Измена. Его правда (СИ) - Тверская Вика. Страница 17

Свидетельство о браке – фикция. Оно больше не действительно, можно его сжечь и пеплом посыпать руины семьи.

Хватаю с вешалки его куртку и начинаю молотить ею по стенам. Заклепка на манжете больно бьет меня по ноге, но от этого моя злость усиливается.

Я ненавижу его, ненавижу каждую его вещь. Беру с полочки расческу и выламываю у нее зубчики. Загоняю один себе под ноготь, и эта острая боль отрезвляет меня.

Что я делаю?

Причем здесь вещи? Чем мне поможет то, что я их испорчу? Ничем.

Напиться? Тоже не вариант. Никогда не любила алкоголь, от него у меня появляется апатия и сонливость.

В бессилии опускаюсь на пол и стягиваю туфли. Стринги с бусинами жутко натирают. Если уж что и рвать, то их! Я точно не решусь надеть этот комплект хотя бы раз. Да и не для кого. Ведь мужа у меня больше нет.

Стягиваю жуткое кружево, свидетеля моего позора, и пытаюсь разорвать ткань. Вот жеж сделали на славу. Неудобные, но прочные.

Слезы наворачиваются на глаза и капают на тонкую ткань. Убеждаю себя, что рыдаю от того, что жалко денег на неудачную покупку. А вовсе не потому, что муж мне изменил. Он моих слез точно не стоит.

Режу кружевной комплект на мелкие кусочки, и плачу над каждым разорванным сантиметром. В клочья белье, в клочья моя жизнь.

Что мне дальше делать? Как все устроится? Как я смогу выжить?

Гоню от себя разрушительные мысли. Я справлюсь. Я смогу, но думать буду об этом точно не сейчас.

Как же хорошо, что Анюта сейчас не со мной. Она так точно считывает мое состояние. Нежная моя малышка… Сразу понимает, когда мы хоть немного повздорили. Бросается обнимать и приговаривать «мама, мамочка».

Что ж, детка, мамочке сейчас плохо. Она чувствует себя изломанной, обманутой и ненужной.

Да, я ему не нужна. И мне надо привыкать к этой мысли.

Сгребаю мелкие красные ошметки и мерзкие бусины, заворачиваю их в плотный пакет и запихиваю на дно мусорки.

Мне становится немного легче. Хотя бы дрожь на кончиках пальцев получилось хоть немного унять. Но ненадолго…

Паника вновь накатывает, едва мне стоит подумать, что Яр может войти в квартиру. У него ведь есть ключи и полное право находиться здесь. Официальное, конечно, не моральное.

Только не сейчас! Не сегодня! Надеюсь, у него хватит совести хотя бы сегодня меня не трогать.

Бегу к двери и запираю на внутренний засов. На всякий случай отключаю звонок в дверь и домофон.

На меня накатывает жуткая усталость. Сил хватает только на то, чтобы выпить стакан воды и доползти до кровати. На сегодня эмоций с меня достаточно.

***

Утром с трудом раздираю глаза. Десять. Я проспала почти половину суток, а чувство, будто совсем не ложилась.

На телефоне поток сообщений и все от Яра, от моего бывшего Яра.

Прости… Я понимаю, что слов недостаточно, но я должен тебе это сказать – прости меня, родная. Я безумно перед тобой виноват.

Ублюдок! Как он смеет меня так называть? От возмущения швыряю телефон на кровать. Он скатывает по одеялу и соскальзывает на пол. А я падаю обратно на подушки.

Как он мог так со мной поступить? Как он мог?..

Я лежу в прострации несколько часов, не понимая, где я, не осознавая своим мысли, не различая явь и реальность.

Меня не существует. Дементоры с рожами Яра и Киры высосали из меня жизнь. Мне настолько все равно, что я только к вечеру понимаю, что так и не встала за весь день и пропустила работу. Впервые в жизни я просто не пошла на работу.

Где-то вдалеке раздается мерный стук. Опять соседи ремонт затеяли?

В очередной раз трезвонит мобильник, но я на него не реагирую. Надо набрать маме, спросить, как там Анютка, но я до паники боюсь выдать себя. Не хочу, чтобы мама знала. Хотя бы не сегодня.

За дверь слышится возня и возгласы.

- Да, ломайте! Скорее, ну же! Сутки не отвечает, да.

Накидываю халат и бегу ко входу. Не хватало еще, чтобы этот идиот выломал преграду в мое убежище.

Распахиваю дверь. Ошеломленный взломщик замирает с автогеном в руке. За его спиной вижу Яра. Он облегченно вздыхает. Пытается войти в квартиру, но я так же резко захлопываю дверь у него перед носом.

