Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила. Страница 21

— Чего?! — переспросил Даниэль, так широко распахнув свои темно-шоколадные глаза, что Айвар снова не удержался от смеха.

— Макабра, — продолжил он. — Это сквозной аллегорический сюжет о неотвратимости смерти и конце света, начиная со Средневековья и до наших дней. Эдгар По, Амброз Бирс, русский символизм, американская «южная готика», — вот этим всем я и зачитывался. За современной литературой тоже старался следить, журналы покупал, захаживал в интернет-кафе, узнавал новости, переписывался... На одном литературном форуме, кстати, узнал про книги Джека Кетчама. В Сети сложно было их найти, но мне все-таки удалось! А тут за секунду можно купить какую-нибудь книгу мечты на языке оригинала, хоть из Америки. Вот сегодня утром получил на почте свою любимую классику Юга на английском, хотя до конца не верилось, — теперь весь день улыбаюсь, не могу!..

— Да, это все в твоем духе! Ты наверняка единственный в мире эфиоп, который способен чернуху назвать макабром, да еще читая ее не на богемных сходках, а в конуре без сортира и почти без света. И почему тебя это всегда притягивало?

— Наверное, из-за откровенности: в этих книгах люди для высших сил не милые зверушки, а копошащиеся насекомые. Но при этом они, в отличие от бульварного чтива, почти всегда написаны красивым слогом, и потом, когда читаешь что-то подобное, легче бороться с собственными страхами.

— В Эфиопии это твое увлечение, наверное, мало кто разделял?

— Не то слово, — произнес Айвар со вздохом. — Когдя я был помладше, за чтение могли и наказать. Мои опекуны из деревни считали, что во мне «бес сидит», из-за того, что я читал, говорил на чужих языках, да хоть смотрел как-то по-другому. Даже пробовали его изгнать испытанным способом.

— Били, что ли? — спросил Даниэль возмущенно.

— Ну как сказать, не систематически, но иногда я от них огребал. Правда, не оставался в долгу, пытался указать, где настоящая бесовщина. Впрочем, без толку, конечно.

— Да, это дохлый номер, — убежденно заявил Даниэль. — Ты думаешь, у нас тут сейчас мало мракобесия? Нет, с Африкой пока не сравнить, но мы бодро к этому идем! Все деградирует, и культура, и наука. Одни дешевые фестивали, якобы на тему современных технологий, а на деле — тусовки в маскарадных костюмах и ларьки с заумным меню, типа «космического бургера». Сколько я их повидал по работе, и все одно и то же! И тут никому не объяснишь элементарных вещей, вроде той, что в телеящике все врут. Как по-твоему, можно считать цивилизованной страну, в которой люди зависимы от волшебного экрана? Я как-то раз возил мать к родственникам в Сланцы и мы по дороге зашли в одно придорожное кафе. Какая там была нищета, стыдно глядеть! Годов этак с 80-х будто ничего не ремонтировалось. Но телевизор с непременным ток-шоу про какие-то очередные похабные сплетни — в наличии! Как-нибудь сам местное телевидение посмотри, такие ужасы увидишь, что и книг никаких не нужно.

— Лучше не стоит, — усмехнулся Айвар. — Согласись, это более опасная отрава для ума, чем мои книги, нет? Я и так узнал, что в России вымерли и научные передачи, и медицинские, зато народ стал верить, что ныряние в холодную воду, отказ от мяса на два месяца и стояние в очереди к куску какой-нибудь доски или тряпки исцеляет от болезней и отпускает грехи. В Эфиопии тоже верят в подобную чушь. Но улыбающихся людей на улицах здесь еще меньше, чем там, притом что они живут в таком красивом городе.

— А здесь не поощряется быть счастливым, Иви, понимаешь? И религиозные обряды нацелены вовсе не на это, а на воспитание покорного стада, которое убеждено, что ходить на ненавистную работу за копейки, жить с нелюбимыми людьми, ездить по дрянным дорогам, покупать несъедобные продукты и подчиняться идиотским законам — это нормально, а жить себе в удовольствие жуть как порочно. Вот взять хоть мою маму. Я с трудом ее убедил зубы вылечить в хорошей платной клинике, а уж сходить в салон красоты, отдохнуть на море, вызвать клининг на дом... Деньги я с радостью на это дам, но она же не возьмет, ничего ей не надо! Только бы внуков поскорее, чтобы было кому себя посвящать.

