Нормальных семей не бывает - Коупленд Дуглас. Страница 17

— А ты когда родилась, Пшш? — вмешалась Ники.

— В восемьдесят втором.

Молчание Пшш после ее краткого ответа отбивало охоту к дальнейшим расспросам.

— А что вы скажете о Брайане, Дженет? — спросила Ники.

— Не возьму в толк, почему он не стал, ну, скажем, брокером. Вид у него в самый раз, только прическу поменять нужно.

Пшш метнула в Ники злобный взгляд через зеркало заднего вида, а Дженет ответила, что Брайан всегда был сам по себе.

— Расскажи-ка нам свою историю, Пшш, — попросила она, повернувшись.

— Мою историю?

— Да. Откуда ты? Про свою семью. Ну, всякое такое.

— Я из Летбриджа.

— Летбридж — чудесное местечко в Альберте. Так там живет вся твоя семья?

— Отец — да. А мать — в Новой Шотландии с парнем, который делает макеты кораблей. С ней не вижусь.

— Чем занимается твой отец?

— Преподает теорию марксизма в местном университете.

— Значит, марксизма.

— Да. И в башке у него полно всякого мусора.

— Я думала, ты сама что-то вроде экстремистки.

— Может. Но с ним так тяжело. Он до сих пор верит во все это коммунистическое дерьмо, сегодня это все равно что верить в охоту на ведьм. Глобализация — вот настоящий злой дух. Глобализация, смешанная с наукой. У папули настолько мозга за мозгу заехала, что он ничего не хочет знать кроме своего жалкого презрения к среднему классу — извиняюсь — к буржуазии.

Дженет решила сменить тему:

— Ну, а ты, Ники? Расскажи нам о себе.

— Ничего особенного. Я простая девчонка из среднего класса, которая слишком долго ждала, чтобы принять какие-нибудь важные жизненные решения, а те, которые принимала, чаще всего были не фонтан.

— Например?

— Например, я чертовски проголодалась.

Она указала на захудалый сетевой ресторанчик:

— Давайте-ка заедем вон туда. На вывеске написано, что на этой неделе бекон у них всего по девятнадцать центов.

— Я вегетарианка, — сказала Пшш. — Кроме того, меня тоже по утрам тошнит.

Ники заехала на стоянку. Зайдя в ресторан, они сразу же потребовали отдельную кабинку. Внутри ресторана царили оранжевый, пурпурный и коричневый цвета.

— Ничего себе жеребчик, — сказала Ники, когда официант отошел.

— В этом ресторане все пропахло мясом, — сказала Пшш, утирая нос — назревающая простуда.

— Все вегетарианцы — просто кучка самовлюбленных уродов, — сказала Ники. — Закажи себе какую-нибудь фруктовую гадость.

— Они, наверное, режут фрукты на тех же досках, что и туши, после того как забьют очередную корову.

— В таких местах, как это, — ответила Ники, — тебе подадут блюдо из фруктов, приготовленное полгода назад в лаборатории, занимающейся приготовлением фруктовых блюд, в Теннесси.

— Посмотрите, — сказала Дженет своим бодреньким голоском образца 1956 года. — Яичница. Как мило.

Ее материнский тон убедил Ники и Пшш внимательнее изучить меню. Дженет достала из сумочки коробку с таблетками и водрузила ее на стол.

Ники тут же заерзала на месте.

— Да у вас пилюльница размером с набор для вышивания. Неужели мне придется купить такую же?

Тут как раз вернулся официант, на бирке у которого было написано «Кевин».

— Ничего особенного, — сказал он. — У некоторых наших посетителей пилюльницы, как член у Шварценеггера.

— У нас обеих ВИЧ, — сказала Дженет, кивая на Ники.

— У меня тоже, — сообщил официант.

— Можно устроить вечеринку, — предложила Ники.

— Кажется, настало время прочувствованных объятий, — ответил официант, — но мой босс ест меня поедом, только чтобы я побыстрее крутился. Четверть часа назад приехал полный автобус французских туристов — французских французов, — а это самый страшный кошмар, который может присниться официанту, так что мне придется принять у вас заказы поживее. О чаевых не беспокойтесь.

Он принял заказ под доносящуюся из другого конца зала болтовню лягушатников.

— Так в чем дело с вашей семьей? — спросила Пшш. — Похоже, вы заразная семейка. Есть среди вас хоть один здоровый?

