Великий и Ужасный 3 (СИ) - Капба Евгений Адгурович. Страница 3

Теперь еще с полицией по его милости общаться придется… Я и так едва время на поход к дантисту выкроил, а тут еще это… Словно в ответ на мои мысли, в дверь зашел тот самый нервный киборг-полицейский и с места в карьер начал:

— Под протокол. Господин Сархан, господин Сауэрмильх, я — зауряд-прапорщик Бекасов, муниципальная полиция Сан-Себастьяна. Уполномочен провести опрос свидетелей… — он возмущенно глянул на меня, заметив, что я давлю смех, но попробовал сохранить серьезную мину. — Итак, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с подозреваемым, Цегораховым Денисом Денисовичем?

Первым заговорил кхазад, так что у меня появилось время отдышаться. Как так-то, почему — Бекасов? Почему опять — птичья фамилия? Их специально в департамент полиции по этому признаку отбирают? Надо будет провести мини-исследование на этот счет.

Полицейский заметил мое несерьезное отношение и нахмурился. Ну и пусть хмурится, тоже мне. Будет сильно хмуриться — я ему улыбнусь. Всеми цветами радуги, ять!

Глава 2

Клыкастые родственники

В «Орду» я вернулся глубокой ночью. Этот Цегорахов чем-то сильно насолил полиции, и они мурыжили нас до последней крайности, хотя толку с этого было хрен да нихрена. Может, он и над ними постебался в своем духе? Даже интересно: все эти клубы по интересам под эгидой Скоморохов легко найти, просто вбив в поисковую строку местного браузера, а они тут одного орка и другого кхазада тиранят, вместо того, чтобы просто пройтись по адресам!

И зубы мне почистить так и не дали. И транспортом до нового бетонного КПП не обеспечили. Благо — этот самый Сауэрмильх, хотя и был кхазадским дундуком и вредным сукиным сыном, подкинул меня от широты гномской души на своем внедорожнике до ограждения. Тоже — нового и тоже бетонного. Озаботились безопасностью муниципальные власти. Теперь новый периметр был обозначен не дурацкой сеткой «рабицей», а трехметровой капитальной стеной. Ну да, против того же великанского кадавра не спасет, но вот от нашествия грибов с глазами, пожалуй, уберечь может.

— Что, опять ты? — знакомый молодой страж границы нахмурился и впился в меня взглядом. — Носишься туда-сюда чуть ли не каждый день…

— Слушай, Алёша… — его и вправду звали Алексеем, но мы, конечно, обращались к нему по-свойски. — Ну, чего ты такой кислый? Тебе самому от этого не противно? Ворчишь, ворчишь… Как тот гном!

— А что ты предлагаешь? Чему тут радоваться? С одной стороны — Хтонь, с другой — несанкционированная свалка у забора, и когда только наваливать успевают, сволочи! — служивый плюнул под ноги. — Воняет… Никакого удовольствия от работы!

— А ты попробуй улыбнуться миру, и тогда мир улыбнется тебе в ответ, — посоветовал я, подсовывая морду под прицел идентификатора.

— И что, помогает? — заинтересовался охранник.

Идентификатор пикнул, подтверждая мою орочью личность. Я повернулся к Алёше и широко улыбнулся. Он сразу не понял, а потом как понял — так сразуо хрюкнул, покраснел и захихикал как ненормальный:

— И-хи-хи-хи! Бабай, ты больной на всю голову… Хи-хи-хи! Ой, с-с-сука, пацаны-ы-ы-! Пацаны, идите чё покажу!

— А вот фигушки, Алёша! — я перемахнул через турникеты и, оказавшись с той стороны, в Хтони, показал ему язык. — Ты парень неплохой, но твоим дружкам такие хохмочки противопоказаны.

— Давай, давай, иди! Хе-хе! — он замахал рукой. — Нет, реально — совсем отбитый! Это ж надо! Зубы! Хи-хи!

Если меня спросят — что в этом мире есть такое Родина для Бабая Сархана, то ответ я назову сразу. Это — ночной Проспект, весь в неоновых огнях с пляшущими бестолковыми рекламными голограммами, уродскими граффити на обшарпанных стенах и разбегающимися из-под ног псинками, крысами и мелкими тварями. С проросшими из провалов окон деревьями и буйной южной порослью в бетонных трещинах. С песнями и матерщиной на верхних этажах уцелевших зданий, с запахом пороха, гари, крови, помойки и — с недавних пор — шаурмы и крепкого кофе. Я действительно полюбил эти места, и мне очень в кайф было наблюдать, как Проспект менялся, квартал за кварталом.

