Грехи. Книга 2 - Гулд Джудит. Страница 59

Гонсалес даже не шелохнулся.

– На твоем месте я бы поостерегся называть меня вором, – предупредил он.

Бавьер пробуравил взглядом широкую спину боксера-профессионала и внезапно, сорвавшись с места, с яростью набросился на него. Оба упали на пол и, катаясь по нему, стали тузить друг друга.

Присутствующие расступились, освобождая место для драки. При других обстоятельствах Гонсалес непременно одержал бы верх, но его застигли врасплох, и к тому же он несколько ослаб от тумаков, нанесенных ему Каррасом два дня назад. Бавьер, схватив его за горло, начал душить.

– Где они? – кричал он, вцепившись Гонсалесу в глотку. – Черт тебя подери, где мои деньги?

Сначала Гонсалес пытался стряхнуть с себя Бавьера, затем решил выцарапать ему глаза, но Бавьер, поняв его намерения, быстро отвернулся. Постепенно здоровяк стал слабеть. В последней отчаянной попытке он попробовал разжать руки Бавьера, но тот только усилил хватку.

Гонсалес вдруг закатил глаза и, захрипев, начал хватать ртом воздух.

Внезапно чьи-то сильные руки оторвали Зиги от Гонсалеса. Перед ним стоял Гектор Каррас.

– Какого черта ты ввязываешься? – прохрипел Бавьер. – Этот подонок стащил мои деньги!

Каррас спокойно посмотрел на Бавьера и похлопал его по плечу.

– Остынь, – сказал он. – Командир идет. Надо линять.

Бавьер посмотрел на Гонсалеса, который все еще валялся на полу, руками ощупывая распухшую шею.

– Я убью тебя, трусливый вор! – процедил сквозь зубы Бавьер.

– Заткнись, – резко оборвал его Каррас и подтолкнул к водонепроницаемой двери-переборке. – Давай мотать отсюда, пока нас не засекли.

– Гадом буду, если не убью этого сукина сына! – пригрозил Бавьер.

– Внимание! – рявкнул Каррас, и они с Бавьером отдали честь проходившему мимо командиру части. Тот небрежно козырнул им и пошел дальше.

Чуть позже Каррас затолкал Бавьера в угол.

– Слушай ты, недоносок, – сердито прошипел он. – Не вздумай еще раз разинуть свою варежку. Ты что, совсем лишился рассудка? Ты только все испортил. Случись что-нибудь с этим парнем сегодня ночью, вся вина падет на тебя.

Бавьер молча смотрел на Карраса. А ведь он прав, в армии существует закон «ШК». Делай, но так, чтобы все было шито-крыто. Впредь надо быть умнее.

Но судьба распорядилась иначе. Согласно расписанию нарядов караульный отправил Гонсалеса нести ночную вахту. Когда пришла смена, на посту его не оказалось. Не явился он и на утреннюю поверку. Весь корабль был перевернут вверх дном, но Гонсалеса не нашли. Пересчитали все спасательные шлюпки, проверили неприкосновенный запас – все на месте. Прозвучал сигнал тревоги: «Человек за бортом!» Капитан быстро развернул корабль, и они задымили обратно. Море прочесывалось четыре дня, и четыре ночи на черной воде плясали поисковые огни, но Гонсалес исчез без следа.

За эти четыре дня Бавьер в поисках своих денег обшарил все щели на корабле. Но если не знаешь, где искать, то шансы на успех равны нулю. К тому же положение усугублялось тем, что командир пронюхал об их драке с Гонсалесом и решил расследовать инцидент. К счастью для Бавьера, он той ночью был все время на виду, и подозрения с него были сняты полностью. Можно было с облегчением вздохнуть, но ведь денег он так и не нашел.

В Бруклине Бавьер и Каррас распрощались друг с другом. Бавьер так и не узнал, что Каррас, запачкав руки кровью, сошел с корабля со ста двадцатью тысячами долларов в кармане. В то время как Гектор поселился в апартаментах гостиницы «Уолдорф-Астория» и возобновил свои контакты с Занматти, Бавьер бегал по городу в поисках работы. Любой работы.

Наконец ему удалось устроиться на разгрузку траулеров в Шипшедской бухте.

Порой ему казалось, что он никогда не отделается от запаха рыбы. Этот запах преследовал его повсюду, куда бы он ни пришел. К тому же это была изнурительная, тяжелая работа, которая высасывала из человека все соки, да и плата за нее была мизерной.

