Смерть напоказ - Гибер Эрве. Страница 10

Их тела за стеной, прямо над потолком, надо мной; возвышающиеся надо мной, они приближаются друг к другу, касаются друг друга, уже раздетые, они все крепче сжимают друг друга, испарина тел притягивает одного к другому, она запрокидывает голову, чтобы приказать ему лизать ее груди, нежно покусывая их, затем прижимает голову к его животу, она раздвигает свои ляжки, она чувствует втиснутый в нее напряженный язык, глубоко внутри, она чувствует, как ее сосут, всасывают, горечь то и дело течет по его горлу, они падают на пол, и я слышу тихий стук катающихся по комнате, проникающих друг в друга тел. Внезапно он стучит в дверь и врывается порывом ветра под предлогом того, что зашел за спиралями из спрессованной травы от насекомых, он в брюках, с голым торсом, он говорит мне: расстегни штаны, — и быстро вытаскивает из моей ширинки измученный член, истощенный эрекцией, он берет его глубоко в рот, он кусает его, он сжимает его в тисках, затем снова уходит. Он перенял вкус моего хуя, чтобы через пару секунд его почувствовала во рту она, чтобы заставить ее впитать мой запах, он осеменяет ее тело нашей историей.

Ты даже не знаешь, как ты красив, когда сосешь, когда нагибаешься, когда становишься на колени, склоняешься над моим стеблем и ловишь его, поглощаешь его и сходишь с ума от того, что он у тебя ро рту, ты двигаешься, извиваясь от нетерпения, от голода, оказываешься голодным зверем, псом, станком, который мне следует отрегулировать, насосом, ты даже не знаешь, как прекрасны твои щеки, втянутые при вдохе, твоя откинутая в пустоту голова с прильнувшей к ней кровью, и твои сомкнутые вокруг моей плоти губы, твои полуприкрытые, непонятные глаза, все твое напряженное тело внезапно преображаются. Мне бы хотелось, чтобы ты видел, как ты сосешь, когда твой рот заполнен моим хуем, чтобы ты видел, как ты проглатываешь мой сок. Я предлагаю тебе единственное дополнение: квадратное зеркало, без рамки, без украшений, которое я буду держать возле своего живота, когда ты припадешь ко мне, изогнувшись, двигаясь из стороны в сторону и мечтая почувствовать в себе в тот же самый момент другой хуй, тогда как моим ладоням даже не нужно сжимать твою шею, чтобы подчинить тебя, когда прекрасными узами ей служит один мой взгляд. По ночам, когда мне тоскливо, я представляю тебя, как ты сосешь вот так, что-то бормоча, с жадностью, и смотришь, как в зеркале вторится твое наслаждение. Я представляю, как ты сосешь не только мой хуй, но и другие; дабы удовлетворить твою жажду, я доставляю тебе в своих видениях множество хуев, необрезанных хуев нежных юношей, тяжелых и черных жезлов, гигантских елдаков, возвышающихся над тобой и твоим лицом.

Теперь — ты слышишь меня? — я запрещаю тебе мыть твой хуй. Я сам буду бережно омывать его языком и губами, стоя у твоих ног, я хочу съесть остатки твоей застывшей спермы и мочи и всю затхлость, вытекающую из твоего живота, я хочу, чтобы из твоего хуя в мое горло лился ее вагинальный сок. Я больше не хочу, чтобы твой хуй был гладким, лишенным запаха, почти что отдающим мылом у меня на языке, я хочу, чтобы у него было свое отличие, своя особенность, смешавшийся аромат вашей ебли.

