Волк Севера (ЛП) - Гамильтон Дункан M.. Страница 53

Фридрик болтал всю дорогу домой, его восторг от участия в битве и возвращения скота привел к трансформации личности. Вулфрик задумался, как теперь будет звучать его отчет перед вновь созданным советом. Его мысли об этом дне были горько-сладкими. Он отправился в свой первый поход, сражался в своей первой битве, убил своего первого человека. За несколько недель до этого он был мальчишкой. Теперь он был помазанным и кровным воином. Он также потерял товарищей, и это омрачало все остальное. Образ Хейна, глядящего на него с печальной улыбкой, с пузырями крови в уголках рта, сменился образом бледного лица и безжизненных глаз Аншеля, а Колбейн был сброшен с лошади, как тряпичная кукла. Он знал, что никогда не сможет стереть эти образы. Деревня не могла позволить себе такую потерю. Если каждый раз будет происходить то же самое, Вульфрик считал, что к весне он будет мертв.

Он посмотрел на Белгара. Тот не отдал ни одного приказа с тех пор, как они повернули, чтобы атаковать налетчиков. Все выполняли только приказы Вулфрика, и ни разу ни одно его слово не было поставлено под сомнение. Никто из них даже не колебался в том, как поступить по его слову. Это было странное чувство, тяжелое чувство. Бремя.

Мать Рорика была одной из первых, кого увидел Вулфрик, когда они вернулись в деревню. Ее глаза ненадолго остановились на нем, затем перескочили на каждого из остальных всадников и только потом на трех лошадей с телами, перекинутыми через спины. Нортландцам не свойственно проявлять свои эмоции на людях, и Вулфрик видел, как исказилось ее лицо, когда она пыталась сдержать душераздирающий вопль. Все в Леондорфе страдали в предыдущие месяцы; отец Рорика умер вместе с Вульфриком по дороге в Расбрук. Вульфрик боялся, что именно это горе сломит их решимость. Скот казался ему теперь бесполезным. Это была слишком высокая цена за гордость, и Вулфрик не мог представить, что шесть голов скота — это разница между комфортом и голодной смертью.

Члены совета, предупрежденные о суматохе снаружи, появились из Большого зала и встали на ступенях, ведущих к нему. Фридрик протиснулся вперед, словно он был самым важным человеком на свете, и, оказавшись в пределах слышимости, начал что-то возбужденно говорить. Вулфрику было наплевать на то, что он скажет. Все, чего он хотел, — это добраться до дома, опустить голову и натянуть одеяло на голову. Она все еще пульсировала, а в ушах стоял свист, который не ослабевал с тех пор, как его ударили. Он не мог объяснить, почему он так устал, как и то странное ощущение, которое овладело им. Он вспомнил, что Этельман говорил об Избранных Джорундира. Он должен будет обсудить это с ним, как только представится возможность.

Он смотрел, как Фридрика ведут в Большой зал. Он понял, что рядом с ним находится Белгар.

'Ты должен гордиться', - сказал Белгар.

Я этого не чувствую. Он не стоит шести коров".

А дюжина стоит? Или сотни? Если бы мы не сделали то, что сделали сегодня, мы бы потеряли именно это. Может быть, все, и наши люди умерли бы с голоду. Теперь они знают, что мы можем сражаться за свое, и если они придут искать, мы отправим их домой, накинув на спины их лошадей". Он сделал паузу и посмотрел на Большой зал, его лицо помрачнело.

'Ты собираешься присоединиться к ним?' спросил Вулфрик, кивнув в сторону Большого зала.

'Да. Предполагаю, что мне все еще рады. Не стоило их сюда пускать".

Вулфрик заметил свою мать, рядом с которой стояла Адальхаид. Два самых важных человека в его жизни. Вид их вместе давал ему надежду, что он сможет сохранить их обоих в ней.

Белгар заметил направление его взгляда. Иди, — сказал он, заставив себя улыбнуться. Вульфрик кивнул, соскользнул с седла и пошел к ним навстречу.

