Подозрительные обстоятельства - Квентин Патрик. Страница 8

— Теперь поговорим о бабушке всех сирен. Если, моя старенькая швейцарская фрау Ронни еще раз предложит тебе роль Нинон, лучше сразу откажись от нее, иначе ты окажешься на суде в числе его любовниц, если, конечно, твои адвокаты не сумеют доказать, что ты слишком стара для любовных утех. И даже не адвокаты, а твои враги. Более того, если ты сейчас же не откажешься от роли Нинон, я устрою веселое представление. Я немедленно позвоню Летти Лерой, а уж она-то сумеет расписать твои грязные махинации с моим мужем и ролью. Все застыли. Норма вновь обратилась к Ронни.

— Итак, мой милый, кто из нас будет играть Нинон? Пэм была свидетелем того, как паника в нем боролась с гневом, но гнев пересилил.

— Анни! — закричал он. — Роль достанется Анни!

— Ей?

— Ей!

— Превосходно! — внезапно успокоилась Норма. — Могилу вы себе вырыли, можете ложиться. Я сейчас же иду звонить Летти Лерой.

И она направилась в дом.

Пэм была потрясена настолько, что едва не утратила дар речи.

— Она это сделает? — наконец пролепетала она.

— Несомненно, — Ронни был бледен, как полотно. — Она достаточно завелась. — Он помолчал. — Но ничего. Несколько месяцев назад я установил в студии выключатель, чтобы прерывать все телефонные разговоры в доме.

— Тогда, ради бога, воспользуйся им, — сказала Пэм.

— Да, да.

И Ронни торопливо зашагал в противоположную от дома сторону, к небольшой студии, которую он выстроил несколько лет назад. Тогда обнаружилось, что он не только великий американский кинорежиссер, но и превосходный художник-абстракционист. Насколько помнила Пэм, к домику у бассейна студия находилась ближе, чем дом, куда направилась Норма, и не сомневалась, что Ронни сумеет ее опередить. Но тревога не оставляла Пэм, она чувствовала, что под ангельским благородством матери скрывается жестокость.

Тем временем мать снова занялась едой, словно здесь и впрямь собрались на маленький интимный ужин. Минут десять ели в полном молчании. Ронни не возвращался. Нормы тоже не было. Пэм, как юла, крутилась в кресле.

— Отлично получилось, право же, отлично, — заметила мать. — Но в следующий раз нужно будет добавить кое-что.

Это были ее единственные слова. Потом знаменитая складка суровой сосредоточенности пересекла ее лоб. Мать встала.

— Дорогие мои, — объявила она, — меня беспокоит бедняжка Норма. Я в ужасе. Конечно, у нее злой, вульгарный язык, но она так несчастлива. Видит бог, она не хотела зла. Я иду к ней.

— Анни! — вскричала Пэм. — Пожалуйста, ради…

Но мать, словно не слыша, направилась к дому. Дядя Ганс, Джино и Пэм ждали долго, не меньше десяти минут. Пэм одолевали ужасные мысли. Выключатель Ронни не позволял пользоваться телефоном, а Норма слишком пьяна, чтобы самой ехать к Летти Лерой. Но ведь есть телефон в сторожке у ворот, где живет шофер с женой… «Боже мой, — подумала Пэм, — если Норма в состоянии хоть что-то соображать, через двадцать минут Летти Лерой будет известно все».

Она вскочила и вместе с Траем помчалась к сторожке.

А когда прибежала, то увидела, что внутри темно. На всякий случай она забарабанила в дверь и подергала ручку. Дверь была заперта. Очевидно, ни шофера, ни его жены не было дома.

Пэм повернула обратно. В доме горел свет. Подходя, она услышала голос матери:

— Пэм… Пэм… Пэм…

Пэм побежала. Дверь была открыта. Пэм влетела в холл и увидела мать, стоявшую у подножия лестницы. А у ее ног бесформенной грудой лежала Норма.

Глава 6

Я сидел в черном костюме на колдовском барабане и слушал Пэм, как принято говорить, «с напряженным вниманием». Время от времени я перебивал рассказчицу, но всем своим видом старался внушить спокойствие, поскольку по мере приближения к финалу Пэм нервничала все больше. Трай в углу возился с красным мячом, безуспешно пытаясь удержать его на кончике носа. Взгляд Пэм был устремлен куда-то вдаль. Я встал и смешал ей джин с тоником, причем от волнения забыл положить лед.

