Возвышение Меркурия. Книга 9 (СИ) - Кронос Александр. Страница 37

Не отрывая взгляда от Оболенского, валькирия хищно раздула ноздри и продолжила.

— Повелеваю отправиться в страны Европы и добиться заключения такого договора или договоров, чтобы хранили границы Российской империи с той стороны. Чтобы признали нас союзниками все державы, да обязались не нападать. Договаривайся со всеми сразу или заключай пакты по отдельности, как тебе угодно будет, князь. Но пока не справишься, возвращаться не смей.

Чуть помолчав, добавила.

— Или пока не будет на то, Высочайшего повеления.

Оболенский растерянно вздохнул. Покосился на меня. Интересно, он сейчас играет? Или действительно собрался что-то спросить.

— Это что получается, с Портой мне тоже договориться надо? То есть можно заехать в…

Вокруг Дарьи заплясала зелёные огоньки и Оболенский смущённо замолк. А дева яростно прошипела.

— К Стамбулу не приближаться. Город не сжигать. С османами не воевать.

Кавалергард нахмурился.

— А ежели они меня убить попытаются? Или кого из людей моих? Что ж тогда делать, Ваше Высочество? Стоять и смотреть?

Судя по выражению глаз царевны, прямо сейчас она считала мою идею ужасной и наверняка жалела, что согласилась.

— Ежели нападут они сами, да первыми, тогда можете ответить, князь.

Тот удовлетворённо кивнул. А дева, чуть подумав, добавила.

— Но являться на их территорию я запрещаю. Вести переговоры в голом или неподобающем виде, запрещаю. Оскорблять султана, правящую династию, их традиции и хвастаться похождениями в гареме, запрещаю. Задевать личности османов, с которыми вы беседуете или их родичей, запрещаю. Брать в заложники любых дворян или членов правящих династий Европы, требуя от глав их родов, стереть с лица земли Стамбул, запрещаю.

Не выдержав, я сам покосился на Оболенского. Целеустремлённый смертный. Как минимум, последний пункт впечатлял. Взять в заложники условного наследника престола и требовать от короля уничтожить Стамбул — ход не самый умный. Но тот факт, что его автор остался после этого жив и благополучно вернулся домой, говорил о силе князя куда больше, чем всё увиденное мной за последние дни.

Сам патриций, хмуро смотрел в пол. Возможно отыгрывал роль. А может и правда расстроился. Сложно сказать, что ему на самом деле нужно в Стамбуле, но вполне вероятно, он действительно раздумывал над возможностью визита в османскую столицу.

Царевна же, перевела взгляд на меня.

— А теперь вы, Афеев. За неоценимую помощь в излечении брата моего, Алексея Михайловича, дарую вам титул графа, да земли в Амурской области. И награждаю орденом Ярослава Мудрого.

Лихо развернувшись, процокала каблуками туфель к трону и забрав с установленного около ступеней столика несколько листов бумаги и коробочку, вернулась, протянув мне. Дождавшись, пока я отвешу почтительный неглубокий поклон и приму документы на земли, вместе с наградой, продолжила, не дав заговорить.

— Оказали вы услугу роду Рюриковичей, Афеев. И потому стоите тут живым, а не болтаетесь на виселице. Потому как за ту бойню, что допустили вы вчера среди верных слуг престола, должно было бы казнить вас. Как и за интерес ваш к знаниям запретным, за изучение которых, от сего дня положена казнь смертная.

Теперь роль пришлось отыгрывать уже мне. Изобразив максимально растерянный вид, я развёл руками.

— Так не слушалась меня гвардия других родов, Ваше Высочество. А моих людей там и не было. Как я мог остановить княжичей, да солдат чужих?

Та впилась в меня яростным взглядом.

— Словом своим. Да властью, что дали вам Рюриковичи. Я дала. Однако не справились вы, Афеев. Опозорили род наш. Ввергли в смуту людей государевых. Допустили смерть многих верных слуг короны. И интерес проявили, которому не должно было быть.

Вскинув подбородок, смерила меня презрительным взглядом, вызывая невольное желание проявить совсем иную ответную реакцию, а не смирно стоять на месте. Тем не менее пришлось сдерживаться. Что я за римский бог, если не смогу пройти через все ступени своего же собственного плана.

