Ночной ураган - Коултер Кэтрин. Страница 45

— Доброе утро, Холли, — пролепетала Джинни, приподнимая голову. Высунуться она не могла, поскольку была совсем голая, и поэтому, судорожно вцепившись в одеяло, подтянула его до подбородка и хотела завернуться потуже, но у Алека были другие намерения. Он решительно сжал руки, не давая ей двинуться.

— Я иногда сплю с папой, — пояснила Холли, не сводя с них немигающих мудрых глазенок.

— Здесь еще есть место, хрюшка. Джинни не будет возражать и, кроме того, поможет согреть тебя.

— О нет, — в который раз застонала Джинни, совершенно потрясенная происходящим.

Холли осторожно поставила фрегат на ночной столик и забралась в постель. Алек постарался, чтобы девочка легла поверх простыни, которой были укрыты он и Джинни.

— Устраивайся, дорогая. Вот так, хорошо. Он натянул поверх одеяло и лег на спину, вытянув правую руку. Головка Холли лежала на его плече, Джинни прикорнула рядом.

— Ужасно приятно! — провозгласила девочка. — Джинни такая же теплая, как ты, папа.

— О нет, — в который раз застонала Джинни.

— Почему ты забрела в комнату Джинни, Холли?

— Я сначала пошла к тебе в спальню, папа, но тебя там не было. Ты ведь любишь Джинни, вот я и решила посмотреть здесь.

— Джинни, — хмыкнул Алек, — если я услышу еще один стон, поверь, совершенно разочаруюсь в тебе.

— Теперь у меня будет братик или сестричка?

На этот раз Джинни не застонала — она задохнулась и сдавленно закашлялась. Но Алек весело объяснил:

— Посмотрим, хрюшка. Такие вещи требуют немало времени, знаешь ли. Но я буду стараться. Как, по-твоему, сможешь ты поладить с Джинни?

Холли, задумчиво помолчав, наконец сказала:

— Мне она нравится гораздо больше, чем та леди, мисс Чедуик, которая вечно твердила, какая я милая сладкая крошка. Она была отвратительна, папа, но так нравилась тебе, что я молчала.

— Это несчастное, вынужденное молчать дитя, — сообщил Алек поверх головы Холли, — сумело благородно защитить своего попавшего в беду отца, налив в туфельки мисс Чедуик какой-то омерзительный на вкус пунш. Леди сняла их после особенно быстрого танца, и, как только враг потерял бдительность, Холли нанесла удар.

— Она вопила! — с огромным удовольствием сообщила Холли. — А лицо стало уродливым и красным. Папа сказал, что это оранжево-красный оттенок. Он громко смеялся, но это было потом.

— Тебе действительно нравилась эта мисс Чедуик?

Алек расслышал язвительно-желчные нотки, и это доставило ему необычайное удовольствие.

— Она оказалась весьма страстной… э-э-э… партнершей. Однако у меня не было ни малейшего намерения жениться на ней.

— Ты просто плывешь на своем корабле из одного порта в другой в поисках подходящих партнерш, а они, конечно, готовы на все и выстраиваются в очередь, ожидая, пока ты подаришь им свою благосклонность.

— Хм, весьма интересное заключение. Я уже говорил, Джинни, я всего-навсего мужчина. И не так легко дарю благосклонность. Но на этот раз мне повезло, я отыскал здесь, в Балтиморе, любовницу, которой могу отдать все, что в моих силах… и даже больше. И вполне вероятно, нашел себе жену. В любом случае я рад случившемуся.

— Твоя дочь лежит между нами навострив уши, в этом я нисколько не сомневаюсь.

— Холли, ты спишь?

— Нет, папа.

— Видишь, я говорила! Поэтому и не могу сказать честно, что о тебе думаю!

— Ты любишь папу, Джинни?

— С удовольствием треснула бы его по голове твоим фрегатом, — проворчала та.

Холли извернулась, чтобы получше разглядеть Джинни, и долго всматривалась в ее лицо:

— Ты очень хорошенькая, и мне нравятся твои волосы. Они совсем разноцветные, не то что мои, — рыжие, и коричневые, и светлые, и даже золотые. И глаза ужасно красивые. Папа говорит, что они чисто-зеленые, без всяких там примесей. Но ни одна женщина, даже я… правда, мы не можем быть такими же прекрасными, как папа, но ты для него достаточно миленькая, наверное… Я уже и не пытаюсь с ним сравняться!

