СССР: вернуться в детство?.. (СИ) - Войлошников Владимир. Страница 35

От себя, кстати, помимо этнографического, добавила раздел «Игры для переменок в начальном блоке школы». И ещё «Игры нашего двора». Классная вещь, пласт самобытной городской игровой культуры, который в девяностые будет почти утрачен. Пусть хоть в таком виде сохранится. Подумала, и отдельным материалом отправила в журнал тоже, указав авторами маму и себя. Надо портфолио потихоньку собирать. Это если опубликуют, само собой.

Книжка-сборник получила рабочее название «Подвижные игры и развлечения: в помощь учителю физкультуры, вожатому, тренеру». И я так хорошо с ней разогналась – и тут бац! – первое сентября. Блин.

ТЕПЕРЬ Я ЧЕБУР... ТЬФУ!.. УЧЕНИЦА

На линейку я пошла мрачная. Как хотите, а второй раз уже не вштыривает. Хорошо, первого сентября один урок всего. Я дождалась, пока все уйдут, села на то же место, где я контрольную весной писала, и спросила учительницу:

– Татьяна Геннадьевна, вы рассчитываете, что я буду полностью высиживать все уроки?

Она помялась:

– Но ведь так положено?

– Я понимаю. Вы заметили, что я за последнюю парту села? Никого ко мне не подсаживайте, пожалуйста.

Она покивала:

– Оля, мы с мамой завтра же составим заявление на твою ускоренную аттестацию...

– Не прокатит у вас, – я вздохнула и потёрла лоб. – Мне ведь даже семи нет. Начнётся в районо брожение умов...

– А иначе как? – грустно спросила Татьяна Геннадьевна.

– Предлагаю ход конём, – я сложила руки замком. – Я буду приходить на некоторые уроки. На музыку. На физкультуру. Ну и на проверочные-контрольные, чтоб у вас документы были. А вот когда мне семь исполнится, можно попытаться.

– А если проверка? – испугалась Татьяна Геннадьевна.

– Удивительно мне, если проверка придёт мимо завуча, – проворчала я. – Но если вдруг совсем внезапная проверка, то вы быстренько поставите в журнале э́нку, а я внезапно заболею. Ну не могу я вот это всё слушать: «а», «бэ», понимаете? Это ж катастрофа какая-то, так и нервный срыв заработать недолго...

Татьяна Геннадьевна побарабанила пальцами по столу:

– Вопросы начнутся. Ты только представь себе: дети начнут у родителей спрашивать, можно ли им так же: приходить только на музыку. А они – у меня: что это такое.

– Татьяна Геннадьевна, я вас умоляю! В первом классе дети как пыльным мешком пришибленные, половина одноклассников-то не помнит. Давайте я вообще ходить не буду, я согласна. Потому что если я ходить буду, вопросов возникнет ещё больше. Музыкантше только скажите, чтоб э́нок мне зря не лепила – как объясняться потом будем? А перед проверочной маму предупредите.

– А как же музыка? – по-моему, Татьяна Геннадьевна была несколько ошарашена моей натойчивостью.

– Я с удовольствием сдам устный зачёт. И могу даже спеть. Если буду знать список годовых тем заранее, наша беседа получится ещё более продуктивной.

Я встала.

– Дорогая Татьяна Геннадьевна! Я от всей души поздравляю вас с новым учебным годом. Мне искренне жаль, что вам досталась такая головная боль как я, и я надеюсь, что всё разрешится благополучно. За сим разрешите откланяться, всего вам доброго.

И я ушла.

Боже, надеюсь, она не станет настаивать на моём высиживании в классе всех этих часов...

17. ВПЕРЁД ЛЕТИМ

ИНИЦИАТИВА НАКАЗУЕМА

27 сентября, год 1982, если вы вдруг забыли.

Из хороших новостей были финские сапоги. Отличные, тёплые, натуральной кожи и на натуральном же меху – редкость для нашего города неимоверная. И они подошли! Я радовалась, наверное, больше, чем мама, скакала по всей квартире.

Теперь про школу.

