Фол последней надежды (СИ) - Артеева Юля. Страница 19

— О, рад, что вы заметили, что я тут! Теперь построились и на улицу шагом марш!

Я с облегчением перевожу дыхание, потому что, как минимум, оба моих друга замолчали, а это уже неплохо. Потом бросаю быстрый взгляд на Ангелину, она, конечно, увлечена подружкой, никаких сюрпризов. Выглядит очень круто в ярких леггинсах и короткой футболке. Смеется, болтает со своими, на меня даже не смотрит. Ну ладно. Я свое место понял. Мы действительно друзья детства, но никогда близко не общались, с чего бы сейчас начинать?

Эта мысль отзывается непривычной обидой.

Озадаченно хмурюсь и перевожу взгляд на физрука, как будто он один может меня спасти. В принципе, так и происходит. Я слышу, как Виктор Евгеньевич добавляет очень тихо:

— Ненавижу сдвоенные уроки.

Глава 22

Нестройной толпой мы выходим на улицу, там физрук стучит ладонью о свою папку:

— Четыре круга вокруг поля! И имейте в виду, все ваши хитрости я вижу!

А когда я направляюсь к дорожке вместе со всеми, Виктор Евгеньевич тормозит меня своим пластиковым прямоугольником, больно упираясь углом между ребер:

— А ты куда собрался, Громов?

— На пробежку, — невозмутимо отвечаю, все еще надеясь на его беспечность.

— У тебя освобождение.

— Виктор Евгенич!

— Ну что, Громов? Хочешь, чтоб ты еще сильнее ногу травмировал, и твой отец меня посадил?

От такой претензии я аж замираю. Провожаю взглядом оба наших класса, которые уже бегут вокруг поля. Мелькают яркие леггинсы Субботиной,

— Мой отец не криминальный авторитет, — выдавливаю через силу.

Физрук устало отирает лицо ладонями:

— Слушай, Вань, давай без дураков. Ты без пяти минут профессиональный футболист.

— Я без пяти минут бывший футболист, — огрызаюсь.

Он не реагирует, продолжает:

— У тебя травма. Врачи запретили тебе физическую нагрузку. Я просто не могу тебя выпустить. Пожалей старика, меня ведь просто уволят.

Я смотрю на глубокие морщины на его лице. Сжимаю зубы и стараюсь усмирить все свое спортивное нутро. Любая тренировка легче тех усилий, которые я прилагаю, чтобы развернуться и усадить свою задницу на скамейку стадиона. Чувствую себя неполноценным. Не представляю, что ощущают люди, которые травмированы сильнее. Например, если возвращение в спорт для них под запретом. Не говоря уже о тех страшных ситуациях, когда и привычная жизнь навсегда меняется. Так что мне глупо жаловаться, разве нет?

Все эти мысли крутятся в голове, пока я смотрю, как ребята бегают свои положенные четыре круга. Зуй и Бава особо не напрягаются, бегут медленно, переговариваясь между собой. Почти уверен, обсуждают девчонок, надеюсь только, не десятиклассниц. Черт, да что со мной такое…

Опускаю взгляд себе под ноги и потом возвращаю его обратно, сразу находя Субботу с ее подружкой. Обе в похожих леггинсах. Абрикосова, определенно, симпатичная, еще эти экзотичные кудрявые волосы, она смотрится очень интересно, сразу выделяется из толпы. Но, вот сюрприз, мой взгляд почему-то прилипает к Гелику.

Объясняю это тем, что ее я знаю лучше всех. В смысле, из десятого. Ну, кроме Богдана. То есть… Боже, все! Так я точно закопаюсь.

И тут я практически чувствую, будто у меня на загривке шерсть встает дыбом. По крайней мере ощущения именно такие. Потому что, когда в очередной раз поднимаю голову, вижу, как Бава догоняет девочек, ровняется с Субботой и что-то говорит ей. Она смеется.

Бавинов всегда говорит, что покорить девушку проще всего, только рассмешив ее. Точнее, он говорит иначе. Этот дурак постоянно повторяет — в постель девочек укладывает смех. Но не с Субботой же!

Я прекрасно знаю, что опыта у него не так уж много, но заполучить его он очень стремится. Такая бравада в одиннадцатом классе — это даже несколько забавно. Но сейчас мне не очень смешно.

Сам того не осознавая, я вскакиваю на ноги, подхожу к кромке поле.

