Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила. Страница 27

Ее отец безмолвно предложил Айвару продолжать, и он заговорил:

— Я за больными хочу ухаживать. Давно, еще с тех пор, как в детстве родители меня иногда приводили к себе на работу. Они мне все откровенно рассказывали, особенно о тех, кто безнадежно болен, кого уже нельзя вернуть к полноценной жизни, можно только ее продлить и облегчить. Параличи, деменция, перелом шейки бедра, поздние стадии рака, — при таких недугах сильно меняется психика, и я не раз слышал от матери, сколько родным пациентов приходится из-за них страдать. Она к таким пациентам приходила уколы делать, массаж и еще какие-то лечебные процедуры, и видела, что семья там иногда находится на последнем издыхании. Вся бытовуха обычно достается кому-то из родных: перетаскивать с кровати на инвалидное кресло и обратно, выносить и мыть судно, подмывать больного, менять постельное белье, готовить по отдельной системе питания. Это мы еще не говорим о самых тяжелых случаях, например когда человек постоянно с катетерами. По-моему, всем этим должны заниматься специальные люди, а родственникам, у которых и так уже случилось горе, не стоит вовсе отказываться от собственной жизни. Вдобавок почему-то считается, что это исконно женское занятие, хотя тут еще какая сила нужна! И крепкая выдержка, а это все у меня есть...

— Айвар, да ты что, «Неприкасаемых» насмотрелся? — благодушно рассмеялась Оля, прервав его увлеченную речь.

Но Айвар не интересовался кино, поэтому смысл этой реплики не понял, и подкол неловко повис в воздухе.

— Ну хорошо, — промолвил наконец Андрей Петрович, — но все-таки почему именно это? И вы уверены, что справитесь?

— Во-первых, тут вряд ли будут смотреть на цвет кожи, — заметил Айвар. — Когда на руках тяжелобольной человек с помутившимся рассудком, неблагодарный, озлобленный, такое при возможности переложишь на кого угодно. Вы же наверняка слышали, что лежачие больные склонны к хулиганству? И осуждать тут не за что! Ухаживать за таким пациентом — это сложная работа, в том числе психологическая, и навязывать ее членам семьи так же странно, как дать обычному человеку скальпель и гнать его к операционному столу. Во-вторых, врача из меня, конечно, уже не выйдет, но я не об этом мечтал. Я бы хотел когда-нибудь заниматься паллиативной помощью, то есть не лечением, а улучшением жизни и избавлением от болей для безнадежных. Начать хочу с простейшего, где не надо особой квалификации, а там и научусь хотя бы тому, что умели родители. В Эфиопии такое направление в принципе отсутствует, потому что там ты ценен только пока ноги тебя носят. Потом все! Никому ты не нужен, на твое место пять новых народят. Вот отец с матерью и мечтали, что оно хотя бы поэтапно начнет зарождаться, и к населению будут относиться по-людски, а не как к расходному материалу, и все будут иметь право на лекарства, на наркоз, на чистую воду, на нормальное белье, и, прошу прощения, чтобы за ними убирали и мыли не хуже, чем за скотом. Да что там, скот в Эфиопии выше слабого человека ценится, его же еще можно доить и забивать.

Переводя дыхание, Айвар выпил немного чая и продолжил:

— Поэтому я и сейчас готов этим заняться. Если вдруг у вас есть знакомые, кому требуется приходящий санитар, то вы только скажите...

— Так я уже знаю, Айвар! — неожиданно воскликнула Оля. — У Митьки как раз дед недавно сломал шейку бедра. Ему поставили эндопротез, в принципе врач уже разрешает понемногу вставать и передвигаться с опорой, но он не желает. Тяжелый характер у старика, как раз о чем ты и говорил... С ними он жить не соглашается, даже временно, так что Митькиной матери пришлось взять отпуск за свой счет и мотаться к свекру на другой конец города — теплую еду возить, купать, менять белье и так далее. Митя говорит, она уже от усталости на черта похожа стала. Если ты им скажешь, они тебя с руками оторвут, это я тебе обещаю!

