Большой вопрос - Неручев Иван Абрамович. Страница 9

— Я служу вместе с доктором Бочкаревым и являюсь другом детства его жены. Жизнь супругов Бочкаревых мне хорошо известна. Не скрою, многое я знаю только со слов Лидии Владимировны, поэтому в некоторых вопросах могу быть невольно односторонней, тем более, что я до сих пор остаюсь преданной подругой Лидии, страдания которой в какой-то мере являются моими страданиями и глубоко задевают мою душу…

На вопрос председательствующего —

— Последние пять лет живут они плохо. Больше виновен Бочкарев. Он не начинает ссор, но, что важнее, создает условия для них. Он охладел к семье. Какую женщину — жену и мать — не заденет это? Но я хочу быть честной перед судом, а ты, Лида, не сердись на меня: что-что, а ревновать Семена Михайловича у тебя нет никаких оснований. У нас много интересных женщин-медичек, но Семен Михайлович в этом смысле не виновен перед тобой. Ты мне до сих пор не верила в этом, думала, что я не хочу добивать тебя окончательно. Надеюсь, теперь поверишь…

На вопрос народного заседателя Болотова —

— Нет, жить так, как живут сейчас Бочкаревы, нельзя, хотя бы из-за ребят: они их уродуют своими скандалами.

На вопрос народного заседателя Цветаева —

— Нет, зачем? Они должны одуматься, помириться. Для развода у них нет причин. В данном случае я высказываю не только свое мнение. Это мнение всего нашего коллектива. Когда узнали, что я приглашена в суд, меня, как члена месткома, обязали заявить свой протест против развода Бочкаревых… А вам, Семен Михайлович, секретарь партбюро товарищ Локтев просил передать, что напрасно вы уклонились от чистосердечного разговора с ним, затеяв ломку всей своей жизни. Вы извините, пожалуйста, меня за то, что я взяла на себя эту неприятную для вас «миссию». Я действую сейчас и как ваш друг и как представитель общественности.

Замечания народного заседателя Цветаева:

— Будь вы, гражданин Бочкарев, моим хорошим знакомым, мне было бы стыдно за вас. Куда годятся ваши слова и мысли: жена подрывает авторитет! Экая вредительница! А вы что, не подрываете ее авторитета, заставляя каждый день обеды зря для вас готовить и беспрестанно разогревать их? Это у вас жена еще разумная и терпеливая. К тому же зря вы допустили, чтобы ваша супруга бросила институт, медицину. Но уж если допустили, так не считайте, что вы — всё, а ваша жена — ничто. Жена ваша живет не только для себя, но и для вас и для детей. А дети — это великое дело. Спору не может быть, что вы как детский врач любите всех детей. Но почему вы забыли своих? Итак, мой совет: напрасно вы, гражданин Бочкарев, обижаетесь на свою супругу. Я рекомендую вам отказаться от своего заявления и помириться с ней.

Председательствующий — народный судья Курский:

— Прежде чем поставить перед вами основной вопрос о примирении, я хочу сделать несколько замечаний. Я тоже не вижу никаких оснований для развода. Больше того, я не нахожу никаких причин для вашего конфликта; они или выдуманные (скажем, измена), или основаны на явном недоразумении, — я имею в виду чрезмерное .увлечение гражданина Бочкарева служебным и общественным долгом за счет долга семейного. Замечу, кстати, что наше понятие «патриот» охватывает и безупречное, честное отношение к работе и такое же отношение к семье. Не всё и вы продумали в этом вопросе, свидетель Никонов. Семья у нас не «всё остальное и прочее», она в нашей стране — важное звено в воспитании советского человека. Нельзя позволить уродовать детей: дети принадлежат не только родителям, но и обществу; нам нужны здоровые, морально и умственно полноценные дети, будущие граждане великой страны коммунизма. Мы должны всячески мешать супругам разводиться из-за пустяков. Соединили свою судьбу добровольно, по любви, — соблаговолите сохранить эту любовь, устраняйте всё, что мешает вам жить дружно; не поддавайтесь дешевым соблазнам.

Не может быть, граждане Бочкаревы, чтобы вы и сейчас стояли за развал своей семьи; чтобы вы во вторую, может быть, наиболее ответственную, часть своей жизни были врагами. Подрастут дети, они спросят: почему вы не оказались на высоте своего родительского долга?