— Да, это ты верно заметил, лишь бы кому... Хотя кому мы нужны, кроме самих себя? Родители уходят, браки распадаются, дети начинают отдельную жизнь, и вот ты остаешься наедине с пустотой... Жутко, конечно, мне таких людей жаль.

— Знаешь, а мне нет. Кто им велел жить с пустотой внутри? Просто жить собой и своим умом не так уж легко, и люди чаще всего не хотят поднять зад и потратить хоть какие-то усилия.

— Да, сейчас уже тошно представить, что я сам долго не хотел ничего менять. Правда, я честно признавал, что это от лени и моего дурного характера. Но уж теперь ни за что с толку не собьюсь, независимо от того, получится у нас с Нери или нет.

Даниэль удивленно на него посмотрел и улыбнулся.

— Ну во-первых, не знаю, где ты там видел дурной характер, а во-вторых... Все-таки ты не уверен, что у вас получится, да?

— Данэ, я просто отвык быть в чем-либо уверенным после Эфиопии, а уж тем более на кого-то полагаться, кроме тебя, пожалуй. Не так больно падать, если обманешься, — ответил Айвар, наблюдая за рассеивающимся дымом сигареты, который в вечернем небе обрел сиреневый оттенок. — Но надеюсь, что скоро снова привыкну.

— А то! Куда тебе деваться?- отозвался Даниэль и потрепал его по волосам. — Ладно, пошли домой, скоро станет холодно. Вот сам не могу понять, Иви: все при тебе было с детства, таким парням обычно завидуют. А я почему-то всегда за тебя переживал.

— Это обнадеживает, особенно после того случая, когда ты в школе одному типу челюсть чуть набок не свернул. А ведь он был постарше нас и посильнее.

— Да, и ты помнишь за что, — заявил Даниэль сурово. — Он мою мать «чернильницей» назвал, а про отца сказал, что ему «нечего было со своей пальмы слезать». А я за дорогих мне людей, в том числе и тебя, не только фасад попортить, но и убить могу.

Когда начался дачный сезон, Светлана Васильевна все-таки сама попросила «мальчиков» покрасить рассохшееся крыльцо на ее даче, и они без возражений отправились туда в выходной день. Дорога была неблизкой, но погода выдалась отличная, и ребята были вполне довольны прогулкой. Даниэль пригласил Олю составить им компанию, и та охотно присоединилась.

На даче девушка помогла им убрать мусор и заделать трещины, после чего парни приступили к покраске. Закончив с этим, оба скинули футболки и окатились ледяной водой из колонки — в жаркий и солнечный день это было очень приятно. Потом Айвар, растираясь полотенцем, оглянулся на беседку, в которой Оля варила на плитке макароны, и сказал:

— Похоже, что Оля в самом деле на тебя запала: вон сколько заботы! И не страшно ей ездить наедине с двумя дикими необузданными неграми?

Даниэль, отпивая холодный квас из бутылки, ответил:

— Ну и грязные же у тебя фантазии, Иви! А если серьезно, то я совсем не против, чтобы обо мне заботились. Когда-нибудь надо подумать и про душу, и про здоровье, а Оля для этого подходит, тут ты прав. Но не сейчас, я все-таки еще не нагулялся. Вот потом, когда чуток постарше стану, это будет очень кстати.

— Ага! — отозвался Айвар. — Потом она, возможно, уже будет занята. Такие добрые и уютные девчонки одни не остаются, так что не будь столь самоуверенным.

— А где твоя Нери, кстати? Что же она о тебе не заботится?

Айвар не успел ответить, так как Оля, закончив с едой, подошла к ним, и он почему-то невольно накинул влажное полотенце на плечи и грудь. Девушка весело позвала парней к столу, на котором она уже успела расставить тарелки с золотистыми от расплавленного сыра макаронами. В них розовели лоснящиеся от жирного сока полоски бекона, а россыпь сушеной зелени источала аромат.

Пока они обедали, Даниэлю кто-то позвонил по важному вопросу. Извинившись, он вышел из беседки и по дороге шутливо изобразил намерение шлепнуть отвернувшуюся Олю по мягким округлостям. Айвар это, разумеется, заметил и сурово на него посмотрел.

— Давай я тебе еще положу, а то ты все стесняешься, — сказала Оля. Айвар несмело протянул ей тарелку и, чуть помедлив, взял еще один ломтик хлеба.