Тепло и уют дома мало успокаивали Вулфрика. Он сидел за столом, пока его мать готовила, а его мысли были далеко отсюда. Он не мог забыть, как члены совета собрались у дверей Большого зала, как собственнически, почти враждебно они смотрели на воинов, когда те вернулись на площадь. Ни благодарности, ни поздравлений; ничего, кроме завистливого взгляда.

В то утро Белгар возложил на Вульфрика обязанности первого воина. Он гадал, станет ли он постоянным, но все же не решался сказать об этом матери. Она поставила на стол тарелку с тушеным мясом и села. Вулфрик сразу же принялся за работу; он не осознавал, насколько голоден, пока не почувствовал запах готовящейся пищи.

Я тут подумала, — сказала Френа.

Вулфрик остановился на середине жевания. Эта фраза обычно предшествовала чему-то, что ему не нравилось.

Адальхаид была здесь все время, пока тебя не было. Во время паломничества, когда ты был болен…

Вулфрик опустил ложку на тарелку. Он слишком устал, чтобы вступать в этот спор. Его решение уже давно было принято, и изменить его было невозможно. Как бы он ни любил свою мать и ни уважал ее мнение, никто не мог сказать ему, что делать сейчас.

Она прекрасная девушка, — сказала Френа. Нет ничего прекраснее. Я понимаю это сейчас, и учитывая все, что произошло, все, что изменилось…" Она сделала паузу, чтобы перевести дух. С уходом твоего отца я задумалась о важных вещах. О тех вещах, которые действительно важны. Я так боялась, что потеряю тебя, когда ты отправился в паломничество. И снова, когда ты отправился в поход. Жизнь коротка и трудна, и ты должен проводить ее с теми, кто тебе дороже всего".

Вулфрик открыл рот, чтобы заговорить, но мать продолжила, прежде чем он успел это сделать.

Утром я поговорю с матерью Сван. Если ты не будешь обручен с ней, она должна узнать об этом как можно скорее".

Привет, Вульфрик, — сказал Этельман. Я рад видеть, что ты выглядишь намного лучше. Что я могу для тебя сделать?

Он устал и надеялся лечь спать, когда молодой воин появился в кирхе. Вежливость всегда казалась такой искусственной, когда ее навязывали.

Есть кое-что, о чем мне нужно с тобой поговорить, — сказал Вулфрик.

Этельман поднял бровь. 'Тогда тебе лучше войти'.

Маленький магический светильник Этельмана, называемый на Юге лампой магов, был единственным, что освещало кирх. Он сел на скамью и стал ждать, пока Вулфрик начнет.

Мы уже говорили, — сказал Вулфрик. Он пожевал губу, прежде чем продолжить. О том, как его выбрал Джорундир".

На этот раз Этельман поднял обе брови. 'Да. Я помню.'

Когда мы сражались с риверами. Я чувствовал себя… странно. Я подумал, может быть, это оно и есть?

'Странно?'

'Дрожь. Зубы стучат. Чувство, будто я наблюдаю за собой со стороны, будто я настолько силен, что могу сделать все, что угодно. Жажда; желание убить все, что передо мной".

'Как долго длилось это чувство?'

'Пока опасность не миновала. Потом я почувствовал себя обессиленным. Хуже, чем истощение".

Некоторые из тех, кого выбирает Джорундир, становятся разрушительными воинами. Однако это как проклятие, так и благословение, поскольку они могут представлять опасность для всех вокруг, а не только для своих врагов. В прошлом их называли "берсерк", но я не думаю, что это справедливое имя, и дано оно было теми, кто не понимал его.

'Какая в этом польза?' сказал Вулфрик, его голос был наполнен разочарованием.

'Довольно много, когда твой враг — драугар, и ты окружен сотнями их. В этом мире, окруженном как друзьями, так и врагами, это может быть… проблемой".

'Что я буду делать? Что если я причиню вред одному из моих друзей?

То, что ты этого не сделал, — хороший знак. Это значит, что ты сохранил некоторый контроль, а не все берсеркиры были на это способны".