Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила. Страница 62

Дом, где в каникулы отдыхали Северцевы, двухэтажный, оборудованный всеми благами, прятался в небольшом лесочке и снаружи отличался какой-то немного сказочной, детской уютностью. Сейчас вокруг лежал снег, но Оля сказала друзьям, что летом здесь изумительно цветет жасмин, пахнет липами и созревает необыкновенно сочная малина. К ее удовольствию, здесь не приходилось возиться в огороде, как в юности на родительской даче.

Она встретила их в саду, и Айвар заметил, что рождение второго ребенка сделало Олю еще нежнее и женственнее, чем в юности. На ней был пушистый белый жилет из меха и валенки с красивой вышивкой. Ее муж Алексей оказался высоким мужчиной с черными волосами и ярко-голубыми глазами, интеллигентным и весьма моложавым, хотя ему было уже около сорока. Он очень тепло поприветствовал необычных гостей. А в доме их ждали ребята — Павлик, старшая дочь Алексея Кристина и маленькая Аня.

Подросший Павлик был очень хорошеньким мальчиком — от Даниэля ему достались большие темные глаза и кудри, правда, не черные, а скорее приятного каштанового цвета. От Оли была нежная кожа с румянцем, вздернутый носик, легкие веснушки и золотистый отлив бровей и ресниц. Но он был лишен самолюбования, свойственного его биологическому отцу, и в отличие от многих мальчишек, не стеснялся проявлять нежность к матери и сестренкам. Он был так рад увидеть Айвара, что тот даже удивился: ведь в первую их встречу Павлик был совсем маленьким. Вскоре ему предстояло идти в первый класс, и он уже отличался любовью к чтению, а особенно к географии, истории и архитектуре. Айвар заметил, что рисунки мальчика были похожи на те, которыми он сам когда-то увлекался.

Кристине гости тоже понравились, и она с удовольствием показала Налии свои наряды и редких коллекционных кукол. Та подарила ей настоящее эфиопское платьице из белого шелка и пообещала научить плетению африканских косичек. Словом, атмосфера в доме была очень приятной и когда друзья с дороги поели чудесного грибного супа и пирога с таежными ягодами, Оля предложила им не снимать гостиницу, а пожить пару дней у них. Айвара это поначалу немного смутило, но Налия согласилась охотно, и они вместе с хозяйкой принялись готовить стол к вечеру.

За этим занятием женщины разговорились и неожиданно нашли много общих тем, несмотря на этнические и социальные различия. Обе помнили о культурных веяниях, которые проникали в Россию на переломе двух веков, хотя у Налии уже был цифровой проигрыватель с доступом в интернет, когда Оля еще перематывала пленку в кассетах карандашом и записывала песни из радиоэфира. Они устроились на просторной кухне с деревянными стенами, главным украшением которой был желтый глиняный барельеф в виде солнца.

— Это мы с ребятами вылепили вместе к прошлой Масленице, — пояснила Оля. — Я люблю языческую культуру и много им про нее рассказываю. В переходном возрасте я даже некоторое время коловрат носила, в пику родителям. Тогда как раз начиналась мода на православие, и они быстро в нее ударились.

— О, ты, оказывается, тоже хулиганка, не хуже меня, — улыбнулась Налия. — Я своих еще как изводила, было время. Но им хватило мудрости, так что теперь, слава богу, общаемся душа в душу. А у вас как?

— Да по-разному, — вздохнула Оля, — я сейчас просто стараюсь с ними не спорить и не ворошить обиды. Так-то у нас всякое бывало: и мое увлечение странной музыкой им не нравилось, и мечты о дальних странах, и то, что я участвовала в конкурсах, и даже писала собственные сказки на основе древнеславянских историй. Вместе с сокурсниками мы сняли короткометражный фольклорный фильм, который показали на одном молодежном фестивале, а у них и это вызвало досаду. Так уж они созданы: живут по принципу «не высовываться» и не забывать, что у нас все в роду были полуграмотными крестьянами. До сих пор живут на ведомственной квартире, корячатся на государственной даче, не умеют нормально отдыхать и не любят тех, кто хочет жить иначе.

