Черные шляпы - Калхэйн Патрик. Страница 33

— Ты в порядке, Дикс? — спросил он. — Мы можем уйти. Уайатт и Бэт могут…

— Мы останемся, — ответила она. — Какой ужасный человек.

— Это Капоне. Тот, кто разнес наш клуб.

— Он злой. Дьявольски. Что за ужасное создание с губами цвета печенки.

— Не буду с тобой спорить.

Бэт тоже огляделся вокруг.

В толпе, сидевшей в трактире «Гарвард», не было так уж много студентов, поэтому его название, скорее всего, являлось глупой шуткой Йеля, что, как полагал Бэт, тоже не было настоящей фамилией хозяина заведения. Компания шлюх в ярком макияже, коротких юбках и подвернутых чулках, словно сборище карикатур на Дикси, сидела за поставленными в ряд столами вдоль левой стены, через проход от компании во главе с Эрпом. Это были девушки типа «десять центов за танец», может, и проститутки, однако само по себе заведение не было борделем — в одноэтажном здании просто не хватило бы места для этого. Билетики продавались в баре напротив, огромном сооружении метров шесть в ширину — самом впечатляющем элементе этого длинного, узкого помещения.

Небольшой джазовый оркестр на сцене играл неторопливый «Авалон», и на вполне приличной танцевальной площадке, размером шесть на двенадцать метров, было не протолкнуться от танцующих пар — рабочих и парней, снимавших куколок по десять центов за раз. Все танцевали так плотно, что это уже чертовски походило на занятия сексом в стоячем положении.

В баре работали три бармена, и Капоне время от времени нес аккуратно накрытый поднос, иногда встречая и усаживая новых посетителей, пока двое других смешивали коктейли в чайных чашках. «Дешевый трюк», — подумал Бэт, а пиво вообще продавалось в открытую в кружках, увенчанных шапками пены. Бэт насчитал у бара шестнадцать стульев и шесть плевательниц. Остальное пространство заведения с оштукатуренными стенами, выкрашенными в зеленый цвет, занимали маленькие столики, преимущественно на двоих, с проходами, достаточно широкими для того, чтобы Капоне и другие бармены могли пройти свободно.

Но роль Капоне была уникальна. Вне всякого сомнения, он был популярен, шутил и болтал с клиентами, часть из которых явно была постоянными посетителями. Он вел себя весело и общительно и не был лишен определенного артистизма.

Бэт не был новичком в салунах, но для него такого рода кабаки не представлялись привлекательными. Просто безобразие, что эта убогая забегаловка открыто работает в то время, как закрыты прекраснейшие питейные заведения, такие, как «Шэнли» или бары на верхних этажах отелей, в «Метрополе», «Черчилле» и «Никербокере». Ночной клуб Холидэя — тоже кабак, но этот трактир «Гарвард» не лучше, чем отвратительные кабаки в прериях. Иисусе Христе, даже проклятый салун «Леди Джей» был привлекательнее его!

Смешно, что он вспомнил «Леди Джей»… а может, и нет. Девочки по десятицентовику за танец из трактира «Гарвард» не слишком отличались от Молли Бреннан, и вся эта воняющая пивом и опилками помойка была вполне подходящим местом для таких пьяных ублюдков, как сержант Кинг из Четвертого Кавалерийского.

И, если уж быть честным, это был именно такой захудалый и шумный салун, в котором мог бы часто появляться Бэт Мастерсон, будь ему сейчас двадцать один…

Весной семьдесят пятого в техасском Свитуотере индейские набеги сошли на нет. Месяцами Бэт только и делал, что получал жалованье в Форт-Эллиоте, а потом весело пропивал и проигрывал его в «Леди Джей» и других таких же заведениях. Хотя ему уже приходилось снимать шкуры с бизонов и убивать индейцев, он еще не поднаторел в искусстве жизни в этом мире, и когда черноволосая голубоглазая Молли сказала, что любит его, Бэт поверил ей, даже несмотря на то, что девка с фигурой наподобие песочных часов танцевала за деньги (а может, и что еще делала) с любым солдатом, разведчиком или ковбоем, который щегольски входил в (или, пошатываясь, выходил из) «Леди Джей».

Как это ни смешно, именно со стычки сержанта Кинга со старым товарищем Бэта по охоте на бизонов, Уайаттом Эрпом, все и началось…

Кинг был грубым и бесцеремонным скандалистом, горьким пьяницей, но и храбрым стрелком, который обычно затевал, как, впрочем, и выигрывал, большинство боев — и кулачных, и при оружии. Он был примерно лет на десять старше Бэта и настолько наглым, что всегда мог вытребовать себе отпуск с таким расчетом, чтобы покататься с друзьями-ковбоями по главным улицам окрестных городов и покричать «Ура!». В это входило, скажем, пострелять, стараясь, если можно, не убивать собак, но не оставить в живых ни одной лампы, вывески и окна магазина.

Тем летом, за пару дней до происшествия в «Леди Джей», Кинг и его дружки-ковбои в поисках развлечений отправились в Канзас, в Уичито, где Уайатт тогда служил в полиции. Кинг с ковбоями едва начали развлекаться, когда из-за угла вышел Уайатт Эрп, обнаружив сержанта с шестизарядником в руках и неуверенно стоящего на ногах.

Конечно же, Уайатт подошел к этому сукину сыну, вырвал оружие из лапы Кинга, бросил на улицу и дал ему пощечину, тут же вытащив второй револьвер из-за пояса солдата и тоже отбросив его. На недовольство Кинга Уайатт ответил ударом ствола «кольта» сорок пятого калибра по голове и затем отволок пьяницу за шиворот в полубессознательном состоянии в тюрьму. Кинга оштрафовали на сто долларов, но он покинул городок в настроении, на тысячу баксов более худшем.

Хотя Бэт и видел хамоватого сержанта в Форт-Эллиоте, он с ним не общался и не знал о его репутации стрелка и забияки. И уж точно он не знал о том, что сержант Кинг считает черноволосую голубоглазую Молли Бреннан с фигурой, как песочные часы, и всем прочим своей личной собственностью.

Поэтому, когда тем летним вечером сержант и еще шестеро кавалеристов, все уже хорошо набравшиеся, с криками ввалились в «Леди Джей», расталкивая прочих солдат, игроков, охотников на бизонов и девушек из танцзала, Кинг потерял рассудок, увидев, что Бэт и Молли танцуют и общаются, как близкие друг другу люди.

Бэт даже не заметил, как Кинг выхватил оружие.

Но Молли заметила и бросилась наперерез, закрыв собой своего партнера по танцу и получив в живот пулю, предназначавшуюся Бэту. Она рухнула на паркет танцпола, а остальные пары кинулись врассыпную, и вторая пуля попала Бэту в пах.

Чувствуя, как подкосились, отказываясь его держать, ноги, Бэт все-таки выхватил свой «кольт» и выстрелил в Кинга. Раненый, возможно, умирающий Бэт все равно оставался метким стрелком. Он целился в сердце Кингу и попал.

Сержант рухнул на пол, истекая кровью. Молли лежала рядом с Бэтом, тоже истекая кровью и стоная. Она могла умереть в любую минуту. Шесть солдат, явившиеся вместе с Кингом, двинулись было к лежащему Бэту, чтобы добить его, но их остановил друг Бэта, урожденный англичанин Бен Томпсон, крупье, работавший на «фараоне» в «Леди Джей». Он встретил их с револьвером в руке, и солдаты, пусть и превосходившие его численно, не стали испытывать судьбу — Бен был единственным человеком на всем Диком Западе, который с револьвером в руке становился опаснее Уайатта.

Дикий Запад.

Какая горькая ирония: пьяный сержант, отнявший жизнь у бедной девушки из салуна и ранивший Бэта так, что, промахнись он на несколько сантиметров, и Бэт остался бы евнухом, но эта убогая и дешевая трагедия стала частью героической легенды Бэта, легенды, плодами которой он ежедневно пользовался теперь, живя в Нью-Йорке.

Что же до Запада, сколько его ни спрашивали, Бэт всегда отвечал, что никогда больше не хочет увидеть эти места и общаться с теми, с кем он был в те дни. К черту Запад и все, что с ним связано!

Тем не менее вот он, рядом с Уайаттом Эрпом, и рад этому, с удовольствием находясь в компании старого друга, пусть даже этот захудалый салун и вызвал у него столь дурные воспоминания.

— Проснись, Бартоломью, Йель идет, — сказал Уайатт, похлопав Бэта по руке.

Капоне вернулся вместе с коренастым, мускулистым типом в сером двубортном пиджаке с черными отворотами, серой рубашке и черном шелковом галстуке, заколотом булавкой с бриллиантом. Его черные туфли были отполированы до зеркального блеска, и даже торчащий из кармана уголок платка тоже был черным. Черт подери, откуда только этот человек взял черный носовой платок?