорчивые. На любой вкус. Я подобным сводничеством не занимаюсь. Всего доброго и спасибо за новый табурет!

Уже когда склоняюсь над пергаментом, делая вид, что уже поглощена своими делами, он добавляет:

— И все же, если вдруг тебе попадется подходящая девушка, передай, что Кайлер та-гар’эрд’Айтран готов рассмотреть ее кандидатуру вне очереди.

Я уже слышала это длинное мудреное имя.

Точнее, основную его часть.

Взошедшие, он брат невесты Ашеса!

Глава тридцать седьмая

Угадайте, кто становится предметом всех сплетен Роры, которые она вываливает мне на голову буквально с первой минуты, как мы, по обыкновению, занимаем задний ряд на лекции профессора-вонючки?

Кайлер, конечно же.

Кажется, даже «Глер» не производил на нее такого неизгладимого впечатления, я уж не говорю о ее личной трагедии на Балу Схождения, о которой Рора забыла и вспоминать. Впрочем, я не удивлена - фавориты ее розовых грез меняются чаще, чем цвет жидкости в моей чернильнице.

Я, подперев щеку кулаком, слушаю ее глупости, в глубине души радуясь, что они хоть немного, но отвлекают меня от мыслей о невесте Ашеса. Даже если ее имя в сплетнях Роры так же присутствует.

— Анелия и Корда уже подрались за право сидеть рядом с ним, - сообщает Рора, и ее лицо, все еще покрытое порядком позеленевшими синяками, искажает гримаса злорадства. - Говорят, так вцепились друг другу в волосы, что их потом снимали даже с люстры!