На другой стороне бассейна дядя Ганс оторвался от шахмат и помахал мне рукой.

— Ники, Анни дома?

Дядя Ганс был полностью счастлив только в присутствии матери.

— Нет, дядя, — ответил я и поставил бокал перед Пэм. — Что же случилось Дальше?

Пэм отхлебнула из бокала.

— Пришел Ронни. Он вошел почти сразу за мной, со стороны бассейна. Конечно, все увидел. Мы молча стояли и смотрели друг на друга. Потом заговорила наша старушка: «Ронни, Ронни, она умерла! Сломала себе шею, как отец Ники». Не знаю, на ее ли глазах разбился твой отец, но думаю, что да. Несколько минут мы молчали. Ронни выглядел страннее привидения, но сохранял удивительное спокойствие. Потом вошли Джино и дядя Ганс.

— Где же они были? — пробормотал я.

— Дорогой мой, все произошло так быстро… Дядя Ганс и Джино остались у бассейна, но потом начали волноваться. Когда Ронни дошел до студии, чтобы отключить телефоны в доме, ему кто-то позвонил, и он некоторое время вел разговор.

— А мать? — мрачно спросил я. Пэм громко втянула в себя воздух.

— Все случилось именно так, как ты ожидаешь. Когда твоя мать дошла до дома и поднялась наверх, Норма лежала на постели. «Я пыталась успокоить ее, — сказала нам старушка, — но из этого ничего не вышло. Она ругалась ужасными словами и велела мне убираться». Поэтому она оставила Норму в покое и спустилась вниз, чтобы присоединиться к нам. Уже у самой двери услышала глухой удар и, обернувшись, увидела Норму. О, дорогой мой, почему она оставила Норму одну? Это так не похоже на нашу старушку. Она вечно готова утешить все человечество.

Пэм пожала плечами.

— Но делать было нечего. Норма лежала у наших ног, а мы стояли вокруг и тупо смотрели на нее. А потом до меня дошло… что, если старушку сейчас застанут здесь! Я почувствовала, как у меня зашевелились волосы. «Ронни, нам нужно уйти отсюда как можно скорее». Конечно, он все понял. Старушка едва могла идти, я подхватила ее, и мы все уселись в «мерседес». К счастью, с нами был дядя Ганс.

Пэм повернула голову в его сторону.

— А что сделал дядя Ганс?

— Он гений. Ты же знаешь, как он преображается в критические минуты. Весь вечер был незаметен. Но когда мы сели в машину, он неожиданно сказал: «Анни, дорогая, если ты хочешь, чтобы никто не догадался, что мы были здесь, то как насчет сыра в вине? И тарелок из-под салата? Их ведь шесть штук, нет пять… И другая грязная посуда». И мы немедленно вернулись к домику у бассейна и во главе со старушкой принялись мыть и убирать. Это было скверно! Мы потратили на уборку пятнадцать минут, но за это время не вымолвили ни слова. Потом сели в машину и поехали домой.

Мы даже не обсудили, что Ронни скажет полиции. Просто бросили его в беде.

— И…

— Все. Я полагаю, Ронни рассказал им то же, что старушка тебе, и инспектор Робинсон поверил ему. По крайней мере, Ронни уверен, что поверил. Ронни в присутствии полиции нашел в ее шкафу полупустую бутылку джина, спрятанную в чемодане. Действительно ли она там ее держала, или это придумал Ронни, кто знает? Но как будто расследование на этом кончилось.

Пэм вздохнула и пригладила волосы, как обычно, больше напоминающие воронье гнездо, чем прическу.

— Вот так. Теперь, ради всего святого, выбрось это из головы.

Выбросить! С таким же успехом можно попросить моряка не обращать внимания на альбатроса.

— Но, Пэм, как же это случилось? Пэм была на грани истерики.

— Я же говорю: она упала. После ухода нашей старушки она решила спуститься вниз и упала.

— Но если бы она не упала, мать получила бы роль?

— Я… я не знаю…

— Нет, знаешь. Норма добилась бы от Ронни всего, чего хотела. Она…

— О, дорогой, — простонала Пэм, — это ужасно, я понимаю, но если ты поклянешься молчать до гробовой доски, я скажу тебе, что могло случиться. Только могло. Слава богу, нет никаких доказательств, но….

— Ты думаешь, мать толкнула ее? — вырвалось у меня. И тут же я понял, какую чудовищную ошибку совершил.