Я протянул ему обрывки простыни и сказал: теперь моя очередь насытиться твоим порабощением, сейчас же нагибайся и снимай одежду, уже на полу, хотя тебе это и неудобно, и я поставлю голую ногу тебе на лицо, чувствуя раскаленную штангу хуя в моих брюках, я отлуплю тебя ею по щекам и затылку, я буду тереться своей дубиной о твои ягодицы, ты должен будешь умолять меня самыми непристойными словами, чтобы я воткнул ее тебе в задницу, но сначала вытянись во весь рост, я должен тебя запеленать, — непроизвольно я уже капал на него слюной. Я сдавил его, затягивая все туже самые тонкие перевязки для намордника, и я сказал ему: это твой собачий ошейник, представь, что на нем шипы и эти шипы с каждым намеком на неповиновение будут входить в твою шею, представь, что куски простыни, которыми я обвяжу твои яйца и хуй, тоже покрыты шипами, которые будут вонзаться в твою плоть каждый раз, когда ты будешь сосать у меня с меньшим пылом, каждый раз, когда твоя рука устанет остервенело мне дрочить, каждый раз, когда твой зад будет вбирать мой хуй недостаточно глубоко, я хочу видеть тебя падшим и молящим меня, изнуренным моими ударами, жаждущим наказания, видишь, вот эта новая повязка твоего намордника будет у тебя между зубами и заставит сочиться кровью твои десны, но твой рот может еще пригодиться, у меня есть чем заполнить его много раз доверху — моим надувшимся и бьющимся в плавках елдаком, моим языком, пятерней, нужно, чтобы все твое горло, даже миндалины, которые двигаются помимо твоей воли, доставляли мне удовольствие, перевернись и вытяни ноги, чтобы я связал тебе лодыжки, у тебя не будет никакого отдыха, ты будешь отделан, отдолбан со всех сторон, я хочу слышать, как ты стонешь, как ты плачешься, чтобы заставить тебя заткнуться, набивать твой рот и твою задницу все глубже, без всякой пощады, а теперь протяни руки, я свяжу тебе запястья, стань слабым, безруким, я накажу тебя этой рдеющей на твоем животе эрекцией, кусочком льда я буду тереть головку твоего члена в том самом месте, которое спрятано крайней плотью, пол для тебя слишком хорош, тебе нужно лежать если не на камне, то на льду, на раскаленном добела железе, чтобы ты на нем корчился, чтобы твое тело вспыхнуло и потрескалось, раздавленное моим, я хочу съесть твою поджаренную кожу, я непременно хочу содрать с тебя кожу, пока что у тебя под твоими вытянутыми руками и изогнутыми сдвинутыми ногами будет зернистый бархат наждачного полотна, и я дам тебе изголодаться, я заставлю твою слюну течь, и как только она появится у тебя на губах, я достану свою приманку, я на несколько минут спущу свои плавки и, присев на корточки, буду тереть твое лицо своим толстым и влажным хуем, раскачивающимися в разные стороны яйцами, я натру ими всю твою морду, а потом внезапно устрою тебе диету, я знаю, что мой хуй вызывает в тебе самое сильное желание, когда он мокрый, что больше всего ты хочешь его сосать, поэтому до того, как я его тебе вправлю, запрещу себе возбуждаться, чтобы потом он был еще более влажным и толстым у твоих губ, и чтобы ты стремился лишь к одному, раскрыть их и дать ему, обжигающему и мокрому, просочиться в твой рот и заполнить его весь, чтобы ты мог посасывать, пожевывать, заглатывать всей своей пастью, но, как я тебе уже сказал, я запрещаю тебе размыкать губы, скули от своего желания, если ты их хотя бы приоткроешь, то сразу же почувствуешь свои ягодицы, я смогу разогреть их, не пользуясь плеткой, но пока не двигайся, я вижу, что твой хуй, отбросив кусочек льда, снова встает, я должен буду его перевязать, поглумиться над ним, зажать его в узле вместе с твоими яйцами, ты жаждешь, чтобы тебя отымели, но я хочу слышать, как ты говоришь