Дочь викария - Коултер Кэтрин. Страница 42

— Откуда у тебя появилось столь неукротимое стремление подслушивать? — выдавил он.

— Унаследовала от тети Синджен, — беспечно ответила ничего не подозревавшая Мегги. — Боюсь, эту привычку уже не искоренить, милорд.

— Учту. И постараюсь быть весьма осмотрительным в словах, когда ты рядом.

— Очень мудро. Так вот, дядя Райдер унаследовал огромное состояние от моего двоюродного дедушки Брендона, не говоря уже о плантации сахарного тростника на Ямайке. Отец благодаря дяде Дугласу, который всегда занимался его финансами, тоже разбогател, а когда дальний родственник завещал ему Килдрамми, денег стало еще больше. Правда, он никогда не говорит об этом. И по-моему, не думает. Так что если ты женился на мне, желая заключить выгодную сделку, то уж никак не промахнулся.

— Спасибо. Ты права. Я получил куда больше, чем ожидал.

— И сколько я стою?

Томас снова остановился, пристально посмотрел на нее и напомнил:

— О таких вещах не говорят в присутствии дам, неужели не знаешь?

— Совсем не знаю. Меня купили. По-моему, всегда справедливо знать свою цену.

— Тебя никто не покупал.

— Отец заплатил за меня. Значит, меня купили. Ну же, выкладывай. Сколько, Томас?

— Черт возьми. Десять тысяч.

Ему хотелось лягнуть себя за глупость и болтливость. Но он выгнул бровь и принял, как ему казалось, надменный, независимый вид.

— Воображаешь, будто стоишь десять тысяч фунтов?

Мегги тяжело вздохнула.

— Всю свою жизнь я прожила, не зная ни голода, ни нужды. Если я видела отрез ткани, который мне нравился, просто приказывала послать его на дом. Мой отец потратил громадную сумму на мой лондонский сезон, а я даже не подумала об этом. И не попыталась найти мужа. После Джереми…

Ее голос упал, как камешек с обрыва.

Глава 21

— Что ты хочешь сказать этим «после Джереми»? — осведомился он, старательно выговаривая каждую букву.

— А… это так, абсолютно случайно. Не имеет значения. Всего лишь еще один чертов почти кузен, ничего больше. Беда в том, Томас, что я презренна и ничтожна и не понимала этого до последней минуты. Нет, если быть честной, я не стою и четверти того, что за меня отдали. Думаю, ты приобрел кота в мешке.

— Нет, — возразил Томас. — Я приобрел особу из рода Шербруков с прекрасными голубыми глазами, которые она передаст нашим детям.

— Да, постараюсь. Мне ужасно жаль, Томас.

— Чего тебе жаль? — буркнул он.

— Мне жаль, что ты был так беден после того, как твой отец развелся с твоей матерью.

— О нет, я не голодал и не нуждался. Последние двадцать лет дела дяди шли неважно, но он великодушно приютил нас с матерью. Он был прекрасным человеком. Однако должен сказать: очень обидно, когда, зная, что от тебя зависят люди, приходится изворачиваться, интриговать, строить планы и общаться с весьма неприятными людьми только ради того, чтобы иметь достаточно денег на самое необходимое. Но ситуация изменилась два года назад, когда из Китая в Геную прибыл мой первый корабль.

Он взял ее за руку и повел наверх. Ступеньки, устланные древним, донельзя изношенным турецким ковром, потрескивали под ногами.

— Интересно, сколько людей ходили по этому ковру? Томас на мгновение задумался.

— Знаешь, я тоже задавал себе этот вопрос. Лет в тринадцать я решил, что здесь в свое время обитали несколько армий, в общей сложности тысяч пять человек.

— Вполне вероятно.

— Только Кромвель приходил дважды. В первый раз неудачно, а во второй — взял замок.

— Кстати, я не сказала тебе, что моя тетя Синджен — богатая наследница. Вероятно, одна из самых богатых в Англии. Она вышла за шотландского графа, который был беден как церковная мышь и жил в замке, представлявшем собой сплошные руины. Она спасла его. Может, и я чуть-чуть тебя спасаю? Считай меня одним из своих судов, нагруженным редкостными товарами и входящим в порт назначения.

— Ты — больше, чем одно судно. При мысли о твоих товарах у меня слюнки текут, — сообщил Томас с залихватской ухмылкой.

