Защитник (СИ) - Курилкин Матвей Геннадьевич. Страница 23

— Даже…?

— Он разрушил уже два храма чистого. И убил иерарха. Одного.

— Слушай, а это нормально выкладывать все свои тайны первому встречному? — не выдержал я. Оба — и богиня и сатир замолчали и посмотрели на меня крайне удивленно.

— Посмотри на потолок, — попросила Кера. — Что видишь?

— Ну розу нарисованную. Светится. И что?

— Ох, молодежь нынче совсем необразованная, — покачал головой сатир. — Слышал такое выражение — Sub rosa? Все, сказанное под розой остается тайной. Это закон. В других местах это правило перестало действовать, но здесь чистого нет и старые законы еще работают даже несмотря на то, что боги ушли. Ты не сможешь никому рассказать о том, что здесь услышал, даже если захочешь. Как и я. Как и великая. Таково правило, оно работает независимо от того, знаешь ты о нем или нет. Только этот проклятый чистый радостно уничтожает все. Очищает, тварь. Скоро от всего наш мир очистит, ничего не останется…

Выражение такое я, конечно же слышал, вот только был уверен, что изображение розы не имеет реальной силы, и это просто традиция. Не то чтобы я не поверил, но намеревался непременно проверить после. Хотя бы просто из любопытства — а как оно, это правило, будет работать?

Печальные пророчества Пронома были прерваны открывшейся дверью. Оглянулся и увидел Конрута, который бесшумно, благодаря мху, прошел к стойке. Судя по цветущему виду убийцы, его рана тоже уже успешно зажила, что довольно удивительно. Даже если пуля не задела ничего важного, быстро такое не зарастает.

— Что за девица? — поприветствовал меня Конрут. На трактирщика он внимания почти не обратил — только указал ему на мое пиво, дескать, повтори.

— Она со мной, — сказал я. — Богиня Кера.

— Ладно, Кера так Кера, — кивнул Конрут. — Я почитаю и все такое, выказываю всяческое уважение, но на коленях ползать не буду, лады? — спросил он у нее.

— Как хочешь, смертный. Но я предпочла бы, чтобы уважение было настоящим. — Последнюю фразу она произнесла своим особенным голосом, отчего собеседники слегка побледнели.

— Лады, — снова кивнул Конрут. — Я серьезно, уважаю хотя бы за то, что смогла выжить там, где другие пропали. Теперь насчет тебя, парень. Есть у меня к тебе просьба — расскажи подробно, что знаешь о трибуне. Я про Мануэля Рубио говорю. Тебе не сложно, а мне знать это важно. Ну а дальше уже другие дела обсудим, если будет, чего обсуждать.

— Расскажу. Только сначала ты объясни, как ты так угадал мое знакомство с Мануэлем? По одной случайно оброненной фразе? Выглядит как-то совсем подозрительно.

— По одной фразе? — удивился Конрут. — В смысле ты даже не в курсе? — по моему непонимающему виду он, видимо, сообразил, что нет, не в курсе. После чего расхохотался.

— Ох, ну трибун даже после смерти продолжает смешить. Характерные для него фразочки меня только насторожили, полная уверенность появилась, когда ты назвал его имя. Но уже после того, как ты смог несколько раз увернуться от моих выстрелов, хотя совершенно точно не мог ни услышать, ни увидеть меня, я почти не сомневался. Что, неужто не замечал за собой такую особенность? Ты чуешь опасность.

— Ну да. — Недоуменно кивнул я. — Есть такое. Старик говорил, что это — опыт… — Конрут снова расхохотался.

— Да звиздел он тебе, лапшу на уши вешал! Где это видано, чтобы научиться чуять опасность? Нет, у опытных бойцов бывает, врать не стану. Но ты прости, парень, тебе до опытного — как до Олимпа. Полжизни надо в войне провести, чтобы так вышло. Дар это. Причем не твой, старика дар. Манн у него такой был — он мог научить этому любого. Но только одного ученика за раз, и пока не научишь, на другого переключаться нельзя. Он и мне когда-то такое подарил.

— Манн? А как же его умение стрелять? Ну, он говорил, что всегда попадает в цель.

— Да говорю, врал он тебе. Стрелок он был знатный, я никого лучше не знал, но это как раз трибун достиг упражнением. Так что будь ему благодарен — он тебе столько лишних шансов выжить подарил, что не пересчитать. И давай, расскажи уже про трибуна. Хочу знать, как он погиб.

Причин отказывать не было, тем более, после демонстрации Керой глубокого доверия цветку, нарисованному на потолке. А еще откровенно не хотелось спугнуть этого Конрута. Во время дуэли он показал, что отлично разбирается в моем манне. По крайней мере, в методах защиты от него. Вдруг и меня сможет чему-нибудь научить? Неумение пользоваться собственными силами откровенно злило. Я чувствовал, что могу больше, что упираюсь только в отсутствие знаний и опыта. При встречах с чистыми огнестрел помогает далеко не всегда, а вот в сочетании с моим даром результаты уже значительно лучше. С чистыми встречаться я планировал часто, так что и необходимость в развитии дара была для меня очевидна.

Я начал с рассказа о том, как мы встретились с Рубио, и неожиданно увлекся. Думал, мне будет больно вспоминать — как ни крути, я успел здорово привязаться к вредному старикашке, и его смерть сильно ударила по мне. Как-то не думал я, что он вот так возьмет и помрет. Заканчивала рассказ Кера, как единственный свидетель смерти Мануэля. Он был интересен и для меня, тем более, что подробностей я не знал. Не забыла Кера рассказать и о том разговоре со стариком, который состоялся уже после его смерти.

— То есть он не выбрал Лету, — кивнул сам себе Конрут. — Не удивительно. Трибун никогда не сдается. Я не удивлюсь, если однажды он вернется даже из Тартара. Что ж, теперь моя очередь делиться воспоминаниями. Как вы уже поняли, с Мануэлем Рубио я был знаком давно. Служил под его началом, и он не раз спасал мне жизнь, а однажды даже спас душу…

Рассказывал Конрут интересно и увлекательно — я сам не заметил, как добил кружку с пивом, да еще повторил пару раз. Выходило так, что Конрут — старый боевой товарищ Рубио. Во время переворота, когда свергли императора он, в отличие от Мануэля, предпочел подчиниться новой власти, о чем в дальнейшем сильно пожалел. Во-первых, они на этой почве сильно поссорились с трибуном, во-вторых преторианцев все равно потом всех уничтожили, причем безо всяких официальных обвинений. Смерти шли одна за другой, и когда оставшиеся хватились, спасаться уже было поздно. Для большинства, но не для Конрута, чей манн как будто специально придуман для того, чтобы скрываться и уходить от преследования. Я уже и сам догадался, в чем он заключается — отвод глаз, причем Конрут в этом деле оказался настоящим профессионалом. Поняв, что их никто не собирается оставлять в покое, Конрут попытался найти Рубио. Не только чтобы извиниться — он считал, что вдвоем выживать будет легче. Да и вообще, свое мнение по поводу новой власти он изменил, и теперь, как и Мануэль мечтал поквитаться.

— Нихрена я, конечно, не нашел, — подытожил убийца. — И вообще думал, что трибун погиб еще тогда. Если б не ты, парень, так бы и был уверен до сих пор.

Конрут закончил рассказ и замолчал. Остальные тоже молчат. По идее можно вставать и уходить — все получили, что хотели. Ну, кроме меня. Однако ощущение незавершенности не отпускало не только меня.

— Скажи, Конрут, чем ты сейчас живешь? — осторожно спросил я.

— А тебе непонятно? — хмыкнул бывший преторианец. — Я наемный убийца. Кончаю людей на заказ. За большие деньги.

— Ясно. — Кивнул я. — А меня зачем позвал? Узнать про Мануэля Рубио? Странно это. Я понимаю, почему ты меня не прикончил там. Считаешь себя обязанным старику. Но разве обязательно было приглашать меня в Тестаччо, который кишит нелюдями, в этот трактир, который непонятно в каком мире находится? — я кивнул на крошечное окошко. Только сейчас заметил, что там, за стеклом, над городом стоит звездная ночь.

— Ты вполне мог узнать все просто так. Встретился бы со мной где-то еще.

— А не знаю. — Развел руками Конрут. — Правда, не знаю, парень. Сначала я надеялся найти трибуна. Надеялся, что он даст мне цель, как он делал всегда, когда я служил под его началом. Потом понял, что уже не найду и просто жил. А тут ты. Скажи, что хотел Рубио? Чего он хотел добиться? Почему тебя выделил?