это, я хочу, чтобы ты сказал: хозяин, умоляю тебя, я не могу больше оставаться порожним, я хочу, чтобы меня отдолбили со всех сторон, — но будь терпеливым: черный хуй, дрожа, наполняется кипятком, и мой хуй поднимается только для того, чтобы заполнить тебя; — я связал ему руки над головой, я покусал его соски, потом заключил их в тиски зажимов, он застонал от боли, я сказал ему: я не дам тебе покоя, пока не заставлю тебя завыть, — взяв за волосы и опрокинув его голову назад, словно заставляя смотреть, что там творится, я погрузил черный кипящий хуй меж ягодиц и сразу же вынул, чтобы ранить его, затем снова ввел его, чтобы обжигающая и маслянистая резина возбудила рану, дальше я присоской прикрепил черный хуй к стене, чтобы он не покидал его задницы и насиловал его без перерыва и до изнеможения, угрожая пропороть живот и заставляя подниматься все выше, вставать на цыпочки; я поднимал или же опускал уровень в зависимости от тех позиций, которые я приказывал ему занимать, я заставил его сосать у меня, сев на корточки, прислонив протыкаемый зад к стене, когда его уже тошнило от моего хуя, в то же самое время я бил его по бокам и шептал: я знаю, что мой хуй вызывает у тебя отвращение, я знаю, что тебе страшно брать его в рот, и именно поэтому я и вынуждаю тебя это делать, давай, соси его, хорошенько отсасывай, засунь его себе в глотку, у тебя не будет передышки до тех пор, пока ты не заставишь его извергнуться, полностью, пока его горькое молоко не вытравит тебе задницу, пока оно не обожжет твой желудок, — с высоты я наслаждался, глядя на его рот, искаженный движениями, его округляющиеся щеки, заполненные моим хуем, его лицо стало уродливым и прекрасным, его зад двигался согласно колебаниям моего хуя, я затянул поводок в основании его шеи, чтобы хуй еще больше его душил, затем одним движением сильнее стянул тряпичную веревку, обвязанную вокруг яиц, я услышал, как он визжит от удушья моей плотью, что он больше не может, я увидел, как его член излил тонкую липкую струю, я сказал ему: представь, что ты сосешь у своего кумира, колосса, быка, представь, что ты сосешь у своего божества, представь, что ты сосешь у великана, представь, что ты ребенок и я принуждаю тебя сосать мой хуй, что эта палка тебе противна, что ты никогда не видел такой большой и толстой, и что тебе страшно брать ее в рот, — и я еще больше стянул обе веревки вокруг его шеи и яиц, одним пинком я толкнул его бедра ниже, чтобы он еще глубже сел на черный хуй, я услышал, как рвется его плоть, к его ногам закапала кровь, теперь он раскрыл глаза и в ужасе поднял их на меня, я сказал ему: моя сперма успокоит твои раны, я напущу ее тебе в рот и оставлю немного, чтобы прижечь твою задницу, — в момент оргазма я вытащил хуй из его рта, чтобы забрызгать глаза, которые утонули в белых молочных струях, я на несколько миллиметров передвинул зажимы на его сосках, чтобы он заново ощутил боль, и тут же я вытащил черный хуй из его зада, чтобы вставить его, перепачканный в крови и дерьме, ему в рот, и воспользовался проторенной дорогой, чтобы пустить по ней мой хуй, я взял плетку и, трахая его, хлестал его по спине, бедрам, ягодицам, я с силой кусал его шею, и с каждым укусом вынуждал его еще глубже заглатывать искусственный хуй, чтобы он почти что дырявил его горло, одной рукой я держал его за волосы и тянул его голову с силой назад, моя слюна текла по ранам на его теле, я сказал ему: там, где у тебя на теле еще сухо, я поставлю тебе горчичники, вымажу тебя ледяной горчицей, чтобы у тебя не осталось ни одного сантиметра кожи, который бы не возрадовался. Потом мои руки посыплют тебя тальком, принеся облегчение, ты поцелуешь их и заснешь.