— Подожди, Оля, — вмешался Андрей Петрович твердым тоном, хотя Айвар расслышал в нем беспокойные нотки. — Не надо переживать за мать Мити: она правильно делает, что не жалеет времени и сил на близкого человека, иначе потом ей придется жалеть уже об упущенных возможностях — что не помогла, не успела, не сделала. И тревожиться, что собственные дети так же ее бросят.

— Дядя Андрей, какие дети? У нее один сын, и он ее не бросит, потому что очень любит своих родителей, — вежливо, но решительно возразила Оля. — Вы разве Митю плохо знаете? И почему привлечь постороннего человека для помощи больному означает «бросить его»? Они так и будут заботиться о дедушке, только он гораздо быстрее встанет на ноги.

— Тут Оля права, — мягко вступил Айвар, — я знаю, как выхаживать таких пациентов, и точно могу сказать, что с посторонней помощью процесс выздоровления идет гораздо легче. А кто кого бросил — так об этом, не зная всей ситуации и не будучи «с нимбом на голове» (тут он лукаво переглянулся с Нериной), вообще рискованно рассуждать.

Нерина понимающе улыбнулась, и отец, конечно, это заметил.

— Айвар, идея у тебя хорошая, спору нет, — заговорил Андрей Петрович, непроизвольно перейдя на «ты», — только все-таки смущает этот твой энтузиазм. Я понимаю, что в Африке жизнь тяжелая, страшная, и порог брезгливости из-за этого не такой, как у нас, но тем не менее... Я что хочу сказать: твои родители, конечно, молодцы, это великий труд, но ты не слишком его романтизируешь? Ты действительно уверен, что тебе по душе будет заниматься грязной работой, состоящей в обслуживании базовых потребностей другого человека? Знаешь, редкий мужчина способен это выдержать, да и потом, это все-таки не его стихия, ему положено заниматься чем-то результативным и созидательным. Так что смотри не обманись. Я верю, что физических сил тебе в самом деле не занимать, а вот насчет выдержки следовало бы еще подумать.

— Уж с выдержкой у меня точно все в порядке, — заявил Айвар и сделал утверждающий жест рукой. — Вы же помните, где я работал раньше, там была абсолютно такая же грязь, такие же отходы. И в собственной блевотине у меня на глазах едва не захлебывались, и морды били до крови, и травились всякими суррогатами, и нужду справляли в невменяемом состоянии. А подтирать-то приходилось нам. Да и к проституции я всегда так же относился, мне было жаль этих женщин, которым больше некому открыться. Поэтому я готов был лишний раз потерпеть. К тому же, секс не только снимает напряжение, но и помогает выявить хронические болезни, и если уж я сам не испытывал радости от этого занятия, то пусть оно могло в будущем кому-то пойти на пользу, — Айвар, казалось, все больше говорил в такт собственным мыслям, забывая о собеседниках. — Я всегда готов был что-то посоветовать, и если было совсем невмоготу, говорил себе: это просто процедура для облегчения организма, типа кровопускания, например, или рвоты. Ведь в основном...

Тут Айвар осекся и неуверенно произнес:

— Прошу прощения, я, кажется, наговорил лишнего...

Все присутствующие к этому времени давно безмолвствовали, пребывая в полном замешательстве, и когда Айвар наконец остановился, никто сначала не знал как разрядить сгустившуюся мутную тишину.

— Нет, почему же, — проговорил наконец Андрей Петрович каким-то отстраненным тоном, — как раз все то что надо... Только уволь нас от дальнейших физиологических аллегорий, а то они у тебя продвигаются в угрожающем направлении.

Айвар растерянно посмотрел на него и сказал:

— Да, конечно... Можно я отойду покурить?

Не дождавшись ответа, он быстро пошел к старой беседке, стоящей поодаль от домика. Мать Нерины и Оля продолжали неловко молчать, а отец неожиданно произнес:

— Неричка, а ты, пожалуйста, сходи со мной на кухню, я тебе покажу документы на дачу, которые мы с мамой недавно переоформили.

Девушка сначала посмотрела на мать, и та еле заметно кивнула ей, словно говоря, что сейчас не время спорить. Она безропотно отправилась вслед за Андреем Петровичем, и когда они пришли на кухню, он решительно взял ее за плечо и сказал:

— Теперь ты все поняла?

— Что я должна понять, папа? — устало спросила Нерина.