Обещай мне эту ночь - Линдсей Сара. Страница 51

— Я просто подумала, что если ваш брак продлится так долго, моим свадебным подарком вам будет второй фарфоровый сервиз.

— Почему? Разве прежний пришел в негодность? — поинтересовался Джеймс.

Всеобщее веселье в ответ на, казалось бы, вполне серьезный вопрос вызвало у него легкое раздражение. Ведь он — мужчина. А мужчины понятия не имеют, каким образом фарфоровые сервизы выходят из строя.

Леди Уэстон смахнула выступившие на глазах слезы.

— Во многих домах ответ последовал бы «нет». Но в вашем случае… Зная Иззи… — Она снова стала смеяться. — Могу предсказать, что вам с моей дочерью потребуется очень много фарфора.

Джеймс кивнул, хотя по-прежнему не мог взять в толк, о чем они говорят и почему это так смешно. К счастью, их внимание отвлек появившийся в комнате дворецкий с огромным букетом цветов, который он торжественно нес перед собой.

— О, Димпси, какое великолепие! — воскликнула леди Шелдон.

Димпси? Этого гиганта звали Димпси?

— От кого это? — спросила Оливия.

— От меня, — ответил Джеймс, очень довольный собой. — Есть еще подарок для Шарлотты. Знай я, что в Замке находятся и другие дамы… — Он пожал плечами.

— Видеть тебя живым и здоровым для меня более чем достаточно, — заявила леди Уэстон. — К тому же я не возражаю, чтобы мой любимый зять обнял меня.

— Я ваш единственный зять, — проворчал Джеймс, хотя был ей крайне признателен. Взглянув на Оливию через голову ее матери, он вопросительно приподнял бровь.

— Уверена, что сумею придумать, чем ты сможешь меня порадовать, — заявила она, лукаво улыбнувшись ему.

— Большое тебе спасибо, Джеймс. — В голосе леди Шелдон все еще ощущалась легкая тень недовольства. — Цветы просто восхитительны. А привезти подарок для Шарлотты необычайно любезно с твоей стороны. Несмотря на неудачное начало вашей семейной жизни, я верю, что ты станешь Изабелле хорошим мужем.

Благодарю вас, леди Шелдон, — с чувством произнес Джеймс.

— Если, конечно, она соблаговолит простить тебя, — небрежно добавила маркиза. — И зови меня Кэтрин или тетя Кейт, как тебе больше нравится. В конце концов, мы одна семья.

При этих ее словах Джеймса охватило чувство необычайной умиротворенности и покоя. Частично из-за того, что он испытал облегчение, подобное тому, что почувствовал Геракл, подчинив себе Цербера, трехглавое чудовище, но главным образом потому, что леди Шелдон — тетя Кейт, напомнил он себе, — произнесла волшебное слово: «семья».

Изабелла простит его. Она должна его простить. Он пожертвует своей гордостью и будет униженно умолять ее, если понадобится. Будет ползать на коленях, если возникнет необходимость (хотя в действительности он надеялся, что до этого не дойдет), потому что как бы яростно ни выступал он прежде против идеи брака и детей, не было для Джеймса Шеффилда ничего более ценного и святого, чем семья.

Бог свидетель, он не планировал этого, и теперь слишком поздно об этом жалеть. Теперь у него есть семья. И он влюблен. В свою жену. В свою дочь. И счастлив от сознания того, что благодаря им стал членом большой любящей семьи, о чем всегда мечтал. Каким-то чудом осуществились самые сокровенные его желания.

Откланявшись под предлогом того, что ему необходимо проверить, как устроился его человек, Джеймс отправился на поиски Димпси, своего нового и совершенно неожиданного союзника. Он обнаружил, что дворецкий ждет его прямо за дверью. Не говоря ни слова, двое мужчин двинулись вдоль коридора, пока не оказались достаточно далеко, чтобы их нельзя было услышать из гостиной.

— Я должен поблагодарить вас за то, что вы так удачно выбрали момент доставить цветы, — сказал Джеймс. — Не иначе как вас осенило свыше.

Дворецкий пожал плечами:

— В доме, где полно женщин, мужчины должны держаться вместе, чтобы выжить.

— Да, как это верно, — согласился Джеймс, кивнув, и подумал, что Димпси, похоже, на самом деле намного умнее, чем старается показать. — Кстати, вы не знаете, мои вещи уже занесли в дом?