Ники посмотрела на Пшш и сменила тему:

— Я слышала, ты не особенно-то стремишься стать мамой?

— Смотрите-ка, молодая жена старого пердуна, оказывается, и разговаривать умеет.

— Какие изысканные манеры, — отреагировала Ники. — Опять вляпалась. Если тебе от этого будет легче, то знай, что я делала это, ну, с полдюжины раз.

— Это?

— Да, аборт.

— Я в туалет.

И Пшш тихонько исчезла.

— Я подумала, что, может, если она увидит рядом такую развалину, как я, то, пожалуй, не станет торопиться действовать.

— Ты хочешь детей?

— Да вроде. Но я буду паршивой матерью.

— Брось.

— Что ж, спасибо, Синди Брейди. Так или иначе, нам не на что заводить детей.

— Я и забыла. Он ведь разорился, верно?

— У, мы на такой мели, что просто тошно подумать!

— Но вы же ездили на рыбалку.

— Любезность со стороны одного из его так называемых друзей. А вы знаете, что мы едим, с тех пор как вернулись? Всякое мексиканское дерьмо. И хот-доги. Вот так. На пути из аэропорта набрали всякой фигни на оптовом складе. — Ники оглядела свои ногти и нашла их достаточно ухоженными. — Ненавижу быть бедной. Правда. И меня бесит, что я не могу вот так взять и бросить Теда.

— Это одно из самых романтических признаний, которые мне приходилось слышать за последние месяцы.

— И что еще меня бесит из-за всей этой истории со СПИДом, — сказала Ники, — так это то, что Тед может бросить меня. Представьте только: я забочусь о человеке, который запросто может вышвырнуть меня на помойку. — Она отхлебнула кофе. — Может, конечно, я не слишком высоко его ставлю. Мне-то без разницы, если я умру. А все эти коктейли из таблеток вызывают жировые отложения в самых неожиданных местах. Кончится тем, что у меня вырастет шесть титек.

— А с Тедом ты тоже так разговариваешь? — спросила Дженет.

— В принципе, да.

Дженет посмотрела через окно на сверкающую парковку.

— Я иногда думаю, что было бы, будь я более... передовой, как ты или как она... может быть, тогда наши отношения с Тедом сложились бы немножко по-другому?

— Вы? Пожалуй. А может, и нет. Тед говорит, что вы никогда не ругались. Только что вам случалось «немного погорячиться». Это его словцо «погорячиться».

— Случалось. Неприглядная черта. Больше я не горячусь.

— Пойду поищу Гвендолин, — сказала Ники. — Надо порадеть за семью, какие бы запутанные ни были отношения.

Она встала, обернулась и сказала:

— Дженет, а вы пока последите за этими двумя обаяшками-летчиками, которые сейчас зайдут.

— Вижу, Ники, тебе стоп-кран не нужен.

— Нет.

Ники направилась к дамской комнате рядом с кассой и поравнялась с щеголеватыми, бронзовыми от загара летчиками, входившими в дверь. Она обменялась улыбками с менее загорелым из двух, который одним движением сгреб ее за талию и залепил рот скотчем. Сделав это, он проорал:

— Эй, вы все. Слушайте. Слушайте, мать вашу! Вот наша первая заложница. Если кто-нибудь пикнет, я снесу башку этой голливудской Барби. Никаких мобильников, никаких пейджеров, никаких девять один один — тихо!

Второй летчик поднял винтовку, передернул затвор и выпалил в блюдо с пирожками, задев руку Кевина. Месиво из крови и пирожной начинки расплескалось по кассовому прилавку и полу. Посетители завизжали; следующим выстрелом летчик разнес стеклянную витрину с закусками; какие-то два человека на стоянке, пригнувшись, побежали к изгороди. «Заткнитесь все, мать вашу! — завопил летчик посветлее. — Мы делаем дело и не хотим, чтобы нам мешали. Мой друг Тодд сейчас обойдет зал, так что, будьте добры, отдайте ему все ваши драгоценности. Все французишки любят драгоценности, и, предупреждаю, — никакого диснеевского дерьма, повторяю — никакого диснеевского дерьма — ne pas de merde a la Disney. Всяких там дешевых брошек с Королем Львом или браслетов с Русалочкой, иначе Тодд в виде наказания может отстрелить вам палец».