Надломленные. Хроники пикирующей Цивилизации - Ляпунов Кирилл. Страница 2

Как бы там ни было, но новая точка пребывания не смогла вытравить из Аркадия семена любви к городу, а особенно к центру, проросшие в нежном детском возрасте. Во многом этому помогла учеба на психфаке МГУ, расположенном недалеко от Манежа. Месте, безусловно, примечательном хотя бы тем, что большая часть студентов и преподавателей были фриками с той или иной степенью патологии.

Большую часть времени он проводил на факультете, в необременительных студенческих делах. Или где-то рядом с ним. То есть в пределах Садового кольца. И на его глазах город менялся. Исчезали замызганные улицы и дворы, появлялись фешенебельные магазины и рестораны. Хотя он и не мог их себе позволить, но их присутствие плотно входило в сознание Аркадия, заполнявшееся новыми топонимами.

Менялись люди. Вначале внешне: скидывая с себя повсеместные тренировочные костюмы и турецкие дубленки и переоблачаясь во все более доступные европейские и американские бренды. Потом внутренне: из разговоров пропали рассуждения о политике, философии, литературе, которые заменили бесконечные лайфхаки монетарно-гастрономического толка. Но это не казалось пошлым или мещанским. Замена выглядела как логичная трансформация Москвы и ее жителей в европейскую столицу. Что, можно констатировать, в итоге и произошло.

По очень счастливым обстоятельствам он рано начал работать, что с его профессией было довольно проблематично. Но тем не менее повезло. Аркадий набирался опыта, а вместе с ним росли и гонорары. Поэтому к моменту, когда в общественном сознании визит к психологу перестал восприниматься как что-то запредельное, став вполне себе будничной процедурой, доктор Кузнецов уже пользовался популярностью. Страждущие ходили на него как на известных дантистов или пластических хирургов. А сарафанное радио вкупе с природной харизмой только способствовало росту клиентской базы.

Как следствие, на стыке его личных тридцатых-сороковых Кузнецова Аркадия Аркадьевича можно было справедливо назвать типичным представителем среднего класса, слепленного по американо-европейским лекалам. Он был женат, имел двоих детей на отдаленном пороге пубертата, а также собаку (какое-то маленькое недоразумение), собственную частную практику, просторную квартиру в гетто, заменить которую на более приближенную к центру все никак не доходили руки, авто бизнес-класса и несколько соток земли под Можайском с возведенным на них относительно небольшим домиком. Не человек, а постер. На таких в телевизионной рекламе тестируют инновационные зубные пасты.

И вот такой красавчик продирался через утреннюю пробку из спальных районов в центр города, где снимал кабинет в переулочке поблизости от Чистых прудов, чем-то напоминающий Аркадию незамутненные капитализмом окрестности Арбата.

Осколок девяностых

Два часа жизни за рулем пролетели обыденно: где надо – отстоял, где было можно – несся сломя голову, краем глаза приглядывая за камерами. Без десяти девять загнал тачку под шлагбаум импровизированной парковки во дворе чудом оставшегося жилым дома, на первом этаже которого располагался офис. Открыл дверь рядом с тускло поблескивающей латунной табличкой со своей фамилией. Прикрыл шторы таким образом, чтобы они пропускали свет, но скрывали при этом все происходящее в комнате от нескромных глаз. Сделал эспрессо в кофемашине. Налил стакан воды. Сел в кресло. Рабочий день начался.

Первый утренний клиент, точнее клиентка, себя ждать не заставил. Светлана Никифоровна (для ближнего круга – Светусик), несмотря на длительное пребывание в столице, никак не могла отвыкнуть от привычки вставать с петухами, приобретенной в родной кубанской станице. Причем в зимнее время года они пели специально для нее прямо посреди ночи. Данное обстоятельство делало Свету в глазах Аркадия очень удобным клиентом. Так как большая часть пациентов предпочитали вставать ближе к полудню, а утреннюю дыру в расписании надо было как-то закрывать. С учетом того, что тараканов в голове Светусика было столько же, если не больше, что и денег в ее кошельке, то сотрудничество предполагало быть долгим и очень плодотворным. А главное, клиентка была только «за»!