— Мне такой образ мышления очень знаком, — отозвалась Налия, раскладывая фрукты на керамические блюда. — Мы в Эфиопии стараемся его искоренить, хотя пока нам мало что светит, кроме побед местного значения. Целиком в этой борьбе никогда не победить, но что поделаешь...

— А какие у вас сейчас планы? Айвар-то много говорил про паллиативную медицину, а у тебя что в проекте?

— О, это пока почти утопия, — усмехнулась Налия. — Я хочу заняться защитой жертв семейного насилия: женщин, выданных замуж против воли, детей, с которыми жестоко обращаются родители, пожилых людей, от которых стремятся избавиться как от лишнего рта... Мужчины, конечно, в Африке реже становятся жертвами, но если им понадобится помощь, они тоже должны ее получать. Взять хотя бы историю Айвара: он ведь далеко не единственный, кому не нравилась такая жизнь.

— Почему же утопия? В России ведь что-то сдвинулось, молодое поколение уже мыслит совсем не так, как мои родители. Значит, и у вас все еще впереди.

— Да, но для этого нужно много государственных реформ, чтобы семья не казалась единственным оплотом стабильности, для трудоспособных нужны рабочие места, для малолетних, стариков и больных — социальная защита, а главное, изменение в мозгах. Все должны понять, что за свою жизнь отвечают они сами, а не отцы, не мужья, не цари и не боги, и никто не придет и не исправит то, что они испортили. Иначе так и будут держаться за самые гнилые и погибельные отношения как за спасительную ниточку.

Оля, доставая из холодильника закуски, вдруг заметила:

— Знаешь, Налия, в Африке за такую долю держатся из-за бедности, безработицы и необразованности, а в России главную роль играет общественное мнение, начиная с РПЦ и кончая бабками на скамейке. И кроме того, у вас, наверное, чаще всего женятся не по любви?

— А почему ты спрашиваешь?

— Просто если супруг не дорог, уйти от него гораздо легче даже с детьми на руках. Всегда найдутся люди, готовые помочь, вроде тебя. У нас женщину в такой семье обычно держит жалость, страх огорчить родителей, лишить ребенка отца и вообще оказаться «плохой», не оправдать чьих-то ожиданий. Так что тебе стоит начинать с самых темных и необразованных, не склонных к рефлексии. Вот они охотно примут помощь и смогут вернуться к нормальной жизни.

Тем временем хозяин дома и Айвар тоже вели неторопливую мужскую беседу за вином и закуской из горького шоколада и изысканных сыров. Алексей, который в первый момент показался Айвару закрытым человеком, неожиданно разговорился и сообщил ему много «наболевшего».

— Все-таки праздники тяжелое время для мужчины, верно, Айвар? — сказал Алексей, почему-то снисходительно улыбаясь. — Но чего не сделаешь ради супруги и ребят! Им-то нравится вся это беготня с магазинами, елкой, коллективной нарезкой салатов...

— Ну не знаю, лично я очень люблю праздники, — спокойно возразил Айвар. — Еще с детства, и Новый Год у меня всегда ассоциировался с лимонадом крем-сода и домашними пирогами. Впрочем, все черные любят праздники: уж если мы в чем-то знаем толк, так это в веселье!

— И как вы теперь веселитесь? — спросил Алексей, которого такой ответ явно слегка озадачил.

— Да это без конца можно рассказывать! — улыбнулся Айвар. — У нас в Новый Год и концерты под открытым небом, и маскарады на улицах, и собираемся большими компаниями, то молодежь, то с родителями. Накрываем столы, слушаем живой оркестр, сами поем — и госпел, и джаз. А потом ездим с Налией с подарками по больницам, школам, приютам. У нас там полно друзей среди детворы. Когда я еще работал медбратом, то всегда водил на прогулку ребят из детского отделения, которых не могли навещать родители. В Эфиопии ведь с этим тяжело, не все могут себе позволить часто ездить в город.

— Ну, это хорошее дело, конечно, — задумчиво сказал Алексей. — Только почему же у вас тогда своих детей нет? Неужели и до Африки эта зараза добралась?

— Прошу прощения, какая именно? — шутливо полюбопытствовал Айвар, хотя этот вопрос его смутил. — У нас их много, знаете ли!

Однако Алексей невозмутимо пояснил: