Бесценный дар - Джеймс Скотни (Сент-Джеймс Шотни). Страница 10
– Закройте рот, мисс Форрестер.
Она должна была проглотить это. Мак‑Дональд полностью перехватил инициативу.
– Я… да, я знаю, что это так. Но вы застали меня врасплох.
– Почему? Потому, что я дерзнул говорить сентиментально? Возможно, даже слегка мелодраматично? – Он мрачно усмехнулся. – Я слышал, что вы, американцы, не так эмоциональны.
– Это не так.
– Да? Тогда скажите мне, мисс Форрестер, о чем вы вспоминаете, думая о своей родине?
– О многих вещах… И хватит обращаться ко мне «мисс Форрестер».
– Простите. Я не думал, что мы уже перешли на имена.
– Если я собираюсь жить тут с вами… то есть остаться в замке на два месяца, в формальностях нет необходимости. Зовите меня просто Энн, ладно?
– Ладно. – Он небрежно преодолел еще один зигзаг дороги. – А теперь ответьте на мой вопрос.
Энн упрямо выпятила подбородок, как она делала всегда, когда ее загоняли в угол.
– Хорошо. Как насчет американского флага? Или статуи Свободы?
– Но этому всего каких‑то две сотни лет. Мои ворота на загоне для овец старше.
– Тогда что сказать о вашей данрэйвенской легенде? – возразила она. – Ей только триста лет. Я удивляюсь, как вы можете верить чему‑то новому!
– Это разные вещи. Легенда – часть истории более древней.
– Уж не хотите ли вы сказать, что из‑за того, что я живу в относительно молодой стране, я не могу понять обычаев вашей родины с многовековой историей?
– Я говорю, что вы, возможно, не имели опыта общения со столетними традициями. Вы не можете осознать, с чем имеете дело. – Он управлял машиной легко и небрежно. – Вы видите «прелестное» – и не видите того, что лежит под этим…
– Это вроде того, что я не принимаю пенициллин потому, что у меня никогда не было воспаления легких, – усмехнулась она. Несмотря на удерживающие ее ремни безопасности, она извернулась и посмотрела ему в лицо. – А на самом деле вы подразумеваете, что, поскольку я иностранка, у меня нет никаких прав находиться здесь. Что я не принадлежу Данрэйвену и даже этой стране. Как говорим мы, малоэмоциональные американцы, это враки…
– Остыньте, – торопливо прервал он.
– Когда выговорюсь, – взорвалась она, удивившись собственной ярости. – Не думаете ли вы, что я хотела, чтобы Белла вовлекла меня в это дело? Я была бы совершенно довольна, если бы никогда не слышала о Данрэйвене, о вас и вашей удивительной древней стране. Но теперь я здесь и намерена сделать все как можно лучше.
– Вы имеете в виду – как можно больше? – Последнее слово Рори подчеркнул, а «лендровер» тем временем одолел крутой спуск и въехал в маленькую рыбачью деревушку.
– Я возмущена тем, что вы считаете меня жадной авантюристкой.
– А почему я должен думать иначе? Вы говорите, что хотели бы не знать о Данрэйвене… что мне думать, кроме того, что обещанные пять миллионов фунтов примирили вас с этим?
– Вы хорошо знаете, что мне ничего не было известно о пяти миллионах, пока Мак‑Криммон не сказал о них вчера вечером.
– Может быть, это и правда, но если так, то все куда хуже. Это означает, что вы явились сюда разрушить мою жизнь ради того, чтобы получить хоть немного денег.
– Я приехала сюда не разрушать вашу жизнь, – гневно сказал она. – И если я сделала это, прошу прощения. Но моя жизнь тоже резко изменилась.
– Так зачем оставаться здесь? Почему бы вам не вернуться домой, к обычной жизни?
– Не ваше дело, – коротко ответила Энн.
– Потому что все эти чудесные денежки сделают вашу жизнь намного приятней. Я не прав?
– Что, если и так? Какая разница?
– Видите? Мы вернулись туда, откуда начали. Вы забираете половину моего дома и коверкаете мою жизнь, и даже не понимаете, какая разница.
– Это никуда нас не приведет, – заявила Энн. – Я этого не делала, и я не позволю вам заставить меня чувствовать себя виноватой. Не переменить ли нам тему?
Рори отвлекся от дороги, чтобы посмотреть на нее.
