Кровавый Король (СИ) - Кэйтр Элизабет. Страница 29

С огромным трудом ей удаётся усадить Видара на стул. Кажется, дыхание и сердечный ритм короля постепенно восстанавливались.

Он обессиленно упирается лбом в столешницу, чувствуя гладкую поверхность. Грудная клетка постепенно вздымается и опускается. Он не может надышаться.

Кристайн быстро подходит к бокалу, предназначавшемуся для короля. Счёт времени шёл на секунды. Он ловко достаёт из внутреннего кармана накидки флакончик с серебристым порошком, засыпая содержимое внутрь. Мерцающая дымка поднимается над ободом бокала и бесследно исчезает.

— Ваша милость, вот!

Она подносит королю кофе.

Он разгибается, более не чувствуя ничего, кроме разочарования за разлитый кофе.

— Нет, что Вы, это Ваш. Я сделаю ещё, — мимолетно улыбается он, собираясь подняться.

— Ваше Величество, не стоит, сидите. Выпейте, не выдумывайте. Я же всё равно хотела лишь воды…

Кристайн заглядывает в сапфировые глаза короля, нежно улыбаясь.

— Вы уверенны в этом, герцогиня?

— Более чем, — убедительно кивает она, наблюдая за тем, как король поджимает губы, сжимая и разжимая кисть.

— Прошу прощения, что Вы стали свидетельницей этого нечто… — Он отпивает из кружки, наслаждаясь вкусом. — Нужно позвать прислугу, убрать это безобразие. Вы точно не хотите кофе?

— Абсолютно! — Казалось, эту улыбку приколотили намертво. — У Вас это в первый раз?

— Нет, — проводит большим пальцем по ободу бокала. — Думаю, нервы шалят. Слишком многое… свалилось.

— Давайте я позову медикуса? Он осмотрит Вас…

— Не нужно, — хмыкает он. — Кофе и Ваше присутствие и мёртвого с могилы поднимут.

— Вы мне льстите!

Флирт, так расчетливо направленный в цель, делает своё дело. В глазах Кристайн начинают мерцать искорки удовольствия, а на лице появляется тень удовольствия.

— Ждите меня в Ваших покоях, — медленно облизывает губы Видар.

Герцогиня делает реверанс, обольстительно улыбаясь, и робко исчезает за дверьми, боясь быть пойманной.

Видар медленно поднимается с места, опасаясь рецидива. Он быстро находит слуг и распоряжается, чтобы они привели в порядок храм покоя тётушки До. Затем направляется к покоям ведьмы.

Ему приходится сделать парочку лишних кругов, чтобы без лишних глаз проникнуть туда.

Комнату освещал лунный свет. Фамильяра в клетке не обнаружилось, что вызвало облегченный выдох.

В своём же замке он чувствовал себя подлецом, нарушавшим покой пустой комнаты.

Повеяло морозным холодом. Таким же, каким всегда веяло от ведьмы. На письменном столе, в состоянии хаоса, лежали талмуды по чародейству, книги с историей Первой Тэрры, копии государственных документов и лишь письмо аккуратно и ровно главенствовало в центре мироздания стола.

Видар, не удержавшись, скользит глазами по посланию.

— Значит, вот какие тёплые отношения у тебя с братом…

Сам не замечает, как произносит вслух.

Паскаль выражал любовь к сестре каждой запятой, не то что буквой. Для Видара это слыло дикостью.

Он знал историю на зубок. Знал и то, что от ведьм в Малварме отказывались семьи, что с рождения они воспитывались в Пандемониуме, не мог ошибаться и в том, что свои семьи они ненавидели, а ведьмы, что хотели избавиться от сердца — сначала обязывались истребить семью, доказать, что чувства в них действительно вымерли, поклясться, что никакая привязанность более не властна.

Здесь же — было что-то из ряда вон. Искреннее проявление любви, такое высокое и чистое, что при чтении от блеска резало глаза.

Видар, в диком замешательстве, аккуратно укладывает бумагу обратно на место.

Он медленно, будто бы впервые осматривая комнату, подходит к кровати. Недобро усмехается. Постельное бельё — чёрное.

Достаёт из кармана маленький тюбик с заживляющей мазью внутри.

Признавал ли он свою вину? Нет. Руководствовался лишь эстетикой женского тела: уродливым шрамам не место на Советнице.

Второй такой же тюбик укладывает на тумбочку, и третий — в первый ящик.

Ещё раз окинув комнату взглядом, резко отходит ко входной двери.

Стоит взяться за ручку, как его будто молнией поражает.

Он так и стоит, вцепившись в дверную ручку, жадно глотая запах ведьмы: спелая черешня, пресный лёд и нотки нежной акации вперемешку с чем-то ещё, таким до боли знакомым, таким тревожным.

Поднимает взглядна потолок. Странно усмехается, ловя себя на мысли, что белая штукатурка сюда совершенно не подходит. Было бы намного лучше, если бы… Видар с недовольным рыком открывает дверь, выходя в коридор.

Острый слух улавливает крадущийся шаг. Пол секунды, чтобы закрыть дверь и спрятаться за поворотом, дабы сделать видимость, что идёт оттуда в сторону своих покоев, а не нарушает сладкий сон всяких не внушающих доверия ведьм.

Спустя пять долгих секунд, покидает убежище со вселенски усталым видом. Перед королевским взором предстаёт интереснейшая картина: босая блудная ведьма возвращалась в свою тюрьму. В одной руке она держала подол платья и туфли, в другой — бутылку вина со знакомой этикеткой. Она даже не принимает во внимание его лёгкие шаги, лишь обессиленно упирается лбом в стену, будто ища стойкости войти в комнату, а не сбежать вместо этого куда глаза глядят.

— Я подумываю ввести комендантский час. Как считаете? — нагло ухмыляется Видар.

Он ожидал, что она, как минимум, дёрнется от испуга и тут же упадёт в книксен, но вместо того — лишь устало разворачивается, опираясь спиной на стену и сканируя его безразличным взглядом.

— Советы раздаю после посвящения, — ядовито ухмыляется Эсфирь.

— А до него — шляешься где не попадя?

— Мы, что, женаты? — скептически вскидывает левую бровь.

— Упаси Хаос! — лёгкий смешок слетает с его губ, прежде чем он успевает превратить лицо в суровую маску.

— Тогда, до…стопочтенныйальв Первой Тэрры, я посмею удалиться!

В разноцветных глазах сверкает задор.

— Как Вам Долина Слёз?

Видар скрещивает руки на груди. Он медленно обходит ведьму, слегка поворачивая на неё голову.

Она, казалось, даже не дышала. Смотрела на него из-под полуопущенных ресниц тем же самым взглядом, каким он удостаивал Кристайн. Только его безразличие было с жалостью, а её — с искренней ненавистью. Последняя — единственная точка соприкосновения обоих.

— Весьма, — скованно пожимает плечами Эсфирь.

Тело ещё помнило касания казначея, и уже хотело их стереть. А когда каждое неловкое движение напоминало о короле, то все приятные вещи ежесекундно обращались в ненавистные.

— Весьма что?

— Весьма всё.

— Содержательно, — хмыкает король, снова разворачиваясь к ней лицом. — Как Вам казначей? — ядовито усмехается, ясно давая понять, что знает о делах ведьмы.

Не только же она с жителями знакомилась.

— Довольно страстная натура, — жестокая улыбка отправляется прямиком навстречу к королевскому самодовольству.

— Хотите сказать, что он скомпрометировал Вашу честь? — нарочито серьёзно выдает Видар.

— Хочу сказать, что тебе стоит оставить свои сексуальные домыслы при себе. — Эсфирь отталкивается от стены, укладывая руку на ручку двери. — Недобрых снов, Ваше Величество! Надеюсь, тыуже знаешь, с какой papilio проведёшь её.

Она скрывается за дверьми быстрее, чем король успевает среагировать и гневно поправить её.

— Демонова инсанис! — сквозь зубы шипит он, резко разворачиваясь в сторону своих покоев. До Кристайн этой ночью он так и не доходит.

Эсфирь, тем временем, устало взмахивает рукой в воздухе. Платье растворяется, а взамен него появляется чёрная шелковая сорочка.

— Привет, Идрис! — мимоходом кидает она, когда слышит шелест крыльев фамильяра. Он сверкает глазами-бусинками в темноте. — Тяжёлый день в Тэрре? Расскажешь что-нибудь новенькое?

Аккуратно просовывает руку в клетку. Идрис покорно опускает плотно сомкнутый клюв точно к венам на запястье. Резкий рывок, и клюв погружается в плоть, а глаза Эсфирь закатываются. В голове начинают мелькать картинки из жизни альвов: от простолюдинов до высоких чиновников. От зоркого Идриса и его свиты ничего нельзя было утаить: все сделки — от законных до незаконных, все взаимоотношения, многообразные эмоции, беззаботная и тягостная жизнь.