— Их уже отнесли в отведенную вам комнату, милорд. И я предлагал вашему человеку тоже расположиться в замке, но он предпочел обосноваться в помещении рядом с конюшней вместе с другими конюхами.

— Ну что ж, прекрасно. Так насчет этой комнаты, которую мне отвели… она далеко от спальни моей жены?

— Прямо напротив, через коридор, — подмигнув, ответил дворецкий.

— Отлично! Дай вам Бог здоровья, Димпси. Вы самый выдающийся из всех дворецких. Полагаю, не стоит пытаться переманить вас у леди Шелдон? Нет, думаю, нет. Ну ладно, если леди спросят, мои боевые раны разболелись, и я удалился в свою спальню отдохнуть. — Джеймс ринулся по лестнице наверх, но сразу остановился, сообразив, что не знает, где находится его комната. Он обернулся и увидел, что Димпси терпеливо ждет у нижней ступеньки.

— Проводить вас в вашу комнату, милорд?

— Без вас я бы непременно заблудился, — сухо ответил Джеймс.

Димпси довел его до дверей комнаты, но вместо того, чтобы войти туда, Джеймс подождал, пока дворецкий уйдет, затем пересек коридор и заглянул в спальню Изабеллы, сгорая от желания снова ее увидеть. Она спала на кровати полностью одетая, сняв только туфли. Джеймс взял одеяло, сложенное в ногах кровати, и осторожно накрыл Иззи. Затем сбросил сюртук, стянул сапоги и опустился в кресло возле кровати, довольный уже тем, что может наблюдать, как она спит.

Она походила на одного из ангелов Боттичелли. Шторы на окнах были задернуты не полностью, и слабый свет, проникавший в комнату, окружал молодую женщину золотистым сиянием. Во сне ее лицо выглядело умиротворенным, и она казалась такой юной и уязвимой, что трудно было поверить, что она родила ребенка — их ребенка.

Она не была невинной — в конце концов, ее дочь явно не следствие непорочного зачатия, а результат запланированного соблазнения, — но было чертовски трудно вспоминать об этом, видя ее такой. Джеймс понимал, что не должен оставаться здесь и зря тратить время, глазея на нее. Ему необходимо разработать план к тому времени, как она проснется. Нужно убедить ее, что он вернулся с добрыми намерениями. Разумеется, это нелегко. Этот светлый ангел связался, на свою беду, со смертным мужчиной. Мужчиной, лишенным присущих ей света и доброты. И он обломал ей крылья. Теперь ему предстояло сообразить, как починить их, как исцелить ее израненное сердце и заставить ее снова в него поверить.

Господи; как он мог быть таким дураком, чтобы столь безрассудно пренебречь ее доверием? Но хватит себя упрекать. Путь сожалений и самообвинения ведут и никуда. Нужно смотреть вперед и начинать действовать, прежде чем станет слишком поздно. Он сам вбил клин между ними. Теперь ему предстояло удалить его и заделать брешь, которую он так неразумно сотворил из-за своего страха и разочарования.

Ему действительно надо было уйти и продумать план действий, но для него она была источником спасения, словно родник прохладной чистой воды для, путника, долго блуждавшего в пустыне. И Джеймс не мог заставить себя отвести от нее глаза. Он затаил дыхание, когда она шевельнулась и повернулась на бок, уткнувшись щекой в подушку, и ощупала постель.

— Джеймс, — сонно пробормотала она.

Он замер, затем поднялся и повернулся к двери. Он не был готов предстать перед ней. Он еще не во всем разобрался. Но все же он заставил себя обернуться и уже открыл рот, чтобы ответить ей, однако тут же закрыл его, когда понял, что Иззи по-прежнему крепко спит.

— Джеймс, — прошептала она снова, глубже зарываясь лицом в подушку.

Она видит его во сне? От одной этой мысли его мужская плоть мгновенно стала тверже дубовых столбиков кровати. С другой стороны, ее сны о нем вполне могли не иметь ничего общего с его снами о ней. В его снах они оба всегда были обнажены. Вздохнув, Джеймс снова опустился в кресло и закрыл лицо ладонями, отчаянно стараясь изгнать из головы мысли об обнаженной Изабелле.

Конечно, не было никакой необходимости раздевать ее. Было что-то порочно-возбуждающее в том, чтобы заняться любовью с женщиной, полностью одетой. Казалось в высшей степени эротичным разбираться, со всеми, этими юбками, чтобы добраться до ее скрытой и такой желанной сердцевины.