Да, суровая и бесшабашная атмосфера живого волнореза в царстве Хтони никуда не пропадала, просто — становилось чище, основательней, ухоженней. Вместо развалин ближе к «Орде» все чаще попадались крепкие, отремонтированные дома, вместо куч мусора — огромные баки-контейнеры на несколько тонн, приспособленные под вывоз отходов грузовой техникой, даже — клумбочки и новые молодые деревца кое-где произрастали! Ну, и милитаризм, сплошной милитаризм: сваренные из рельс и арматуры ежи, мешки с песком на крышах и навесы из мощных стальных решеток, праздношатающийся народ с колюще-режущим, рубяще-дробящим, огнестрельным и артефактно-магическим оружием… Тоже своего рода национальный костюм!

Бегущий куда-то сломя голову Бабай Сархан для этих мест — явление обыкновенное. Такое себе стихийное бедствие, привычное, нестрашное. Не орет — и ладно. В отличие от мира внешнего, тут ко мне привыкли, горшками не швыряются, дуплетом пальнуть уже не грозят. Типа — местная достопримечательность. Это был взаимный процесс: я к ним привык, они — ко мне… И именно потому все чуждые элементы, появление которых я не наблюдал собственными глазами, воспринимались так остро.

Например — с десяток тяжелых байков на электрической тяге с характерными очертаниями сложенных крыльев солнечных панелей и очень специфическими украшениями в виде черепов, рогов, клыков и прочей варварской бижутерии. Они тут точно появились недавно, пока я зубки лечил!

— Так, ять, — я остановился. — Какой же охренительный сегодня день!

Байки эти стояли на стоянке у «Надыма». Оно как бы и неплохо — владельцы таких зверь-машин явно при деньгах, Витенька, Шерочка и Машерочка сделают сегодня кассу, да и девчонки надымские будут явно в огнях… Но, с другой стороны, чуйка просто вопила — с этими начнутся проблемы. Потому что фольклорные мотивы и подход к оформлению байков говорил вполне конкретно: это орки! А габариты электромотоциклов и явная адаптация к дальним походам и экстремальным условиям, и вот эти вот закорючки-иероглифы на кожаных элементах обивки и багажных кофрах ясно возвещали — в Сан-Себастьян нагрянули уруки.

И ничего хорошего мне от встречи с соплеменниками ожидать не приходилось. Потому — врываться в «Надым» я не намеревался. Там орудовали две чистокровные урукские барышни, даже не барышни — почти принцесски, уж они-то всяко лучше меня-ублюдка найдут с соотечественниками общий язык. Я пока лучше в «Орду» схожу и по-тихому народ предупрежу. Если эти раз-два-три-четыре… Ага, всё-таки не десять, тринадцать! Если тринадцать уруков решат тут по своему обыкновению основательно побарагозить — для того, чтобы их остановить, понадобится как минимум десятикратное превосходство. Или — переговоры. Но на переговоры надежды мало, это же черные, чтоб их, уруки!

— Что, ять, Бабай? Родственнички-нах подъехали? — Щербатый был тут как тут, хрустел чем-то аппетитно и на байки поглядывал.

— Да может, ну бы их нахрен, таких родственничков? — пожал плечами я. — Где ж они раньше были?

— На войне-нах, может? — предположил матерый снага. — Так что-ять, я наших предупрежу-врот?

— Предупреди. Только давай так… Даже если я с кем-то из них бодаться начну — не встревай. А вот если меня толпой пинать примутся — тогда другой вопрос. Тогда уже можно будет.

— Сталкеров-нах звать? — старый орк перевесил со спины на пузо свой чудовищный карамультук, которым стращал меня еще в ту ночь, когда я вылез посреди его базы из Большой Клоаки и демонстративно принялся в нем колупаться.

— Да уж зови… — решил я. — Тут по округе погуляйте пару часиков, потом кофе всем нальем, в счет заведения.

— Мне — пива-нах! — ухмыльнулся старый орк.

— Можно и пива, можно и нах. А что, Щербатый, с уруками замахаться не испугаешься? — поинтересовался я, прежде чем он ушел.