– Кажется, мы можем это сделать с тем же успехом.
Он пробормотал что‑то еще, но поскольку она ясно расслышала только слово «упрямая», Энн не решилась попросить его повторить сказанное. Вместо этого она разглядывала в окно фермерские домики и предоставила ему выбирать тему для разговора.
Рори так сжал рулевое колесо, что, казалось, он представляет, будто это шея Энн. Осторожно он разжал пальцы и попытался ослабить хватку своих рук.
Ну, по крайней мере, кроткой она не была. По его мнению, хуже упрямой женщины была только робкая. Он бросил на нее быстрый взгляд. Нет, непохоже, что она склонна испугаться. Ее узкие плечи были расправлены, кулаки сжаты, а милый прямой носик задран вверх. Розовые пятна на ее щеках говорили о том, что он довел ее до бешенства.
Рори не знал точно, что делать с Энн Форрестер, но одно было ясно – она оказалась совсем не такой, как он ожидал. Когда он узнал, что она приезжает в Данрэйвен, то попробовал нарисовать мысленный портрет дальней родственницы Беллы. Он думал, что она во многом схожа с самой леди Беллой – невысокая и коренастая, с резкими мужскими манерами. Рори был поражен, когда Энн появилась из сумрака дождливой ночи.
Он совершенно не ожидал, что она будет такой молодой, такой привлекательной. Она не была ни высокой, ни приземистой. И в ней положительно не было ничего мужеподобного. Она даже не была сварлива и агрессивна. Несмотря на свое нынешнее плохое настроение, Рори должен был признать, что она оказалась тверда, но не нахальна. Он сомневался, что увидит ее нрав во всей красе, если не приведет ее в ярость.
Словно бы заинтересовавшись причиной его молчания, Энн повернула голову, чтобы взглянуть на него, и Рори понял, что ему нравятся ее волосы. Они были темно‑каштановыми, а когда их касалось солнце, отблескивали рыжиной. Коротко подстриженные, они небрежно вились вокруг ее головы.
– Почему вы так разглядываете меня? – спросила Энн с прямотой, которая застала его врасплох.
Они уже выехали из деревни, и Рори нетерпеливо прибавил скорость.
– Я думал, что все американки – блондинки, – сказал он первое, что пришло в голову.
Энн рассмеялась:
– Не все.
– Так вы не верите старой поговорке?
– Которой?
– Джентльмены предпочитают блондинок.
Энн снова рассмеялась.
– Просто я никогда над этим не задумывалась.
– Не задумывались?
– Нет, а что, должна была?
– Большинство женщин задумываются.
– Я не большинство – и этим горжусь, – выпалила Энн. – И должна вас уверить, я никогда особенно не беспокоилась насчет того, что обо мне и цвете моих волос думают мужчины – джентльмены они или нет.
– На самом деле? – На его лице появилось любопытство. – Почему же?
– Я была слишком занята, чтобы заниматься подобными глупостями.
– Чем же вы были заняты? – осведомился Рори, неожиданно затормозив после того, как машину занесло на повороте и она вылетела навстречу стаду овец, переходивших дорогу. Машина остановилась, и Рори махнул рукой пастуху, затем снова повернулся к Энн.
– Собиралась основать свое дело по операциям с недвижимостью, – ответила она. – Я училась в колледже, потом получила свою риэлтерскую лицензию и нашла работу.
– Вы работаете?
– Это вас удивляет? Почему? Вы что, думаете, что я бездельница, которой понадобились деньги Беллы на красивую жизнь?
Примерно так он и думал, но быстро обнаружил, как может ошибаться человек.
– Ладно, но… я имею в виду… я на самом деле не представлял себе, кто вы и что вы. Мак‑Криммон не вдавался в подробности о вашей жизни.
– А в ней и нет ничего примечательного. – Энн склонила голову и одарила его легкой улыбкой. – Но как почти всем людям, мне нужны деньги.
Он задал следующий вопрос:
– И для чего же именно, если не секрет?
– Во‑первых, хотела бы помочь моим родным оплатить медицинские счета. Еще у меня есть мечта начать собственный бизнес. Я хочу заняться восстановлением домов в Канзас‑Сити и их продажей. Моя компания бралась бы за все, от перепланировки до отделки, чтобы каждый дом нашел своего покупателя. Я хочу назвать свою компанию «Викториана».