Цена наслаждения - Коул Кресли. Страница 66
Обмахнув лоб и шею, Грант широко зашагал через поле, туда, где Виктория восседала на тележке, в которую был запряжен пони.
– Похоже, нам неплохо работается вместе.
– И ты, разумеется, искренне доволен собой...
– Разумеется.
– Как я понимаю, – протянула Виктория, – возведение забора по сравнению со стрижкой выглядит детской игрой. Но ты, конечно, не задержишься здесь так надолго...
– Я прекрасно знаком с овцеводством, – напомнил ей Грант, – поскольку управлял Уайтстоуном четыре года.
Тори пожала плечами и подавала зевок. Силы ее совершенно иссякли.
– Мы должны отвезти тебя обратно. – Объявив это, Грант пожелал спокойной ночи остальным. Он знал, что Хакаби с Шепердом собираются побаловать себя кружкой эля, который им принесла жена Шеперда во время ленча. Что ж, они это вполне заслужили.
Грант уже заметил, что супруги Хакаби играли весьма немаловажную роль в поместье: Хакаби был не только управляющим, но и выполнял физическую работу как в поле, так и в доме, а миссис Хакаби исполняла обязанности экономки, доярки, судомойки и прачки в одном лице.
Когда Виктория еще раз зевнула, Грант подхватил ее на руки и одним махом посадил на свою лошадь.
– О! Она... она слишком высокая для меня! – взвизгнула Виктория. – Слишком большая.
– Ничего, я сам ее поведу, – усмехнулся Грант. – Не идти же тебе обратно пешком – это очень далеко, а ты слишком устала.
Убедившись, что Грант не выпускает из рук поводья, Виктория позволила себе расслабиться, но все же на всякий случай намотала на кулак лошадиную гриву.
– С чего это ты сегодня такой внимательный?
– Просто я очень о тебе забочусь.
Смущенная этим признанием, Виктория отвернулась. Грант и сам был смущен. Теперь, когда он осознал свои чувства к ней, ему оставалось только недоумевать, отчего для этого ему потребовалось столько времени.
Грант молчал до самого дома и, когда они прибыли на место, помогая Виктории вылезти из седла, даже не стал с ней заигрывать.
После того как Виктория ушла к себе, он написал Николь, чтобы она прислала из Уайтстоуна квалифицированных рабочих. Грант знал, что Тори будет сердиться, когда выяснит, что это сделал он, и все же утром свистнул мальчику с конюшни и приказал ему доставить письмо по назначению.
Следующие два дня Виктория усердно старалась усложнить Гранту жизнь. Чтобы не дать ему поспать вволю, она посреди ночи начинала с усердием двигать по комнате свою скудную мебель или открывала и закрывала окна, громыхая рассохшимися ставнями и скрипя проржавевшими петлями. В довершение ко всему рано утром она пинала ногой его дверь, но в итоге эта зловредная тактика так ни к чему и не привела, кроме истощения ее собственных сил, и никоим образом не помешала Гранту оставаться, как никогда, добродушным и приветливым. Он по-прежнему сопровождал ее каждый день и следил за ее работой. Правда, после инцидента, случившегося во время восстановления забора, теперь он не давал ей никаких советов.
Но и без этого Тори видела, что ему стоило большого труда сдерживать себя и что это медленно убивало его. Вот уж поистине чем хуже, тем лучше! Вместе с тем ей приятно было иметь кого-то под рукой, когда требовалось поднять тяжелые вещи, которые она не могла сдвинуть с места, или достать что-то, до чего она сама не могла дотянуться. Стоило Гранту заметить ее затруднения, как он тут же оказывался рядом, готовый прийти на помощь.
Однажды они переносили на новое место один из манежей для молодняка.
– Я и раньше знал, что ты настойчивая, – неожиданно сказал Грант. – Но не видел никого, кто добивался бы чего-то с такой целеустремленностью.
«Я добивалась тебя точно так же, – подумала про себя Тори. – И посмотри, что я получила. Одни страдания».
– А как еще добиваться? И почему, добиваясь чего-то, что тебе хочется, ты не должен ожидать награды?
– В самом деле – почему? – Грант взглянул на нее с таким выражением, словно уловил скрытый смысл ее слов. Или он просто умеет читать ее мысли?
Находиться рядом с ним целый день, постоянно видеть его мускулистое тело с некоторых пор стало для Виктории непереносимой мукой. Но впереди ее ожидали еще более худшие времена. Гораздо худшие. И эти времена уже наступали.
Грант начинал обнаруживать чувство юмора.
