Избранные циклы фантастических романов. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Малинин Евгений Николаевич. Страница 4

– Машеус, давай я сам наломаю лапника… – немедленно донесся Пашин гундосый голос, и следом за девушкой, слегка похлюпывая обувкой, двинулась темная фигура.

На пару с Душегубом дело пошло как по маслу, к тому же, как оказалось, земля под травяным покровом была достаточно мягкой. Так что уже через несколько минут обе рогатины были основательно вбиты в поляну под нужным углом, к ним были приколочены прямые жерди, а сверху на несущие конструкции была аккуратно уложена и сама забивальная дубина. Каркас был готов, осталось накрыть его ветками. Мы любовались своим архитектурным детищем, когда из лесу была доставлена первая партия кровельного материала, который я принялся укладывать на предназначенное для него место.

Моим друзьям понадобилось еще две ходки, чтобы веток хватило для крыши, но в результате мы получили достаточно поместительное временное жилище.

А затем я скинул свои сапожищи и протянул их Паше. Когда тот взял их и принялся удивленно разглядывать, я пояснил:

– Если ты думаешь, что я предлагаю тебе их вычистить, то ты ошибаешься. Давай-ка натягивай мою обувку прямо на свои мохнатые ножки. Мои ботфорты вполне сухие и теплые, так что к утру твои унты тоже просохнут.

Паша скорчил сомневающуюся физиономию – как, однако, богата актерская мимика, но сапоги все-таки натянул. И его тридцать девятого размера унтики вполне разместились в этих обувных монстрах.

– Ну а теперь, – скомандовал я, – полезай в шалаш и постарайся уснуть. А то завтра к вечеру ты будешь совершенно разбит и не сможешь играть премьеру.

– А ужинать мы разве не будем? – живо поинтересовалась Машеус.

– А у тебя есть что съесть?! – Мы втроем заинтересованно повернулись в ее сторону.

Она потупилась, и мы осознали, что задали девочке неприличный вопрос. Она явно рассчитывала на наши запасы.

Паша, поняв, что ужина не предвидится, пополз на карачках в шалаш и, покряхтев и повертевшись там некоторое время, затих. А скоро из-за темной, пахнущей хвоей стенки послышалось довольно шумное сопение. Душегуб улегся там, где стоял, и затих, напоминая своими очертаниями валун, оставленный отступающим оледенением.

Я сбросил свой роскошный чародейский плащ, шарф, шляпу и, оставшись в одном старом тренировочном костюме, улегся на спину и уставился в потемневшее почти до черноты и все-таки оставшееся несколько коричневатым небо. Звезды на нем располагались как-то непривычно, и их желтоватый цвет был неприятен.

– Сереж, а ты как думаешь, что мы такое видели? – раздался рядом со мной несколько неуверенный вопрос Машеньки.

Я помолчал, еще раз вспоминая странное поведение солнца и небес, а потом повернул голову в ее сторону. Сидящая рядом со мной на траве тоненькая фигурка ясно вырисовывалась на фоне звездного неба и к тому же ее окружал какой-то странный, слабо светящийся ореол. Машеус не смотрела на меня, уставившись в небо и словно забыв о своем вопросе. Но я ответил:

– Мне, конечно, вряд ли удастся точно ответить на твой вопрос, но вполне возможно, что в мире произошло что-то такое, о чем мы еще не знаем. Во всяком случае, можно предположить, что ребята что-то услышали по радиоприемнику, помнишь, Славка слушал в электричке. После этого сообщения тот, кто его услышал, собрал кого смог и они срочно уехали назад в Москву. А мы остались здесь одни, просто потому, что нас не смогли быстро найти.

Мы немного помолчали, а затем Маша, не поворачивая головы, прошептала:

– Ты думаешь, это… война…

Я проглотил неожиданный комок и хрипловато ответил:

– Не знаю… Вряд ли… Скорее какой-нибудь эксперимент.

– Эксперимент рядом с Москвой? – недоверчиво переспросила Машенька.

– А может быть, и в самой Москве, – спокойно, как мне показалось, ответил я.

Машеус тихонько улеглась в траву и, поджав к себе коленки, затихла. Я немного подождал, а потом встал и прикрыл ее худенькое тело своим длиннющим плащом. Через несколько минут ее тихое посапывание показало мне, что девушка заснула.

