Друг по переписке (ЛП) - Джессинжер Джей Ти. Страница 30
Мне с трудом удается покачать головой.
— Ну-ну, дорогая, пожалуйста, не пугайся. Я знаю, что оказаться тем, кого преследует призрак — это немного чересчур для наших умов двадцать первого века, но мы пройдем через это вместе.
Может быть, я все еще сплю. Может быть, это просто дурной сон. Может быть, все то вино, которое я выпила вчера, ударило мне в голову и убило больше клеток мозга, чем обычно.
Всегда практичная, Фиона становится деловой.
— Что нам нужно, так это спиритический сеанс.
Я решительно говорю:
— Это смехотворно.
— Нет, федеральный налог — вот что смехотворно. А это просто ситуация, которую необходимо исправить. — Фиона прихлебывает чай и издает звук удовольствия. — Как можно скорее. Чем дольше дух находится в ловушке этого измерения, тем больше вероятность того, что он не сможет уйти.
— Фиона, у меня в доме нет привидения!
Она неодобрительно цокает языком в ответ на мой тон.
— Я знаю, это тревожит, дорогая, но, пожалуйста, постарайся держать себя в руках. У шотландцев генетически заложено отвращение к явному проявлению эмоций, и мне бы не хотелось думать о тебе хуже из-за такой мелочи, как то, что тебя преследуют. Теперь, как насчет нарушений зрения? Ты не видела ничего странного вокруг этого места?
В моем сознании вспыхивает образ странного, враждебного человека в шляпе, прячущегося за деревом, который не оставил после себя никаких следов. А еще был маленький светловолосый мальчик, играющий во дворе…
Мальчик, которого не засняла моя камера слежения, вместо этого представив мне запись статических помех.
Ужас охватывает меня, начиная с ног и медленно продвигаясь вверх по телу, пока я не оказываюсь в холодной, крепкой руке костлявого страха.
Будто узнав все, что нужно, Фиона глубокомысленно произносит:
— А.
Продрогшая до костей, я говорю:
— Это невозможно. Призраков не существует.
Фиона улыбается. Басовитый раскат грома прокатывается по небу. Дождь усиливается, барабаня по окнам и по крыше.
Затем верхний свет сам по себе выключается и включается три раза, как самодовольный сверхъестественный придурок.
22
— Теперь слушай внимательно, — говорит Фиона, снова становясь деловой. — Мне нужно сказать тебе кое-что важное.
— Что?
— Что бы ни случилось, не говори призраку, что он мертв. Они понятия не имеют, что их больше нет в живых.
Я убеждена, что мы оба где-то в обитой войлоком камере ведем этот разговор. Это действительно единственное разумное объяснение.
Когда я сижу и недоверчиво смотрю на Фиону, она продолжает.
— Призраки — это просто души, которым есть что рассказать. Когда человек умирает трагически или насильственно, его дух часто не может двигаться дальше. У них есть незаконченные дела, которые привязывают их к этому миру. Пока гештальты не будут закрыты, они останутся здесь, преследуя людей и места, которые значили для них больше всего, пока они были живы.
— Ты вообще слышишь, что ты говоришь?
Она выгибает бровь.
— Я понимаю, что это трудно для тебя, дорогая, но не нужно быть резкой.
Пристыженная, я вздыхаю.
— Прости.
— Как я уже говорила… что я говорила?
— Призракам нужно успокоиться.
— Да, это верно. И пока этого не случится, они застрянут здесь, скитаясь по земле в страданиях.
Она выжидающе смотрит на меня.
— Ты говоришь, что нам нужно помочь этому призраку, которого не существует и который определенно не преследует меня, закончить дела на земле.
Фиона сияет.
— Все верно.
Великое дело. Она хочет, чтобы я бросила искусство и стала проводником для заблудших душ.
— Я надеюсь, ты не обидишься на это, но это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышала.
По выражению лица Фионы я могу сказать, что она определенно оскорблена.
Она принюхивается, задирая нос.
— Хорошо. Если тебе не нужна моя помощь, я не могу заставить тебя принять ее. — Она встает, относит свою кружку в раковину и выливает остатки чая в канализацию. Ополаскивая кружку, она говорит через плечо:
— Тебе нужно сегодня убрать свой кабинет?
— В самом деле? Мы просто будем вести себя так, как будто этого разговора никогда не было?
Она поворачивается, чтобы смерить меня холодным взглядом.
— У меня сложилось впечатление, что погрязать в отрицании — это то, что тебе нравится.
— Ох. Это было жестоко.
— Я не из тех, кто все приукрашивает.
Я сухо говорю:
— Ох ты, по тебе и не скажешь.
Мы смотрим друг на друга через всю комнату, пока я, наконец, не сдаюсь.
— Ладно, даже если бы я согласилась с этим безумием — чего я не делаю, я просто обсуждаю возможность — что тогда?
Выражение ее лица смягчается. Фиона ставит кружку на подставку для слива рядом с раковиной и возвращается на свой стул.
— Тогда мы попытаемся связаться с духом, чтобы узнать, чего он хочет.
— Ты снова возвращаешься к спиритическому сеансу.
— Верно.
Мы пристально смотрим друг на друга через стол, пока я пытаюсь вытащить свой мозг из космоса, куда он отправился, чтобы хорошенько отдохнуть от этого нелепого разговора.
— Или, может быть, мне просто стоит сходить к психотерапевту. Лучше потратить деньги на него.
— О, никаких счетов, моя дорогая. Она могла бы сделать это в качестве личного одолжения.
— Кто она?
— Моя сестра. Она медиум.
К этому моменту новый лакомый кусочек информации меня даже не смущает.
— Конечно, она медиум. И как можно попасть на такую работу?
— Ну, ты рожден для этого, не так ли? Это дар.
Я с сомнением повторяю:
— Дар.
— Что-то, что приходит само собой, например, твои художественные способности.
— Только с мертвыми людьми.
— Вот именно.
— И она может гарантировать, что этот не-дух, который не преследует меня, уйдет после этого?
— О нет. Это полностью зависит от духа. И всегда есть шанс, что… — она прикусывает внутреннюю сторону щеки.
— Не оставляй меня в подвешенном состоянии. Я и так достаточно взвинчена.
— Ну, не все духи дружелюбны. Некоторые из них мстительны и полны ярости.
Я хихикаю.
— Значит, они раньше работали на железной дороге.
Голубые глаза Фионы сверкают. Ее голос понижается.
— Это не шутка, моя дорогая. Нужно проявлять крайнюю осторожность, когда имеешь дело с существами из другого мира. Они очень непредсказуемы. Если их спровоцировать на гнев, они вполне способны на насилие.
Дрожь страха, которую я чувствовала ранее, возвращается, пробегая по мне и оставляя после себя мурашки.
— Как призрак может быть способен на насилие, если у него нет тела?
— Точно так же, как он может переставить мебель или сбросить что-то с полки.
— Я не понимаю.
На мгновение она собирается с мыслями.
— Дух — это проявляющая себя энергия, сродни электрической буре, набирающей силу до тех пор, пока она не разрядит молнию. Когда дух расстроен, эта эмоция — эта энергия — преобразуется в физический результат. Отсюда твои открытые ящики в шкафу. — Она смотрит вверх. — Или мерцающий свет.
Я с трепетом смотрю на потолок, наполовину ожидая увидеть ухмыляющегося зеленого гоблина, парящего над головой.
— Итак… теоретически, не то чтобы я во все это верила… дух, который живет в моем доме, зол?
Она тихо отвечает:
— Я бы сказала, что дух, который живет в этом доме, чертовски разъярен.
Когда я пораженно смотрю на нее, она добавляет небрежным тоном:
— Или духи, множественное число. Этот дом очень старый. На самом деле никто не знает, сколько беспокойных душ скрывается вокруг. Может быть, десятки.
— Десятки? Ты хочешь сказать, что я живу в аду?
— Ад — это состояние души, моя дорогая. Реальность — это просто то, во что мы верим. Каждый из нас создает свою собственную правду, даже призраки.
Это заявление — самая тревожная вещь, которую она сказала за весь разговор.