— Холли, тебе всего пять лет.

— Зато женской мудростью она может поспорить со столетними старухами, — возразил Алек.

— Холли, когда ты вырастешь, все джентльмены будут добиваться твоего внимания, сочинять стихи в честь твоих глаз, бровей, ушей…

— Это только потому, что их сестры будут гоняться за папой.

И перед глазами Джинни мгновенно возникло страшное видение: вот она, жена Алека много-много лет, и в один прекрасный день, уже пятидесятилетняя, с ужасом наблюдает, как молодые девушки по-прежнему воркуют над Алеком, которому к этому времени гораздо больше пятидесяти и который по-прежнему выглядит таким, как сейчас. О Господи!

— Ты не должна так говорить. Твой папа и без того невыносимо высокомерен, и более самовлюбленного человека я не встречала. Он уже сейчас почти невыносим. Нельзя постоянно ему твердить, что он идеален и совершенен.

— Он не идеален, Джинни, и сам все время об этом говорит, зато лучшего папы не сыщешь на свете.

— Ребенок говорит чистую правду, Джинни. И я честный человек, с ног до головы, клянусь в этом.

Джинни уставилась в потолок, внезапно поняв, что уже много лет не смотрела вверх. Обычный, ничем не украшенный, и над самой постелью высохшее пятно от воды. Обои, доходившие до самого карниза, были когда-то ярко-голубые с желтым, но теперь превратились в серые, выцвели и выглядели отвратительно-уныло. Почему никто ничего не заметил? Неужели слуги думали, что ей все равно? Очевидно, так. И девушка неожиданно для себя, удивленно покачав головой, пробормотала:

— Это самое странное утро в моей жизни. Вот я лежу в постели с мужчиной, а его маленькая дочь устроилась между нами. Нет, это какой-то бредовый сон, без сомнения, навеянный рагу из зайца.

— Но ты не ела заячье рагу.

Холли хихикнула:

— Миссис Суиндел сказала, что мне его необязательно есть. И что оно выглядит как вареные кости. А вместо этого дала мне большую чашку тернового пудинга.

Алек пристально взглянул на Джинни и весело сказал:

— Зато я не разочаровал Ленни. Съел все, что мне подали. Ну а сейчас, хрюшка, тебе пора возвращаться к себе. Нам нужно встать, а Джинни не хочет одеваться при тебе, да и я не могу.

— Хорошо, — согласилась Холли и, поцеловав Джинни в щеку, обняла отца и помчалась к двери, не забыв захватить по пути фрегат.

Алек, не дожидаясь ее ухода, перевернулся, увлекая за собой Джинни:

— Как ты, любимая? Все хорошо?

Джинни хотелось бы, чтобы он не называл ее так, но в его устах это звучало настолько… прекрасно, что она промолчала и только кивнула, уткнувшись носом ему в плечо. Алек нежно провел костяшками пальцев по ее щеке, обводя контур лица.

— Сильно саднит?

Джинни поняла, что между ногами действительно не только саднит, но еще и ужасно липко, и, встревоженная, взвилась с постели, едва успев в последний момент прикрыть груди одеялом.

— О Господи!

— Что?

Джинни залилась краской:

— Пожалуйста, оставь меня, Алек.

Алек окинул ее долгим задумчивым взглядом:

— На тебе должна быть кровь, Джинни. Это ничего, просто твоя потерянная девственность, вот и все. И мое семя. Ты этого испугалась?

Джинни, обернувшись, со злостью процедила:

— Вы все на свете знаете, не так ли, барон? Что делать, что сказать, как утешить напуганных маленьких бывших девственниц…

— Может, ты и бывшая, но отнюдь не маленькая. Если отпустишь эту чертову простыню, я могу доказать, что твои прелестные груди…

— Молчать! Вы мне не нравитесь! По всей видимости, вы один из тех развратных негодяев, которые привыкли затаскивать в постель по десятку женщин каждую неделю! Ну что ж, возможно, я больше не девственница, но не жалею об этом, поскольку хотела узнать, что это такое. И больше мне от вас ничего не надо, слышите?

«Какая она красивая сейчас», — неизвестно почему и не к месту подумал Алек, глядя на разъяренную фурию, обжигавшую его яростным пламенем. Вполне хороша для него, как серьезно утверждала дочь. Волосы, беспорядочной гривой разметались по плечам и груди. Зеленые глаза стали еще зеленее на бледном лице.