Сам я еще очень долго рассматривал желтые звезды в темно-коричневом небе, поражаясь окружавшей меня гробовой тишине.

Спал в эту ночь я очень мало, хотя считаю себя большим соней, и проснулся задолго до восхода солнца. Небо только-только начинало светлеть, переходя от темно-коричневого, почти черного, цвета к светлому, охряному. Легкие, редкие облачка чуть темнее неба стояли неподвижно, словно лужицы пролитой краски. Постепенно края облаков, подсвечиваемые поднимающимся солнцем, начали искриться ярко-оранжевым, и, наконец, небо превратилось в светлый желтоватый купол, облака – в яркие оранжевые кляксы, а над зазубренным окоемом леса показался край изумрудно-зеленого солнца.

– Значит, это был не сон?! – раздалось из-под моего плаща, и на свет показалась заспанная рожица Машеуса. Тут же послышалось тяжелое кряхтенье, и из шалаша выползло странное существо с темной шерстяной головой, наряженное в желто-зеленые живописные лохмотья и огромные сапоги. Когда это чучело распрямилось, мы с Машеусом увидели, что оно имеет поразительно красные глаза, странным образом гармонировавшие с ярко-красным носом. Судя по внешнему виду, наш гениальный Фродо подхватил нешуточную простуду. Этот диагноз подтвердила и первая сказанная им фраза:

– Добное утно, донохие мои, – радостно произнес оборванный хоббит и, услышав собственный голос, испуганно схватился за свое горло.

– Да нет, не бонит… – растерянно произнес он, и глаза у него стали не только красные, но еще и испуганные.

Машеус вскочила на ноги и быстро подошла к Паше.

– Ну-ка, покажи свое горло, – сурово потребовала она, и Паша послушно распахнул пасть. Внимательно всмотревшись в Пашину глотку, Машенька радостно констатировала: – Горло в порядке, так, небольшое покраснение. А вот насморк превышает все допустимые пределы!

Похоже, именно в этот момент Паша окончательно проснулся. Он обвел обалделым взором окружающую действительность и почти точно повторил фразу Машеуса:

– Так, сначит, это мне не пниснинось?

– Как твои ноги? – поинтересовался я, пытаясь отвлечь его от желтого неба и зеленого солнца.

– Чехо? – не сразу врубился в мой вопрос Пашенька.

– Ноги твои как? – повторил я для непонятливых.

Паша опустил свои красные глазки и уставился на огромные сапоги. Через минуту тягостных размышлений он поднял глаза на меня и спокойно заявил:

– Нонманьно…

– Тогда снимай сапоги! – тут же потребовал я.

Теперь Паша непонимающе уставился на меня.

– Чего уставился! – тут же окрысился я. – Думаешь, я отправлюсь в путь в одних портянках на босы ноги, а тебе позволю топать в сапогах на унты!

Тут наконец до хоббита дошла справедливость моих требований. Он опустился на травку и стащил со своих мохнатых ножек мои ботфорты.

Лежавший в стороне тролль поднял свою здоровенную башку и, не открывая глаз, поинтересовался:

– Что, уже уходите?

– И ты тоже уходишь… – бросил я, присаживаясь на травку и принимаясь обуваться. Душегуб сел и открыл глаза:

– А куда?

– Туда, куда ведет нас жанкий жнебий мой! – неожиданно заявил Паша, задумчиво взлохмачивая собственные голени. Машеус молча и с каким-то скрытым состраданием рассматривала нас.

Наконец я был готов к походу. Нахлобучив свою островерхую шляпу на голову и потопав каблуками сапог в короткую травку полянки, я взял в руки свою резную дубину и бодро произнес:

– Ну что ж, друзья, пойдемте искать человечество!

И мы пошли.

Зеленое солнце припекало ничуть не хуже привычного оранжевого, а болотистые полянки словно по волшебству из леса исчезли. Под нашими ногами шуршал сухой коричневый песочек, густо присыпанный обычной сухой сосновой хвоей. Да и вообще, за эту ночь лес здорово изменился. Он словно подрос и раздался вширь, деревья вытянулись вверх и расступились, подлесок почти совсем пропал, никаких рябинок, ольхушек и бузины не было и в помине. Даже елки – основная составляющая подмосковных хвойных лесочков – исчезли. Их место заняли медово-желтые, ровными столбами уходящие вверх сосны. По такому лесу путешествовать было одно удовольствие.