— Но за интерес тот казнят только с дня сегодняшнего, а преступление совершили вы вчера. Да и брата моего единокровного, от смерти уберегли. А потому, я Великая княгиня Дарья Михайловна, своей властью повелеваю вам сопровождать князя Оболенского в его поездке. И не возвращаться назад, пока не будет выполнена она или не поступит Высочайшее повеление. Назначаю вас вторым хранителем Малой императорской печати, да помощником Полномочного Посланника государства Российского, с правом при необходимости, заменять его на переговорах.

На момент замерев, торжественно отчеканила.

— Такова воля моя и брата моего, Алексея Михайловича, что нынче блюдет место на престоле для правителя будущего. Идите же и не возвращайтесь, пока не выполните наказ в точности. До полуночи должны вы покинуть пределы империи Российской.

Замолчав, задрала подбородок и я было двинулся с места, желая направиться к выходу. Но вот князь Оболенский остался, стоять, по-прежнему пялясь в пол. Не выдержавшая Дарья, рявкнула.

— Свободны!

Вздрогнувший патриций, поднял на неё глаза. Удивлённо моргнул. Глянул на меня. Снова на царевну.

— Всё? Можно идти, Ваше Высочество?

В воздухе, рядом с девой, снова заплясали зелёные огоньки и князь понимающе кивнул. После чего развернулся и строевым шагом направился к выходу.

Когда мы миновали охрану и оказались в широком дворцовом коридоре, где никого не было, я поднял глаза на Оболенского.

— Когда вылетаем? Сколько времени вам нужно на сборы?

Тот посмотрел на меня и неожиданно улыбнулся.

— В этот раз придётся ехать поездом, граф. Чудный вид транспорта — вам обязательно понравятся. Мелькающие за окном деревья, коньяк в гранёных стаканах, обнажённые девицы…

Кашлянув, сразу же отметил.

— Хотя последний пункт не является обязательным для всех членов делегации.

Поезд, это может и неплохо. Но самолётом, на мой взгляд, было бы куда практичнее. Впрочем, озвучить этот момент я не успел — Оболенский смог понять немой вопрос по выражению лица.

— Польша закрыла воздушное пространство. Выпускает чужие самолёты, но никого не впускает. Даже дипломатические борта. Решение Сейма принято двадцать минут назад, ничего не поделать.

Секунду помолчав, добавил.

— Распоряжусь прицепить к ближайшему пассажирскому составу три моих вагона. Доедем с комфортом.

Я кивнул. Двадцать минут назад, князь стоял рядом со мной и к дарфону не прикасался. Интересно. Если он может поддерживать ментальный контакт со всеми членами своего рода, а не только сыновьями, это открывало широчайший простор для манёвра. В перспективе, конечно же. В той самой, где мы будем в достаточной степени друг другу доверять.

— Думаю, нам стоит забрать Малую императорскую печать.

В ответ на мои слова тот усмехнулся в усы.

— Безусловно. Я бы предложил отметить получение вами титула и земель, но боюсь с этим придётся подождать до поезда. Как никак личное распоряжение Дарьи Михайловны.

Глянув на его физиономию, где сейчас не было и тени улыбки, я зашагал вперёд по коридору. Рядом гулко бухали шаги Оболенского. А через десяток метров я услышал его задумчивый голос.

— Послушайте, граф, а вам никогда не хотелось взорвать польский Сейм?

Адам Тарновский как раз заканчивал изучать доклад об итогах долгого заседания Сейма, когда дверь распахнулась и в его кабинет вошёл человек. Один из магнатов Польского Королевства, даже не поднял головы. Вот так, без представления слугой, к нему могли входить лишь сыновья и супруга. Шаги, хоть и скрадывались мягкостью ковра, но точно были мужскими. А раз его младший сын сейчас находится в Сейме, значит оставался всего один вариант.

— Ты без предупреждения, Ян. Что-то случилось?

Старший сын, который десять лет назад стал членом ордена, опустился в гостевое кресло напротив отца и тот наконец поднял на него глаза. Сразу же отодвинул бумаги в сторону. Потому как, очень редко в глазах его сына проглядывало откровенное напряжение. Тщательно скрываемое и со стороны почти незаметное, но очевидное для близких.