Это будет серьезная претензия к вам; человечнее не доводить до этого. Я не могу дать точного рецепта, как вам вести себя впредь, если вы помиритесь. Но одно бесспорно: если люди хотят жить хорошо, у них всегда найдутся и ум, и такт, и время, чтобы семью сделать семьей.

Говорят обычно: со стороны видней… Во многих случаях это правильно, например, в вашем конфликте. Мы, судьи и свидетели, и, уверен, подавляющее большинство здесь присутствующих граждан — считаем конфликт несерьезным и горячо желаем вам помириться. Вот и обдумайте, как быть: закончить дело миром или продолжать вражду. Объявляю перерыв на десять минут.

Судьи удалились. В зале тишина. Присутствующие смотрят на Бочкаревых. Многие уверены в благополучном исходе дела. Кое-кто думает иначе: легче поссориться, чем помириться. И если уж Бочкаревы помирятся, то не здесь в суде, нет. Они образумятся окончательно недельки через две-три, не меньше. Все, однако, сошлись на главном: семья Бочкаревых спасена! Несерьезность конфликта обнаружилась в суде с очевидностью.

Семен Михайлович и Лидия Владимировна встали и, пряча глаза от людей, направились к выходу: она — впереди, он — сзади. Супруги с трудом протиснулись через толпу. Никто не посторонился, словно не желая выпустить их враждующими.

ЭСТЕТ

Откроем очередное дело, познакомимся с очередной супружеской четой. Фамилия — Синяковы. Ее зовут Марина Васильевна, его — Яков Николаевич.

Это дело при беглом с ним ознакомлении члену городского суда Павловой показалось самым обыденным. Сначала столкновения между супругами, как правило, из-за пустяков. Потом уязвленное самолюбие приводит к столкновениям посерьезнее. К подобного рода конфликтам Павлова уже привыкла. Небольшое усилие опытного в житейских вопросах человека, разговор по душам, и ощетинившиеся люди успокоятся, уйдут домой, благодарные советскому суду за внимательное отношение. Однако, когда она, подготовляя дело, вызвала к себе супругов, то обнаружила неожиданные трудности. Павлова не знала, кому из супругов симпатизировать, кто из них прав. Видимо, придется пригласить в суд прокурора.

К этому намерению Павловой Синяковы отнеслись безразлично. У каждого из них была своя позиция, каждый из них решил стоять на своем до конца, невзирая на любое вмешательство прокурора: она решила настаивать на разводе, он — категорически протестовать против этого.

Долго и напряженно, с утра до позднего вечера шло заседание суда. Когда же судьи, наконец, закрыли за собой дверь совещательной комнаты, какая-то пожилая женщина сказала:

— Да, сложна жизнь!..

* * *

Они знали друг друга с детства, дружили долго, дружба перешла в любовь, которая, как им казалось, связала их навеки. Однако Марина боялась замужества. Почему? Ответить на этот вопрос она не могла. В душе таились смутные сомнения, но они были настолько неопределенными, что Марина шутя называла их «потусторонними». В конце концов, она согласилась стать женой Якова. Отпраздновали свадьбу. Яков постарался на славу: вечер прошел великолепно. Гости много говорили о тонком вкусе молодого хозяина. Марине тоже понравился вечер: да, у Якова много энергии, инициативы, чувствуется большое стремление к изящному. Они будут жить содержательно и счастливо, как подобает жить в наше время, они имеют для этого всё, что нужно. Он, несмотря на свои двадцать шесть лет, — главный бухгалтер треста республиканского значения; она в двадцать четыре года успела окончить Планово-экономический институт, работает старшим экономистом машиностроительного завода. У Якова Николаевича была хорошая комната, родители Марины обставили ее приличной мебелью. Яков Николаевич имел уравновешенный характер, со всеми был вежлив, учтив. Окружающим нравилась и его внешность: он был высокого роста, лицо приятное, добродушное, голос напевный. Марина во всем была под стать мужу: длинные русые косы, ласковые серые глаза, правильные черты лица. Яков Николаевич горячо взялся за устройство своего быта; он решил строить его на новых началах.