Перед самым Рождеством Бавьер свалился с воспалением легких. Выйдя из благотворительной больницы, он решил: больше никогда в своей жизни не есть рыбы, обходить стороной все рестораны, где ее подают, и самое главное – он решил навсегда уехать из Бруклина. Это место было дырой, и никто лучше его этого не знал. Он хотел жить в настоящем Нью-Йорке. Он даже не пошел за своими пожитками, потому что пришлось бы заплатить за квартиру. Для того чтобы воплотить свою мечту в жизнь, он купил лишь жетон для подземки. Бавьер пересек Ист-Ривер и оказался в Манхэттене.

Манхэттен полностью отличался от Бруклина; тут действовали совершенно иные правила. Инстинкт Бавьера немедленно подсказал ему, что здесь открываются большие возможности для тех, кто обладает даром предвидения, умом и честолюбием.

Зиги бродил по улицам Манхэттена весь день и всю ночь. Он прислушивался, принюхивался, наблюдал. Когда же начал от усталости валиться с ног, он уснул в вагоне подземки. Проснувшись, первым делом отправился подыскивать себе жилье. И снял-таки двухкомнатную квартиру с холодной водой в многоквартирном доме на Ривингтон-стрит в нижней части Ист-Сайда.

На каждом этаже было по четыре квартиры с общим туалетом в коридоре. Раковины располагались на кухне. Здесь тоже отвратительно пахло вареной капустой и кипятящимся бельем. И, кроме того, дом был полон звуков: крики младенцев, семейные ссоры, экзотическая речь из смеси немецкого, польского и еврейского.

Он не был напуган мрачной обстановкой или присутствием иностранцев. Он рассматривал свое нынешнее положение как первый шаг на пути к успеху, не переставая говорить себе: «Главное, я в Манхэттене». Здесь, и только здесь, одна возможность влечет за собой другую. Много лет спустя, когда Бавьер, разбогатев, поселился на Саттон-плейс, он с удовольствием вспоминал Ривингтон-стрит. Он испытывал неимоверную гордость от того, что поднялся с самого дна на самый верх.

На протяжении ряда лет он играл своими деньгами, как ребенок любимой игрушкой, и при этом либо преумножал свое состояние, либо терял последнее. Наконец он решил перестать испытывать судьбу и направить все в ровное финансовое русло. Он купил пентхаус в кооперативе на Саттон-плейс и попытался пролезть в высшее общество. Сделать это было нелегко даже при наличии состояния. Тут не последнюю роль играло соответствующее происхождение или по крайней мере хорошие манеры и умение общаться. Бавьер не имел ни того, ни другого, и к нему относились как к нахалу и выскочке. У него прежде не бьио времени заняться своими манерами, пришлось наверстывать упущенное. Купив пентхаус, он воспользовался услугами специалиста по интерьеру и, кроме того, попросил искусствоведов подобрать ему картины на стены. Прошло немало времени, прежде чем он научился разбираться в живописи и понял, что его не обманули.

Руководствуясь той же целью, Бавьер стал посещать лучшие рестораны и ночные клубы. Купив готовый смокинг, он, надутый как индюк, отправился в «Эль Морокко». Поскольку Зиги не давал чаевых метрдотелю, его усадили за самый худший столик. Более того, его, одетого в смокинг из магазина готового платья, по ошибке приняли за старшего официанта. Урок не прошел даром: на следующий день он заказал у портного несколько костюмов и смокингов.

А потом он встретил даму.

Вплоть до этой «исторической» встречи Бавьер имел очень мало контактов с женщинами. Нельзя сказать, что он их не любил, совсем наоборот – боготворил и преклонялся перед ними. Просто у него никогда не хватало времени. В результате все отношения с женщинами сводились к общению с проститутками, так как он считал секс такой же необходимостью, как мытье, еда и чистка зубов. Постепенно он пришел к выводу, что одного секса недостаточно. Он был богатым человеком, и пришло время обзавестись женой. И желательно такой, которая была бы под стать его богатству. Такой, которая смогла бы открыть все двери, до сих пор для него закрытые.

Он встретил даму на приеме, устроенном его деловым партнером. Она не походила ни на одну из тех, что он знал до сих пор. Красавица с блестящими светлыми волосами, с сильным грудным голосом и весьма грациозной походкой, она вызывала в нем возбуждение, никогда не испытываемое им раньше. Он обратил внимание на ее надменную холодность, но посчитал, что сможет разбудить эту дремлющую страсть. От ее прикосновений у него мурашки бегали по коже. Спустя несколько дней он сделал ей предложение. Она скромно потупила зеленые глаза и обещала подумать.