Я считала нас единым целым.

Я думала, что я для тебя – любимая и единственная.

Ты был для меня Мужчиной, защитником и нежным любовником.

Ты убил мои чувства, растоптал доверие, предал нашу семью.

Не прощу тебя.

Не прощу.

Глава 25. Ярослав

Такое чувство, будто это сон. Дурацкий, нелепый, глупый сон. И вот сейчас я протру глаза, встряхну головой и вся эта жуткая муть и сосущая сердце тоска исчезнет. Спадёт, как морок. Я так и делаю, тру, тру, тру, да только ничего не пропадает. Всё те же дурацкие офисные картинки, висящие над диваном, и громко тикающие настенные часы.

Блин, стыд-то какой. И главное, ладно бы она узнала от кого-то, а то увидела сама, своими глазами. Твою же мать. Почему я такой дебил? Для чего я это сделал? Ну и как, офигенно было да? Необычайно прекрасно? Тьфу… Никогда не изменял, а тут вот вам, пожалуйста. Типа подарок себе на день рождения? Охрененный подарок. Память на всю жизнь…

А может… может я всю жизнь хотел изменить? Может, где-то в глубине желал новых ощущений? Хотел, но боялся? И чего боялся? Да вот чего-нибудь подобного, разборок, разбитых сердец и ваз… Нет, не правда! Она меня соблазнила…

Ну, давай, вали всё на бабу, она виновата, а ты нет, ты не виноват. Ведь твой член сам по себе живёт и ты ему не хозяин, да? Не хотел бы, никто бы и соблазнить не сумел. Козлище.

– А-а-а! – рычу я как раненый зверь.

В сердцах поднимаю своё кресло и бросаю об пол. Пропади всё пропадом! Ради чего жить теперь и, главное, как?

Надо позвонить Маринке. Позвонить… и сказать… Что сказать-то тут? Типа, ой прости, пожалуйста? После того, как она сама своими глазами всю эту мерзость наблюдала?

Наливаю полный стакан минералки и выпиваю. Осматриваю кабинет. Настоящее побоище с кроваво-подсохшими следами клубники, ледяными осколками битого стекла и соками этой суки на моём столе.

Так, ладно, хватит ныть. Нужен план. Мне нужен план. Первое. Надо позвонить Марине. Ужасно, немыслимо, страшно, но нужно это сделать, потому что я в этой ситуации настоящее дерьмо. И чудовище. Разумеется она не простит. Разорётся. Или наоборот, будет молчать. Или унижать. Или выть. Ну что же, имеет право. Сожму зубы и выслушаю всё.

Сам виноват. А какого хрена она пришла вчера? Кстати… Ну, сейчас уже не спросишь. Итак... Позвонить Марине. Потом… Домой мне нельзя. Даже, если она меня впустит, ей будет это крайне неприятно. Да и как я покажусь ей на глаза? У меня вообще, что ли ни соображения, ни совести нет?

Совести? Мне даже смешно становится. О совести мне теперь лучше даже не заикаться. Ладно. Если домой нельзя, то куда можно? Можно в отель. Свежая рубашка и костюм есть в офисе. Хорошо. Бельё можно купить.

Гостиница… Надо недорогое что-то. Можно апартаменты снять на несколько дней. Блин. Она подумает, что я у этой остался. Капец. Типа Маринка ушла, а я с этой продолжил трах-бах. Наверняка, так и думает. Хреново. Очень хреново.

В приёмной раздаются шаги. Какого…

– Ой, здравствуйте, я даже испугалась…

В дверь заглядывает уборщица.

– Ого… что это у вас такое…

– Здравствуйте, – говорю я. – Вот праздник вчера небольшой был. Корпоратив. Так что работы вам сегодня прибавилось. Вы, главное стекло битое получше уберите, пожалуйста. Вот, я вам маленькую премию выпишу. И стол хорошенько протрите, пожалуйста. С дезинфекцией.

Я вытаскиваю из бумажника две тысячи. Сейчас уже не до экономии. Полетят денежки, вжик-вжик-вжик… Да и хрен с ними. Они для семьи были нужны, а не будет семьи, так и их не надо. Ладно. Она уже встала. Надо звонить.

Я выхожу из офиса и иду в переговорную. Набираю Марину. Не отвечает... Понятно. Не хочет. Может, умывается. Позвоню минут через десять.

Через десять минут перезваниваю снова, результат тот же. Жду ещё немного, потом решаю написать сообщение: