Друг по переписке (ЛП) - Джессинжер Джей Ти. Страница 28

Раздраженная, я кричу:

— До свидания, Эйдан!

С другой стороны двери доносится тихий смех.

— Увидимся позже, Кайла.

Я спускаюсь по лестнице на парковку, удивляясь, почему он никогда не говорит «до свидания» и почему он избегал моих вопросов об этом оба раза.

Еще больше загадок, чтобы пополнить мою коллекцию.

Я погружена в свои мысли, когда сажусь в машину и запускаю ее, но замираю, когда замечаю, что лежит на приборной панели над рулевым колесом.

Никель «буффало» D-типа 1937 года выпуска.

21

Я смотрю на монету с трепещущим сердцем, а мой разум отшатывается от зрелища так, как будто заметил гремучую змею.

Через некоторое время, собравшись с духом, я тянусь к ней дрожащей рукой. В моих пальцах она кажется ненормально холодной, как будто ее хранили в морозилке.

Но она не была в морозилке. Она была там, где я ее оставила — в ящике моего офисного стола.

И теперь она здесь.

В моей машине.

Машине, припаркованной возле бара, над которым живет Эйдан.

Я оглядываюсь по сторонам, но никого не вижу. Парковка и тротуары пустынны. Вдоль улицы — несколько машин, но они примерно в квартале отсюда, рядом с пекарней.

По-настоящему испугавшись, я снова смотрю на монету.

Произошло одно из двух. Либо я взяла ее из ящика стола и положила на приборную панель, забыв об этом. Либо кто-то другой взял ее из ящика и оставил здесь, чтобы я ее нашла.

Что не имеет никакого смысла. Кто мог это сделать? И почему?

Задрожав, я опускаю монету в подстаканник между передними сиденьями и тянусь к пассажирскому сиденью за своей сумочкой. Я только вчера вечером взяла с собой ключ от дома Эйдана, но теперь я не могу быть уверена, заперла я двери машины или нет. Я разблокировала их минуту назад?

Я не знаю. Я не помню.

Как я могу не помнить?

Пока я роюсь в сумочке в поисках мобильного телефона, во мне нарастает паника. Я перехожу к приложению безопасности и загружаю его. И чертыхаюсь, когда понимаю, что мне придется перемотать примерно двенадцать часов видеопотока, чтобы посмотреть, был ли кто-нибудь в доме, пока меня не было.

— Но этого не может быть, — шепчу я. — Сработала бы сигнализация.

Это означает, что мне бы позвонили из охранной компании Джейка, но звонков нет. Уведомления пусты.

Так что единственное адекватное объяснение заключается в том, что я оставила монету здесь и забыла.

Я прислоняюсь лбом к рулю, закрываю глаза и делаю глубокие вдохи, стараясь дышать размеренно.

Эта проблема с памятью, должно быть, вызвана чем-то большим, чем просто стрессом, но я крайне настороженно отношусь к врачам. Смерть обоих моих родителей — следствие неправильно поставленного диагноза. Моей матери — когда ее врач ошибочно диагностировал симптомы рака легких как астму. И отца — когда врач сказал, что боли в груди, которые он испытывал в течение последних двенадцати часов, не более чем изжога. Врач прописал антациды, когда на самом деле виновником был сердечный приступ. К тому времени, когда папу доставили в отделение неотложной помощи, было уже слишком поздно.

И разве я не читала где-то, что большинство смертельных инфекций «живет» в больницах?

— Тебе нужна помощь, — говорю я себе. — Перестань рационализировать.

Но что бы я вообще сказала врачу?

«Привет, я Кайла! Я слышу странные звуки в своем доме, банки вылетают из кухонных шкафов сами по себе, в моей памяти дыр больше, чем в дуршлаге, у меня появился друг по переписке из тюрьмы, и через три недели после смерти мужа я завела горячий сексуальный роман с мужчиной, который называет меня своей зайкой!

И давайте не будем забывать таинственно появившуюся монету и странного парня в шляпе, который шпионил за мной из-за дерева и не оставил никаких следов. В грязи.

Психбольница, жди!»

Просто дыши, Кайла. Просто успокойся и дыши.

Уже вернувшись домой, я в тревоге проверяю, включила перед уходом сигнализацию или нет. Но она работает так, как должна. Я ввожу код, чтобы сбросить настройки, а затем стою в прихожей, прислушиваясь.

Для чего, я не знаю.

В доме царит тишина. Оказавшись в кухне, я почти ожидаю увидеть еще больше открытых ящиков и шкафчиков, но все в порядке. Я хожу из комнаты в комнату, проверяя вещи, пока не убеждаюсь, что в шкафах и за дверями не прячутся страшилища.

Только на самом деле мне неспокойно. У меня паранойя, и я не знаю, что с этим делать.

Поэтому я делаю то, что сделал бы любой разумный человек — наливаю себе бокал вина.

Затем запираюсь в кабинете и заставляю себя работать, игнорируя тот тревожный факт, что я пью вино утром и пытаюсь притвориться, что это нормально. Но ведь все знают, что отрицание пристрастий к алкоголю — красный флаг.

— О, кого это волнует? — бормочу я, уставившись на свои наброски. — У меня есть другие поводы для беспокойства.

Через час я сдаюсь. Я роняю карандаш и тру глаза, затем иду на кухню и наполняю бокал вином. Прислонившись к стойке, я нажимаю кнопку перемотки в приложении безопасности на своем телефоне и просматриваю видео на высокой скорости.

У меня плохое предчувствие, что ежедневный просмотр записей с камеры вот-вот станет моим новым хобби.

Требуется некоторое время, чтобы просмотреть все с момента, как я ушла прошлой ночью, и до моего возвращения сегодня утром, но я не нахожу ничего необычного. Около рассвета две белки гнались друг за другом по подъездной дорожке. Сразу после полуночи толстый енот выбрался из-под поленницы на заднем крыльце и скрылся в темноте. В остальном все было по-прежнему.

Только когда я возвращаюсь в свой кабинет с очередным бокалом вина, я вижу кое-что интересное.

Маленький светловолосый мальчик лет пяти-шести играет один на лужайке за домом. Одетый в красную куртку, брюки в тон и желтые непромокаемые ботинки. Он ухмыляется, бегает вокруг, гоняясь за листьями и подбрасывая их в воздух. В какой-то момент он падает, кричит от смеха, уткнувшись лицом в траву, затем перекатывается и машет небу.

Интересно, говорю я себе, глядя на него в окно, это новые соседи? Или, может быть, чей-то внук приехал к бабушке? Я не могу вспомнить никого поблизости, у кого были бы маленькие дети.

Но почему мать мальчика решила, что позволить ребенку поиграть на лужайке у меня за домом — хорошая идея? Дом стоит посреди двух акров леса. Нужно постараться, чтобы попасть сюда. Если только они не гуляли по пляжу. И вообще, где его мать? Поблизости нет ни одного взрослого. Просто этот веселый маленький дошкольник рвет мою траву.

Вздохнув, я ставлю бокал с вином на стол и выхожу из комнаты. Я прохожу через кухню, прачечную, затем через гараж и выхожу через боковую дверь на задний двор.

Однако когда я оглядываюсь, ребенка нет.

Я кричу:

— Эй? Здесь есть кто-нибудь?

Единственный ответ, который я получаю — одинокий крик чайки, кружащей высоко над головой.

Продрогшая, потому что забыла надеть куртку, я обхожу дом с тыльной стороны и смотрю вниз, на улицу. Никого нет. Подъездная дорожка пуста. Я оглядываюсь на пляж, но он тоже пуст. Как и лес по обе стороны от дома.

Раздраженная, я бормочу:

— Куда ты делся, маленький засранец?

Последнее, что мне нужно, это чтобы какой-нибудь тупой мальчишка сломал ногу, споткнувшись о камень на моей территории. Я прямо вижу, как надвигается на меня судебный процесс.

Я трачу еще пятнадцать минут на поиски, затем сдаюсь и возвращаюсь в дом за еще одним бокалом вина. Затем мне приходит в голову идея просмотреть запись с камеры за последние полчаса, чтобы узнать, куда делся маленький блондинчик.

Но когда я открываю приложение, все, что я получаю, — это статика. На экране не видно ничего, кроме пикселизированного снега.

Здорово. Система безопасности работает так же хорошо, как и электрика. Может быть, мне стоит просто продать это место и переехать.

Чувствуя себя побежденной, я возвращаюсь к своему столу и работаю до конца дня.