Тверской Баскак. Том Третий (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus". Страница 10

Плутарх был хорош еще и тем, что поднимал вопросы морали, этики и долга, что ложилось приятным бонусом в дело воспитания курсантов. В общем, так по большой части и происходило обучения, а в те дни, когда я сам вел урок, мы разбирали все, что они не поняли из прочитанного. Плюс, я показывал им на весьма приближенно нарисованной мною карте, где происходили все эти события.

Так, за два года мои воспитанники дочитались до того, что некоторые из учеников помнили наизусть целые страницы. И прошлой зимой во время очередного сбора палаты князей и государственной думы мне пришло в голову устроить депутатам развлечение, а заодно и прорекламировать свое учебное заведение.

Кадет Горазд Мышата прочел депутатам думы наизусть отрывок из сравнения Александра и Цезаря. Сказать, что это произвело впечатление — это ничего не сказать. Депутаты слушали про совершенно незнакомых им полководцев с таким же интересом и вниманием, как и ученики в школе. Хотя чему удивляться, по уровню знаний о чем-то за пределами их маленького мирка они мало чем отличаются.

Думаю, больше всего их поразило то, что парень не нес ту непонятную хрень на греческом, какую они часто слышат на воскресной проповеди и ассоциируют с ученостью, а рассказывал им об интересных событиях и мыслях, вполне схожих с их собственными, на обычном русском языке.

Впечатлений и пересудов потом было настолько много, что князья даже приревновали слегка, мол почему сперва им сие действо не показали. Но это не суть, главное, что школа моя в одночасье прославилась не только в Твери, но и далеко за ее пределами.

Мне даже немного смешно стало. Никто толком не разбирался чему там, собственно, учат, но благодаря одному случаю сложилось определенное мнение — мол заведение сие полезное, и полученные в нем знания благородному недорослю обязательно пригодятся.

И вот результат! В этом году желающих пристроить своих отпрысков было больше, чем имеющихся мест. На двадцать одно место набралось свыше сорока соискателей, пришлось даже вводить вступительное собеседование и отсеивать самых бестолковых. Стоимость обучения тоже возросла, и такой халявы для крестьянских детей как в год открытия школы уж точно больше никогда не предвидится. Правда, для талантливых детей из бедных семей я сохранил пять «бюджетных» мест. В первую очередь для выпускников воскресной школы отца Геронтия.

Закончив свою речь, отхожу в сторону, давая место отцу Михаилу. Пока директор школы говорит, провожу взглядом по линии выстроенных курсантов. Если построения второго и третьего года обучения стоят ровными прямоугольниками, то вновь поступившие скорее подобием на четкую геометрическую фигуру.

«Ну ничего, — мысленно усмехаюсь и перевожу взгляд на учительский состав, — эти вас быстро всему научат!»

Мое настроение понятно, потому как первыми в учительском ряду стоят Калида и Куранбаса. Военная подготовка занимает ведущее место в обучении, а выпускники школы, пожелавшие вступить в армию, получают чин прапорщика, то бишь командира отделения.

Кстати, для ремесленных и купеческих семей именно этот фактор является приоритетным. Торговое дело или ремесло передается по наследству только старшему сыну, а младшие обычно остаются в семье старшего брата на правах приживала и чуть ли не наемного работника. До недавнего времени иного выхода для них не было, но своим набором в армию я дал возможность реализоваться и младшим сыновьям. Не хочешь кланяться старшему брату, добро пожаловать в армию, а при разумном подходе теперь можно начать свой путь не с рядового, а сразу с офицерского звания. Так что у семей среднего класса Твери появилась возможность разделить наследство между своими детьми более справедливо. Старшему дом и хозяйство, а младшим образование и армия.

За Калидой и половцем стоят отец Геронтий и Матфей Иконис, на них лежит чтение, письмо и греческий с латынью. Спросите меня, зачем мучить парней мертвыми языками, и я вам отвечу. Это в нашем времени они мертвые, а здесь самые что ни на есть ходовые. На всей Руси, наверное, единственная книга на русском, это тот самый Плутарх, которого я сам лично перевел с арабского, а остальные все на греческом. В Европе же всё по-прежнему пишется на латыни и еще долго будет писаться. Так что без знания этих языков тут никуда.