Порыв идиотский. Не буду же я за шкирку его оттаскивать, запретить ему я ничего не могу. Но я с детства знаю Гелю, просто хочу ее защитить.

Эта мысль даже в моей голове звучит по-идиотски, и я досадливо морщусь. От кого я защищать ее собрался, от Андрюхи? Он хороший парень.

Скрещиваю руки на груди и продолжаю смотреть на то, как Бава веселит Субботину и заодно ее подружку.

Пальцы против воли сжимаются в кулаки.

Ладно. Они взрослые люди. Если понравятся друг другу и захотят встречаться — ну что ж, надеюсь, будут счастливы.

Я отворачиваюсь и тут же ловлю непривычно хмурый взгляд Богдана. Смотрю в ответ прямо и сердито. Что ты от меня, твою мать, хочешь?! Чтобы я на твою сестру и смотреть не смел? Тогда об этом следовало договариваться.

Все внутри вибрирует от злости. На всех вокруг и на себя, только не понимаю, за что. Снова сажусь на скамейку.

Глаза, мне уже неподвластные, снова находят Гелю. Она как раз заходит на поворот, неспешно пробегает мимо и удаляется. Стараюсь не смотреть на то, как именно она это делает. Идиотизм. Это Субботина, что со мной не так?! Да и потом, она в мою сторону даже не смотрит. Спасибо, что хоть огрызаться перестала.

Физрук, тем временем, делит ребят на команды. Капитанами команд назначает Богдана и Баву. Пацаны подкидывают монетку, и Андрюха первым начинает набирать себе игроков. Конечно, он берет Гелю. На это я смотреть уже не хочу.

— Виктор Евгенич, — говорю тихо, подойдя к нему, — голова разболелась, я в раздевалке подожду.

Он оборачивается и встревоженно разглядывает мое лицо:

— В медпункт зайдешь?

— Да это от солнца. Просто душ приму и переоденусь.

— Ну иди. Дождись конца урока, чтоб я убедился, что ты в порядке.

— Добро, — я киваю и ухожу, теперь уже ни на кого не глядя.

Хватит, насмотрелся уже.

В школе первым делом достаю из шкафчика телефон. Открываю мессенджер, чтобы прочесть сообщение от мамы, и вижу, что там висит десять непрочитанных от Алены. Черт. Совсем забыл, что отключил уведомления на нее. По правде говоря, я и о ней самой забыл. Похоже, надо все-таки расставаться.

Не читая, раздраженно швыряю телефон обратно, беру полотенце и хлопаю дверцей шкафчика. Иду в душевую, в которой непривычно тихо и пусто. Ни гогота, ни скользких шуточек от парней, которых пубертат со всей силы по башке шарашит. Моюсь прохладной водой, сердито намыливая голову, надеясь, что лаймовый шампунь очистит и мои мысли, которые сейчас почему-то совсем перепутались. После травмы все вообще как-то кувырком.

Споласкиваюсь ледяной водой, заставляя себя терпеть. Да, кажется, так гораздо лучше.

Оборачиваю полотенце вокруг бедер и беру одежду с крючка.

А когда возвращаюсь в раздевалку, почти теряю дар речи. На низкой скамейке сидит Геля. Эффект от ее появления работает похлеще холодной воды. Что она вообще тут делает?

Суббота резко оборачивается и испуганно смотрит на меня. Сначала в глаза, потом ниже. Ползет взглядом по моему голому торсу, от чего мне хочется то ли прикрыться, то ли, наоборот, принять более выгодную позу.

Я молчу, стараясь отследить путанную траекторию, которую задают ее глаза. Так и будет меня разглядывать?

— Котенок, — вылетает вдруг у меня хриплое ласковое обращение, которое задумывалось как шутка, но в пустоте мужской раздевалки звучит слишком уж интимно.

Геля моргает и медленно касается пальцами порозовевших щек. Кажется, она смущена. А я ухмыляюсь, как дурак.

И выдаю первую попавшуюся шутку, которую только смог придумать:

— Ты переодеть меня пришла?

Глава 23

Суббота так резко меняется, будто тумблер какой-то переключает в своей голове. Изгибает бровь и саркастично фыркает:

— Мечтай, Громов!

Ее пренебрежительный тон как-то непривычно колет меня. Она встает и оглаживает свою футболку ладонями, безразлично оглядывается и продолжает:

— Виктор Евгенич запереживал, что ты в обморок загремишь, вот и отправил меня проверить.