Татьяна Геннадьевна настаивать на моём присутствии на уроках не стала (спасибо ей огромное за лишний почти что месяц покоя!), но и касательно семи лет не послушала меня тоже. Они с мамой таки написали это прошение (я хрен знает, как оно там называется), приложили мои контрольные и даже заключение учительского актива. К концу сентября этот пакет дошёл (ползком, видать, шёл) до верхушки нашего областного отдела образования, и оттуда прислали бумажку с уточняющими вопросами.

Директрисе.

Она явилась в класс – а меня там нет. И честная Татьяна Геннадьевна растерялась, и не успела энку в журнале нарисовать. Шкандаль! Директорша гневно потребовала моего присутствия на всех уроках. Потому что – мало ли что, такая ситуация. Честь школы под угрозой. Линия партии!.. Когда космически корабли... Ну, вы поняли, в общем, мою досаду и вытекающий из этого сарказм.

Теперь я сидела на последней парте, и рядом со мной стопочкой лежали замечательные учебники: «Букварь» и «Математика, 1 класс». Дети учили буквы и совершали вычислительные действия в пределах первого десятка. Я заканчивала иллюстрации к папиной статье про тренерскую работу. Сильно хотела поскорей отправить и надеялась, что «Физкультура в школе» быстренько её напечатает, и папе к седьмому ноября (день рождения у него) будет подарок.

Тренерская статья должна была стать завершающим разделом нашей спортивной книжки. Затею пробиться в какое-нибудь издательство я ни в коем случае не оставляла, хотя мои родственники испытывали изрядный скепсис в отношении столь наполеоновского плана. Ну, ладно, в журнале напечатали. Но книжка! Это было нечто из разряда высших сфер.

РАЗМЫШЛИЗМЫ

Некоторое уныние вызывало у меня то, что ни один журнал кроме «Физической культуры в школе» никаких признаков готовности к сотрудничеству не проявлял. Неужели всё в молоко ушло? Физкультурщикам, конечно, спасибо. Поставили они наши статейки и в августовский номер, и в сентябрьский, и в октябрьский. Я так понимаю, приняли авторов в число «своих». Благодаря этим добрым людям я за свои картинки шестьдесят семь рублей заработала, рассчиталась с бабушкой (с верхом) а остальное сложила в выделенный мне её старенький кошелёк, такой, с кругленькими ушками-защёлками наверху.

– Чтоб в случае необходимости ни у кого не просить и бутылки по помойкам не собирать, – аргументировала я, и бабушка сразу безоговорочно согласилась.

К четвёртому ноября пришёл ещё один перевод – персонально мне, на двадцать три рубля, и я поняла, что папину статью тоже взяли. Как я скакала! Вот бы ещё ему авторский номер до дня рождения принесли, среди родственников и знакомых прям фурор будет.

Между прочим, и наша книжечка на четырёх соавторов была окончательно готова, и теперь мне срочно нужно было переговорить с папой. Вот срочно, срочняк, прям распирало меня. В отсутствие всякой иной связи я не придумала ничего лучше, чем послать отцу... нет, не письмо. Лучше. Телеграмму!

Я ИДУ НА ТЕЛЕГРАФ. СТРОГО ПО ЛЕНИНУ

Телеграф находился в том же здании что и почта, с другого входа. Внутри всё как-то было ещё более архаичное, чем в почтовом отделении, хотя казалось бы – куда уж. Одни перьевые ручки с чернильницами поразили меня до глубины души. Чернилами писать? Серьёзно? Хорошо, что я с собой шариковую взяла, как чувствовала. Иначе был бы мне урок каллиграфии, мдэ.

На столе, напоминавшем массивную шестиугольную тумбу, стоял плексиглазовый сортовичок, в котором лежали пустые сероватые бланки телеграмм. Сидеть полагалось на стульях, у которых сиденья откидывались, как в театре, только были они жёсткими, видимо, чтобы пришедшие люди чётко осознавали всю суровость жизни. Я решила, что и без стула обойдусь – тем более, стол был достаточно высокий, как раз мне стоя писа́ть.

Я заполнила адрес, получилось шесть слов: город, улица, дом, номер, квартира, номер.

Дальше текст.

«Папа поздравляю...

Я задумалась. Я хотела написать «поздравляю с днём рождения», но так никто не писал. Все экономили на букве «с» – это ж целое слово! Ни разу не видела телеграммы, где было бы написано «с днём рождения», и если я напишу без пропуска, очень подозрительно будет выглядеть.