Как-то его боднул баран. Виктория взвыла от смеха, и тут же Грант... рассмеялся вместе с ней! Она остолбенела. Это был раскатистый, искренний смех, а его улыбка показалась ей сразу и чувственной, и непринужденной... Тори чертыхалась про себя, зная, что от этого у нее нет защиты... В другой раз, когда она зацепилась за гвоздь в овчарне и чуть не порвала платье, Грант вновь расхохотался. Но достаточно ему было только взглянуть на ее лицо, как он тут же подавил смех. Он украдкой вытирал глаза, распутывая и возвращая ей часть ее юбки, и позже Тори заметила, что он таки убрал злополучный гвоздь.
Как-то вечером, пока еще не слишком стемнело, Тори пошла относить на конюшню мясные обрезки для кошки с котятами. Грант с Хакаби в ожидании ужина находились на террасе, попивая эль и дымя сигарами. Она торопливо прошла мимо них. Ей даже в голову не пришло, что занятый разговорами о зерне и посевах, Грант мог ее заметить. Но не успела она произнести «кис-кис», как он вырос у нее за спиной.
Тори поставила миску, повернулась... и чуть не ахнула, увидев его лицо. Грант Сазерленд пьян!
Она в изумлении подняла брови.
– Как я понимаю, Джеральд поделился с вами неким домашним напитком.
– Зверская штука. – Грант потер подбородок с отросшей щетиной.
– А я-то думала, ты бреешься каждый день!
– Да, но сейчас я слишком устал, чтобы даже думать об этом. – Грант покрутил головой. – По некоторым причинам, – добавил он, – мне плохо спится здесь.
Тори ответила надменной улыбкой.
– Даже звери, покидая насиженное место, чувствуют себя неуютно. – Он хихикнул.
Вот шельмец! Расслабленный и веселый, сейчас он был совсем не похож на прежнего угрюмого Гранта, за которого она отказывалась выйти замуж.
Придвигаясь ближе к ней, Грант пробормотал ей на ухо:
– Единственная вещь может заставить меня сбрить это. Если я узнаю, что мне будет позволено поцеловать тебя, то тогда непременно... – Грант провел пальцами по ее щеке. – А все потому, что я не хочу поцарапать твое нежное личико или бедра.
«Кто бы возражал», – подумала Виктория, почти бездыханная от его слов. И тут же она мысленно отругала себя и попятилась от него, а затем, пробормотав что-то насчет ужина, бросилась прочь.
Грант явился к ужину через полтора часа, теперь он был гладко выбрит. Тори отлично понимала, чего он добивается. Он не может обещать ей любви и поэтому пытается соблазнить ее. Помоги ей Бог устоять! Когда она смотрела на его лицо, на его чисто выбритый волевой подбородок и точеные скулы, ее охватывал трепет. Может, он задумал пристать к ней с поцелуями в эту ночь? Но и она тоже хороша – нельзя же возбуждаться от одного только взгляда на его лицо!
Ужин стал для Тори тяжелым испытанием, и в конце концов она, не досидев до конца, извинилась и удалилась к себе в кабинет, не обращая внимания на откровенное разочарование Гранта.
Удобно устроившись в кресле, Тори стала анализировать его стратегию. Он испытывал к ней чисто плотское желание, но она уже сказала ему, что ей этого мало. Тогда Грант ответил, что не может дать ей больше, и с этих пор их отношения зашли в тупик. Как можно продолжать подобные отношения дальше, если это каждый раз будет приводить ее в новый тупик?
Грант смешал ее жизнь со своей, сплетя их воедино, и, кажется, Тори уже перестала понимать, где заканчивается одна жизнь и начинается другая. Это касалось не только их работы: Грант собирался идти вместе с ней на деревенскую свадьбу в следующую субботу. Она еще не слышала, чтобы люди женились в восемьдесят лет, и ей было интересно посмотреть на эту церемонию, но, видимо, теперь она не сможет там присутствовать.
. Невольно Тори пробормотала что-то весьма нелестное в адрес Гранта. В деревне на них уже смотрели как на совладельцев. С тех пор как они стали работать вместе, их воспринимали как две половинки одного целого, но все это была лишь видимость. Никакие они не совладельцы, и никакая она не половинка – это поместье принадлежит ей, и меньше чем через неделю она по праву станет его единоличной хозяйкой, а затем избавится от Гранта. Она не собиралась жить без ответной любви, делая уступку за уступкой, поэтому ей хотелось, чтобы он поскорее ушел, пока ее желание к нему не заставило ее забыть, что любовь важнее.