Дальше в преподавательском ряду я вижу новгородца Радома Изветича. Хотя правильнее будет сказать бывшего новгородца. Он из тех мастеров, что я нанял в Новгороде для строительства кафедрального собора и городских стен. Большая часть их уже уехала, а этот остался. Продолжает строить собор и преподает в школе математику и основы геометрии.

За ним стоит воспитанник и лучший воспитанник Иргиль Млад Белый, он учит не сказать чтобы анатомии и медицине, а больше основам гигиены, оказанию первой помощи и выживанию.

С него мой взгляд переходит на группу приодевшихся по такому случаю мастеров. Ясыр, Фрол, кузнец Волына стеснительно жмутся друг к другу, теребя в руках шапки. Им тут под грозными очами светлейших бояр неуютно и страшновато, но я приказал всем быть, и ослушаться они не посмели. Они здесь чтобы привыкали быть учителями, а никому из вновь поступивших не пришло бы в голову смотреть на них, как на смердов и простых работяг. С самого первого дня я приучаю всех кадетов, что здесь они не князья и бояре, а всего лишь ученики, и любой учитель для них царь и бог.

За три года обучения все прошедшие школу кадеты должны уметь не только читать и писать, владеть саблей, арбалетом и алебардой, но и управляться с кузнечным молотом, пилой и рубанком. Это минимальный набор, а уж те, кто поспособней, я надеюсь, вынесут и азы истории, медицины и географии.

Отец Михаил закончил свою речь, и учителя, а вслед за ними и курсанты двинулись к дверям училища. Вслед им понеслись женские всхлипы и прощания, потому как это закрытый интернат и родители увидят своих чад не раньше, чем на рождество.

Прослезившись на уходящих сыновей, мамашки вместе с отцами и прочими зеваками тронулись к выходу из острога.

Глядя на них, я подумал, что большинству из них еще надо переправляться на правый берег в Тверь.

«Да уж! Маловат острог стал! Пожалуй, новое здание под училище надо строить в Твери на правом берегу. В этом году уж не получится, а в будущем непременно начнем. — Мысленно сыронизировав, я усмехнулся. — Уж коли такая тяга к учебе, то грех не поддержать!»

Оставляю двор училища одним из последних. Торопиться особо некуда, к тому же впереди меня ждет не очень приятный разговор. Тогда в июле я дал братьям Нездиничам предварительное согласие на их предложение, и ныне Горята приехал, дабы согласовать еще не до конца решенные вопросы.

Другими словами, сегодня последний день, когда я еще могу отказаться от свадьбы, не нанеся кровной обиды. Конечно, Горята обидится, но это будет просто обида, а не позор-позор, какой случится, если я разорву уже окончательное соглашение.

Невесту свою я в глаза не видел даже на картине. Горята уверяет, что писаная красавица, но не это главное. Как известно, государственные мужи по любви не женятся. Меня волнует другое, нужен ли мне этот брак вообще⁈

«С одной стороны, — начинаю я в сотый раз свои рассуждения, — породнившись с одной из богатейших семей Новгорода, я получаю возможность влиять на политику этого города. Опять же, через них мой товар пойдет на новгородский рынок беспошлинно, но и Нездиничи будут ждать от меня поблажек да скидок. Этот процесс обоюдный и неизвестно еще кому более выгодный».

Представив длинную очередь из новгородской родни в моей приемной, ежусь, но тут же накидываюсь на себя.

«Что ты раньше времени начинаешь! Горята с братом люди разумные, лишнего не запросят, да и отказать я всегда могу. Чему-чему, а этому я здесь научился».

Пока иду к дому, мне вдруг озаряет мысль, как я могу сделать этот брак крайне выгодным для себя. Идея сразу же добавляет мне настроения, и я прибавляю шагу.

После бурных приветствий и дружеских объятий Горята с шумом плюхается в кресло и достает из-за пазухи свернутый трубочкой пергамент.