Визиты к Аркадию стали для нее во всех смыслах спасением. Во-первых, ходить недалеко, так как проживала она на Покровке, а во‐вторых, после развода эти лицемерные твари – ее подружки – предпочли общаться с новой пассией бывшего, так как все они были женами его друзей и партнеров. Делали они это, конечно, вынужденно. Но делали же, «мать их». В общем, за исключением двух-трех человек, которых Света успела изрядно утомить, и душу-то ей излить было некому. А Кузнецов для рыданий на кушетке подходил как никто: красавец, глаза сочувствующие, слушает, на часы не смотрит, советов практически не дает. Да и, в конце концов, это его работа!

(Небольшой дисклеймер: выражалась Светусик чаще всего по матушке. Поэтому по цензурным соображениям ее речь приводится в облагороженном виде.)

– Здравствуйте, Светлана Никифоровна!

– Здравствуйте, Аркадий.

– Присаживайтесь. Вам как обычно?

– Да. Чаю. Черного, два сахара.

Пока Кузнецов заваривал чай в стеклянной новомодной колбе, стилизованной под китайский сосуд, Света повесила горностаевый полушубок на вешалку, пристроила на специальной подставке Birkin и с ногами залезла в просторное кресло XIX века, выполнявшее роль кушетки. Внешний лоск разведенки, однако, не скрывал притаившихся в ее глазах тоски и сумятицы, готовых перерасти в плаксивую истерику.

Оценив обстановку профессиональным взглядом, Аркадий смастерил на лице самую доброжелательную улыбку, на которую только был способен после почти двух часов дорожного ада.

– Ну как нам сегодня? Чувствуются ли улучшения?

– Да все так же. – Светусик сделала над собой усилие, чтобы не пустить слезу сразу. – По-прежнему тоска и чувство ненависти. А еще мне сегодня снился первый муж. Виталик. Наш последний день. Как мы с ним пошли в ресторан. Тогда только-только стали открываться заведения с морепродуктами. Мы пришли. Сели. Только сделали заказ, и тут появился черный с «калашом», глаза стали стеклянными, начал стрелять. Виталик сидел спиной к нему, не увидел сразу. Потом двенадцать пуль в нем насчитали. Я каким-то чудом успела упасть под стол. Ни царапинки. Потом «скорая» приехала, милиция. Он несколько часов, пока мы там находились, лежал лицом на полу, и только лужа крови под ним становилась все больше. Лицо у него на боку лежало. Глаза были видны. Помню, их закрывать не разрешали. И в них было такое удивление! Вот… Один в один приснилось. Рассказываю, и мурашки по коже.

Она замолчала. Аркадий решил выждать.

– И ведь двадцать лет прошло! А как вчера. И все никак не могу себе простить, что я его в этот ресторан потянула. А он дома хотел побыть. Устал очень. Приехал поздно. Хотел просто на диване поваляться и пива попить. А мне устриц захотелось. Ну и, видимо, пасли нас. Вот зачем мне это было нужно? Все устрицы эти, будь они прокляты!

– Светлана Никифоровна, вашей вины в этой ситуации нет. Не берите на себя ответственность. Поесть новую экзотическую еду – абсолютно нормальное желание для двадцатилетней девушки. К тому же если ресторан открылся недавно и все вокруг только о нем и говорят. А то, что произошло с вашим мужем, безусловно, кошмарное событие и страшная трагедия. Но, во‐первых, было такое время. Дела велись сами знаете как. А во‐вторых, насколько я помню из того, что вы рассказывали, Виталий вас в свои дела не посвящал и вы просто не знали, что он задолжал чеченцам. А в этой ситуации рано или поздно за ним бы все равно пришли.