— Мне нравится, как это звучит. А насчет твоих товаров… Он впился губами в ее губы, но тут же выпрямился.

— Мой отец тоже был очень богат, так что вместе вы меня облагодетельствовали. Наших денег хватит на многие поколения вперед.

В самом конце длинного, полутемного, очень широкого коридора устланного еще одним поношенным турецким ковром, под которым скрипели дубовые планки пола, находилась хозяйская спальня, вернее, покои. Сама спальня была настолько унылой и безликой, что Мегги пришлось крепче сжать губы, чтобы не дать воли разочарованию. Впрочем, чему удивляться после того, что она уже успела увидеть?

Просторная комната была обставлена тяжелой старой мебелью. Окна закрыты дырявыми занавесями. На полу ни единого коврика. В самом центре красовалась монументальная кровать, стоявшая на трехфутовом возвышении. Зрелище еще более угнетающее, чем гостиная.

— Очень большая комната, — выдавила наконец Мегги. — Столько свободного пространства.

— Вон там — гардеробная с удобной медной ванной, а за ней — еще одна спальня. Думаю, ты вполне можешь там обосноваться.

Гардеробная была маленькой, темной и провоняла камфорными шариками. А вот вторая спальня оказалась приятным сюрпризом. Открыв дверь, Мегги ошеломленно моргнула, ослепленная ярким солнцем. Куда подевался шторм? Она могла бы поклясться, что он по-прежнему бушует за окнами, если учесть сырость и почти полное отсутствие освещения в тех комнатах, которые она видела до сих пор. Но эта комната была белой, чисто белой, ни мазка другого цвета, и Мегги захотелось раскинуть руки и закружиться.

Она вышла на середину комнаты и уставилась на пушистый белый ковер, закрывавший почти весь пол целиком.

— О небо!

— Ты такого не ожидала? Эта комната, как ты уже поняла, называется достаточно оригинально — Белой.

— А мне ужасно нравится, Томас.

Она помедлила, не зная, как заговорить о том, что ее мучило, и Томас посоветовал:

— Просто выложи, что у тебя на душе.

— У моего отца и Мэри Роуз одна спальня. И у всех моих дядей и их жен тоже. Я видела, как дядя Колии перебрасывает тетю Синджен через плечо и несет в свою спальню, и всегда считала, что иначе и быть не может. Как по-твоему, нельзя ли и нам жить вместе?

— Ты хочешь делить со мной спальню? — медленно переспросил он, ругая себя дураком за непрошено разгоравшийся в душе огонек надежды.

— Ну да. Как я могу перевоспитать тебя, если не буду рядом все время?

— Ты права, это почти невозможно. А я нуждаюсь в перевоспитании?

— О да, но я твердо могу обещать, что через десять лет ты станешь идеальным человеком.

— Всего через десять лет?

— Я всегда была оптимисткой.

Он подошел ближе и сжал ладонями ее лицо.

— О да, я увидел это с первой нашей встречи.

Мегги привстала на цыпочки и уставилась на его губы.

— Хочешь, чтобы я тебе поцеловал?

— Да, — промычала она, покусывая его подбородок. — Если ты еще спрашиваешь, значит, боюсь, дело куда серьезнее, чем я думала, и речь идет о сроке, гораздо более долгом, чем десять лет.

Он поспешно нагнул голову и поцеловал ее. Губы Мегги были так чертовски мягки и теплы, совсем как сама она, и снаружи и внутри, включая верное преданное сердце, будь она проклята!

Томас выпрямился, но продолжал гладить ее по щеке.

— У тебя очень выразительное лицо, Мегги. Ты с первого взгляда возненавидела мою спальню, верно?

— Ее можно переделать…

— В точности как меня.

— Нет, с тобой работы меньше. Предлагаю поселиться в этой прелестной белой спаленке, пока ту приводят в приличный вид.

— Я никогда не слышал о супругах, живущих в одной спальне, без особой на то необходимости, — выговорил он с еще большим трудом. — Мало того, мне вообще трудно представить, что отец с матерью спали в одной кровати. Я хочу сказать… некоторые мужья и жены ложатся в одну кровать, только для всяких интимных вещей, но не на всю ночь. Уверена, что все твои родственники по мужской линии именно так и поступают?